— Федь, я серьёзно. — Обнимаю ладонями его запястья. — Как ты здесь со всем справляешься?
— Макс на связи. — Распускает бублик на моей макушке, делая меня растрёпанной.
— И всё? — продолжаю допытываться я. — А твой брат?
— Ему семнадцать. Мать прилетела на похороны.
— Твоя мать живёт не здесь?
— Нет.
Кажется, на этом лимит его терпения заканчивается, потому что, сказав это, он сплетает наши пальцы и двигается в сторону выхода из квартиры, прихватив ключи от машины. Поднимает с пола свою куртку и набрасывает на мои плечи, быстро поцеловав в нос.
На улице пасмурно, но гораздо теплее, чем вчера. Больше похоже на удушливый штиль после бури. Здесь даже есть люди, и они передвигаются по тротуарам и пешеходным переходам. Пока мы движемся по городу в общем трафике, на нашу машину не обращает внимание только ленивый или собака на поводке.
На телефоне у меня висит пропущенный от мамы, но когда я ей перезваниваю, она не отвечает. Жуя губу, сочиняю для неё подходящую чушь и не забываю написать о том, что у нас всё нормально, после чего убираю телефон в карман толстовки.
Федя тормозит на парковке громадного торгового центра, которого на моей памяти здесь раньше не было. Все тридцать минут, которые у меня занимает подбор продуктов для нашего обеда, ужина и завтрака, Немцев молча ходит за мной, запихнув руки в карманы джинсов и рассматривая полки с товарами.
Забив тележку, тащу его в текстильный отдел, потому что мне, как и любому нормальному человеку, удобнее функционировать в трусах и сквозняки между ног — это развлечение на любителя.
— Как тебе такие? — поворачиваюсь к Феде, держа в руках хлопковые трусы с отпечатком кошачьей лапки в самом интересном месте.
Опершись локтями на ручку тележки, усмехается. Выпрямившись, снимает маленькую вешалку у меня над головой и рассматривает трусы с чебурашками, после чего молча бросает их в корзину.
— Мы точно не в детском отделе? О, какие милые! Возьмём?
Демонстрирую Феде набор повседневного нижнего белья с собаками корги в женском и мужском варианте. Это серьёзно кто-то носит?
— Я это не надену, — чрезмерно серьёзно предупреждает он, будто эти трусы угрожают его чести и чести его предков.
— Ты что, сноб? — смеюсь я, перебирая стопки и хихикая. — Я никому не скажу. Никто не узнает. Так что?
— Не-а, — отвечает рассеянно, глядя куда-то поверх моей головы.
— А если я попрошу? — обнимаю его за шею, встав на цыпочки.
Его глаза опускаются на меня, а потом снова смотрят за мою спину. Из них пропадает всё веселье. Обернувшись, не вижу ничего примечательного.
— Я умею просить, Феденька, — тяну к себе его голову, прижимаясь губами к его скуле. — Может, мне просто с трансформерами поискать? Бамблби там, Оптимус?
Плечи Феди под моими пальцами напрягаются, и я оборачиваюсь опять, только на этот раз вижу в паре метров от нас застывшую в проходе парочку покупателей. Девушка, с виду наша ровесница, и женщина, судя по всему, её мать. Они обе блондинки и сходство между ними семидесятипроцентное.
И они обе смотрят на Федю, хотя женщина пытается отвести глаза. А вот девушка смотрит на него так, что я чувствую себя третьей лишней, потому что Немцев смотрит на неё так же...
Напряженно. Сжав челюсти и нахмурив широкие брови.
Замолкаю и стекаю с его шеи, бегая глазами от одного к другому.
— Привет… — говорит блондинка, метнув в меня быстрый взгляд. — Прими мои соболезнования...
— Привет. Спасибо, — кивает Федя, убирая руку с моей талии. — Добрый день, — обращается он к женщине, которая отвечает кивком и сдержанной улыбкой.
— Ты давно вернулся? — спрашивает блонди, снова посмотрев на меня и поджав губы.
— На неделе, — отвечает Немцев.
Смотрю в его лицо, подняв глаза.
Он… просто неисправим. Я клянусь, просто неисправим! Потому что сегодня воскресенье, и его ответ, он вообще ни о чём не говорит. Но мне плевать на это… мне плевать, потому что эта сцена выбила весь воздух из моих легких. Потому что между ними двумя витает такое напряжение, что его ощущаю даже я! К горлу подкатывает внезапный ком, впервые рядом с ним я чувствую себя лишней.
— Ясно… — слышу за своей спиной. — Ну, пока?
— Увидимся, — кивает Немцев.
Кидаю связку трусов в нашу корзину и, обернувшись, холодно смотрю на девушку. Она миловидная. С грудью не меньше трёшки и стройными, обтянутыми джинсами бёдрами.
Смотрит на меня несколько секунд и переводит взгляд на Федю, будто собирается сказать что-то ещё, но в итоге разворачивает тележку и скрывается за стеллажом вместе с женщиной.
Прочистив забитое комом горло, сипло спрашиваю:
— Кто это?
Глава 20
— Одноклассница, — коротко отвечает Федя, мотнув головой на забитые текстилем полки. — Выбрала?
Молчу, вцепившись в ручку тележки. Смотрю в его глаза, когда поворачивает голову. Он отвечает мне каменным спокойствием, а я могу думать только о том, как он на неё смотрел… На свою “одноклассницу”.
Внезапная неуверенность в себе и в нём обрушивается на меня ледяным потоком.
Бегаю глазами по смуглому лицу. По упрямо выпяченному подбородку, по плотно сомкнутым полным губам. По каждой знакомой черте его грубого, вечно серьёзного лица.
Ему… определённо нравятся блондинки.
Каким ветром его занесло на мою территорию? Рыжую, веснушчатую, напрочь лишённую груди? Ему всё это нравится, вот каким. Ему нравится моя кожа, мои волосы. Исходя из его кошмарных комплиментов — он мой со всеми потрохами! Мой! Но если бы я увидела эту “одноклассницу” со спины, не отличила бы от безупречной фрау Евы, которую он трахал так, что та таскалась за ним как какая-то пиявка.
Он выбрал её, потому что ему
