– А, новенький, – отмахивается Михалыч, параллельно строча кому-то сообщение. – Пару раз катался.
– Новеньких я люблю, – кровожадно улыбаюсь, а Михалыч гортанно смеется и вслух жалеет, что такой кадр потерян.
– Он еще и камикадзе, – доверительно сообщает, оглядываясь на автомобиль за спиной. – Говорит, буду только с Овчинниковым ехать. Мол, когда такой шанс еще представится. Студентик мутный, конечно, дурачок, но тем интереснее. Все-таки твой последний заезд, ставки высокие. Всем хочется увидеть, как ты в финале карьеры раздробишь кому-то тачку.
Мне не нравится быть чьей-то мечтой – это выглядит подозрительно. Внимательнее всматриваюсь в машину соперника, мозги работают в ускоренном режиме, и что-то начинает вырисовываться. Да ну нах… не может этого быть. Он самоубийца?
– А где смельчак? – спрашиваю, когда Михалыч переходит к осмотру моей тачки.
– Курит, наверное, где-то, – пожимает плечами, а я верчу головой, выглядывая соперника.
И нахожу. Ко мне, улыбаясь во все свои кривые тридцать два, идет Соловьев. Он останавливается у своей машины, в десяти шагах от меня, и большим пальцем проводит по шее, намекая, что мне крышка. Его глаза лихорадочно блестят, но на этот раз он трезв. Во-первых, его никто бы не выпустил, во-вторых, он же не самоубийца. Но на всякий случай спрашиваю у Михалыча, проверяли ли они Соловьева на предмет трезвости, и в ответ получаю короткое «угу».
– По машинам! – раздается громкая команда, и у меня уже нет времени на размышления.
Приходит время гонки, и азарт вытесняет все мысли. Ты хочешь войны, утырок? Ты ее получишь. Не знаю, на что рассчитывает этот уродец, но сегодня я сниму банк, а он пойдет домой с голой задницей. Оглядываюсь в последний раз, нахожу Арину, стоящую у бортика в окружении моих друзей. Она машет рукой, пытается хоть так убедить меня передумать, но я не буду сворачивать назад. Я не стану капитулировать перед Соловьевым. Губы Арины дрожат, Юра вылезает вперед и хмурится, орет что-то неразборчивое – матерится, наверное.
Может быть, не стоило привозить сюда Арину? Но сделанного не воротишь, и я ныряю в салон, дверцу захлопываю и крепко обхватываю руками руль. Время адреналина, скорости и быстрых решений. Соловьев истерически жмет на клаксон, изо всех сил привлекает мое внимание, только хрен ему. Жду сигнала. Когда красивая девушка в коротких шортах дает эффектную отмашку, топлю на газ, пригибаясь к рулю, и знакомая волна дрожи проходит от кончиков пальцев до пяток, пронизывает насквозь. Как пуля, навылет. Три, два, раз. Поехали!
26 глава
Арина
– Зачем Мир с ним едет? – орет мне на ухо Юра.
Будто я знаю! Это какой-то сюрреализм, дурной сон, и я трясу головой, но это вряд ли поможет проснуться. Что Соловьев вообще тут делает?! Придурок! Несмотря на все потуги сбросить морок, изменить реальность, все, что я могу – наблюдать за разворачивающейся на моих глазах гонкой. Мир исчезает в своей машине, улыбнувшись мне напоследок. Нет, слово какое неудачное в голову лезет! Почти синхронно хлопают дверцы. Высокая стройная девушка в коротких шортах плавной походкой идет к освещенной прожекторами площадке перед автомобилями и останавливается в центре. В ее руках флажки – я видела такие в каком-то американском фильме. Только, кажется, в том фильме все закончилось очень плохо. Нет! Мысль материальна! Я должна и буду думать только о хорошем, тогда ничего плохого не случится. Никогда.
Девушка встряхивает светлыми волосами. На ней, кроме микроскопических кожаных шортиков, лишь обтягивающая черная майка и армейские ботинки на тугой шнуровке. И это в ноябре! Она тянет время, играет на публику, улыбаясь зрителям, и ее поведение пусть для меня диковатое, но очень уместное: толпа волнуется, превращаясь в живое море, и волны его – чистая смесь гормонов. Возбуждение, драйв, эмоции, секс.
Взмах флажков, разрубленный черно-белым полотнищем воздух. Рев моторов, старт. Свист ветра и скрежет шин, кажущийся оглушительным даже с такого расстояния. Атмосфера накаляется, возбуждение можно черпать ложками. Люди выкрикивают имя Мирослава, и я бы гордилась тем, что моего парня настолько обожают, но расслабиться не дает тревога, комком застрявшая внутри.
– Сейчас Мир его уделает! – не унимается Юра. – Не боись, подруга, Пашка на своем ржавом ведре для Мира не угроза.
Киваю, словно китайский болванчик, соглашаясь. Цепляюсь руками за ограждение, пальцами в прохладный металл впиваюсь, и ветер свищет вокруг. От рева моторов и криков глохну, от вспышек чьих-то камер и света фонарей слепну. Закрываю глаза, молюсь про себя, чтобы в моей жизни не случилось еще одной аварии. Пожалуйста-пожалуйста, пусть все будет хорошо. Вселенная, ну что тебе стоит? Ты же слышишь меня? Слышишь?
Рывок, поворот. Машина Мира вырывается вперед, но всего лишь на несколько сантиметров – разница почти не видна. Мир чуть уводит автомобиль в сторону, Паша налегает сбоку, пытается спихнуть соперника с полосы, вытолкать, обезоружить. Это не гонка, это бой. Драка не на жизнь, а на смерть. Мир притормаживает, дает Соловьеву возможность насладиться иллюзией триумфа и мощным рывком вылетает вперед.
Соловьев упорный. Прибавляет скорость, пытается подрезать левое колесо, и Мир сдает вправо, в последний миг уходя из-под удара. Он ловкий, и я начинаю верить, что все закончится хорошо. Мальчики пободаются, выяснят, кто из них круче, и разойдутся по разные стороны баррикад. Сердце гулко стучит в висках. То жмурюсь, отворачиваясь, то снова распахиваю глаза, чтобы увидеть очередной финт Соловьева. Ну вот, почему ему не сидится спокойно? Реванша захотел? Хоть так уничтожить репутацию Мирослава и победить? Но разве он не понимает, что так ничего не решить? Ведь Мирослав никогда не нападал первым! Да, мне все еще неприятно вспоминать драки и синяки, но Мир не был причиной мордобоя.
Когда трасса заходит на вираж, а до финиша остается не так уж много, Соловьев вдруг вырывается вперед и толкает Мира вбок. Толчок, скрежет. Машина Мира идет юзом, словно теряет управление, и автомобиль Паши крутится волчком. Перед глазами все, будто в замедленной съемке. Вспышками, кадрами. Я вскрикиваю, и мой голос вдруг звучит слишком громко – толпа стихает как-то разом. Или мне так кажется? Тишина тяжелым ватным облаком падает на плечи, придавливает, становясь плотной и осязаемой.
Но я все еще слышу звук столкновения, и паника клокочет внутри. Я открываю и закрываю рот, пытаюсь взять себя в руки, но слишком много воспоминаний наваливается на меня. Они жесткой хваткой держат меня за горло, тащат за собой в мой личный ад, в мое прошлое. В тот зимний вечер, разделивший мою жизнь на до и после. В день, когда мне исполнилось пятнадцать, и я стала вдруг взрослой. Матные выкрики рядом разрушают иллюзию, возвращают меня в день сегодняшний, и я наконец могу свободно дышать. Чьи-то руки хватают меня за плечи, резко оборачивают и крепко держат, а толпа снова ревет разноголосьем.
– Не смотри туда, не смотри! – Юрка пытается удержать меня, только куда ему со мной справиться?
– Пусти, – ору, стараясь перекричать толпу, взбудораженную произошедшим на трассе. – Да пусти же ты!
Где во мне эта злость берется? Где силы находятся оттолкнуть здорового крепкого парня и перемахнуть через парапет? Вроде бы меня пытаются остановить, но я не понимаю кто. Это неважно. Важно увидеть Мирослава, узнать, что с ним. Почему он не выходит из разбитой машины? Почему?!
– Арина, стой! – орет кто-то, до боли знакомый, но я бегу, ломая ноги, туда, где вдалеке столкнулись две машины, да так и замерли, изувеченные.
Вокруг люди, люди… их так много, мне совсем незнакомых. Они мешают пройти к машинам. Распихиваю неудачно подвернувшихся на пути, мешающих, совершенно молча протискиваюсь вперед, потому что мне нужно, мне жизненно необходимо увидеть все своими глазами. Вдруг становится страшно. Страшно осознать, что на самом деле могло произойти. Мысли бессвязные, горькие и противные, от них неуютно, а сердце будто бы совсем не бьется. Его нет во мне, оно навечно отдано красивому мальчику, заменившему целый мир. Мальчику, который научил любить мир и смотреть на него не через призму боли и недоверия.
