озере. Забурились всей семьей на яхту. Город до сих пор потряхивает от этой вечеринки. Тыква потом с подружками в клубе до семи утра тусанула, а мы с её батей рыбу ловили и в общем и целом нашли общий язык.
— И маршрут ваш пришли, я от Тыквы так и не получил конечный вариант.
— Потому что его нет, — поясняю я. — Может, ей ещё что-то в голову придёт. Три дня прошло, там всё что угодно могло за это время скопиться.
— Ты бы контролировал это. На то ты и мужик.
— Спасибо, что напомнили.
— Ага. Всегда пожалуйста.
— Приехала, — говорю ему в трубку, как только вижу на подъездной дорожке белый “мерседес”.— Супруге привет.
Отключаюсь без прелюдий и, сняв с шеи полотенце, босиком выхожу из дома.
Июльское утреннее солнце бьёт по глазам. Щуря их, иду к торчащей из багажника упругой заднице, еле прикрытой зелёной джинсовой юбкой. Кеды на ногах такие же белые, как и сами ноги.
Блять.
У меня стоит на этот её оттенок кожи, приправленный светло-коричневыми веснушками. Летом это выглядит особенно впечатляюще. Никогда не видел такого, пока не встретил её, а теперь это моя реальность, и я знаю, что на неё стоит у каждого третьего мужика, что дико меня бесит.
— Ты долго, — объявляю, перехватывая у неё какую-то тяжеленную коробку. — Что это за херня?
— Господи-Боже! — Подпрыгивает, хватаясь за сердце и ударяясь макушкой о крышку. — Ай!
— Тихо ты… — Придерживаю крышку одной рукой.
Шипит, потирая голову.
— Я думала, ты на тренировке... и не спешила. Заехала вот на барахолку…
— И прикупила старья? — заглядываю в коробку, пока её глаза шарят по моему голому торсу.
Зажав коробку под мышкой, обхватываю её голую талию и прижимаю к себе.
— Это винтаж! — Обнимает мою шею, запрокидывая голову. — Привет…
Она волосы в Москве подстригла, и я офигел, когда увидел фотку в мессенджере. До сих пор не привыкну к этой херне. Разве можно вот так просто хренануть волосы, не посоветовавшись? Сейчас они еле до плеч достают, и меня прёт в разные стороны оттого, что теперь она выглядит моложе раз в десять. И худее тоже.
— Мы съезжаем, ты не забыла? — напоминаю, кивнув на коробку. — Зачем нам это барахло?
— Захотелось, — пожимает плечом. — Адель и Никитос передавали тебе привет.
— Никитос тоже передавал?
— Ну, он сказал “бу-гу” и “угу”, — хихикает, кладя щеку на мою грудь.
— Класс.
Положив подбородок на её макушку, смотрю на двор своего дома.
Я тут с шести лет живу. Это мой дом. После нашей кругосветки мы с Тыквой сюда больше не вернёмся. Куда подадимся, сами пока не знаем. Побудем пока бездомными. Кир тоже не против дом продать. Он умотал в Питер, как только списки пришли по приёму в его вуз. На восемнадцать лет купили ему там хату в центре с видом на каналы. Хотя могли сэкономить на виде из окна, потому что кроме собственных компов он никуда больше не смотрит.
Смотрю на пустой собачий вольер и на пустые окна дома.
Расстаться с чем-то настолько значимым нелегко, но жизнь обычно не спрашивает разрешения, перед тем как устроить тебе краш-тест.
Тоня обставила нашу комнату и наши кабинеты с таким разбегом фантазии, что теперь экскурсии туда водит. Толпы блогеров, хрен знает, где она их берет. У неё подружка есть — дизайнер Вика. Они день и ночь что-то перетирают, и та вроде хотела, чтобы Тыква её дочь крестила. Отец у её дочери — мой знакомый Тоха, у него на озёрах свой опен-эйерный клубешник, и ещё один в городе...
— Ты собак отвёз к бабуле? — вырывает меня из мыслей, крутя головой в разные стороны.
Целую её волосы.
— Вчера. Она спрашивала, почему я, мудила такой, на тебе не женюсь.
— А ты что?
— Сказал, что ты за меня не хочешь. Что ты ультрасовременная.
— Немцев! — взвизгивает, заглядывая в моё лицо. — Так и сказал? Бабулю инфаркт хватит!
— Иди ко мне… — Склоняюсь, собираясь её поцеловать, но перед этим спрашиваю на полном серьёзе: — Выйдешь за меня?
— Повторишь ещё раз на Мачу-Пикчу, тогда выйду... — Встаёт на носочки, бодая мой нос своим.
— Не вопрос… — ловлю её губы я.
КОНЕЦ
