степени, что Феде приходится выпустить меня и позволить рухнуть на пол, где я верчусь. Скулю, всхлипывая и путаясь в своих лосинах, а потом плачу, закрыв руками лицо. Чувствуя полное опустошение. Моральное и физическое. И полную неспособность позаботиться о себе самой. От этого я чувствую себя уязвимой как никогда в жизни.
— Иди ко мне… блин… т-с-с-с… тихо… иди ко мне...
Цепляюсь за его шею и прижимаюсь к ней носом, продолжая всхлипывать. Подхватив меня на руки, несёт куда-то по коридору. Мне плевать куда, если там будет он.
Коротко дышу, закрыв глаза, и сжимаю его шею ещё крепче. Он только что довёл меня до оргазма, от которого я чуть не умерла...
— Т-ты… с-со мной из-за с-секса, д-да? — спрашиваю, стуча зубами.
— Ты сегодня мало получила? — Пинает ногой дверь, внося меня в спальню и укладывая на развороченную нами ночью кровать. — Ещё отсыпать?
О нет…
Опустившись на корточки, снимает с меня кеды и лосины. На его щеках и шее красные пятна, ширинка выглядит развороченной.
Вяло выбираюсь из своей толстовки и бросаю её на пол, понимая, что мне нужны мой чемодан и моя одежда. Вчера, выходя из дома, я не рассчитывала, что выхожу на два дня.
Натянув на нос одеяло, слежу за тем, как Федя снимает джинсы, оставаясь в одних боксерах. Трёт кулаком глаза. Сонный и рассеянный. Из кармана на пол падает телефон.
— Фе-е-е-дя… — зову нетерпеливо.
— Сейчас… — Проигнорировав телефон, откидывает одеяло и укладывается рядом.
Подползаю к нему и забрасываю ногу.
От наших голосов по комнате гуляет эхо, и холодный дождь за окном усыпляет своим шуршанием моё уставшее тело. Пальцы Немцева чертят на моём плече успокаивающие круги, а сам он такой тёплый.
— Эт-то н-не опас-сно для з-здоровья?
— Трахаться? — спрашивает Федя, подкладывая руку мне под голову.
— Просто скажи… что я не ум-мру... — говорю тихо, глядя в его умиротворённое и расслабленное лицо.
— Не слышал о таком побочном эффекте.
— Так что? — вздыхаю, устало прикрыв глаза. — Ты со мной, потому что...
Кажется, я сейчас отключусь, прямо как Федя после нашего первого секса.
Он вообще кончил? Хочу спросить об этом, но язык совсем не слушается.
— Я тебя люблю, поэтому я с тобой, — слышу его голос. — Это, по-моему, и так понятно.
— Давно?
— Что давно?
— Любишь...
— Наверное.
Внутренне закатываю глаза, и снова вздыхаю:
— И я тебя.
— Что ты меня?
— Люблю, дурачок. Федь?
— М-м-м?
Сглотнув, хрипло спрашиваю:
— А если у нас... не получится?
— Уже получилось, — отвечает он.
Глава 22
— Как вы тут управляетесь?
Запихиваю в рот целую горсть картошки фри, взбалтывая в стакане ледяную колу, и возвращаю на плечо белый банный халат, который всё время с него съезжает.
— У нас последние лет пятнадцать домработница, — говорит Федя, забрасывая предплечья на бортик бассейна. — Сейчас ногу сломала. На больничном…
Его глаза шарят по моим мокрым волосам и голым ногам, вытянутым на мягком шезлонге.
Остановив задумчивый взгляд на моих коленях, почёсывает языком зубы.
Позволяю ему смотреть, сколько влезет.
Мои колени выглядят так, будто я проехалась ими по асфальту. Просто у меня такая кожа: очень чувствительная к короткому ворсу ковровых покрытий.
Еле ворочая челюстью, пытаюсь проглотить фастфудный бургер, который привезли полчаса назад, и, пока мы плавали голышом в этом огромном бассейне, он успел остыть и стать несъедобным.
Эта еда не для меня.
Вздохнув, бросаю его обратно в пакет.
Я бы не смогла готовить в ближайшее время, даже если бы у моего виска держали пистолет, но я такая голодная, что готова отгрызть свою руку. Видимо, мне придется что-то приготовить, потому что Немцев, как и я, ни черта из этого не съел. Он не может быть менее голодным, чем я. И когда я вспоминаю почему, он сразу читает это на моём лице, потому что смотрит на меня, слегка откинув мокрую голову и усмехаясь.
— Эм-м-м… почему не найдёшь другую домработницу? — смотрю на его голые плечи, по которым стекает вода. — Они у вас тут что, все закончились?
— Забыл.
Забыл. Это неудивительно, чёрт возьми. Я просто шокирована тем, что о нём узнала.
— Чем вы вообще питаетесь? — спрашиваю грубовато, подтягивая ноги к груди.
— Едой, — ровно отвечает Федя.
— Немцев, — предупреждающе давлю я.
Всё это совершенно не смешно. И его ирония, и это насмешливое спокойствие… всё это просто настоящее дерьмо и чушь собачья!
Я видела, как он наблюдал за мной, как только ступила во двор. С волнением, вот как. Он познакомил меня со своей собакой... мне кажется, этот старый пёс его единственный друг. И это так много рассказывает мне о моём Немцеве.
— Доставку берём. Съедобно и не надо париться, — спокойно поясняет он.
Говоря “вы”, я имею в виду его младшего брата, которого за весь день ни разу не увидела. Это неудивительно. В доме Немцевых при желании можно потерять китайскую туристическую группу.
И они живут здесь вдвоём!
Теперь вдвоём.
Моё сердце сжимается от этого. Оттого, что мой Немцев как будто никому не нужен. Уж точно он не нужен своей матери, которая слиняла в Сочи или ещё чёрт знает куда, как только по его отцу закончилась панихида. Вспоминая их разговор с Максом, я злюсь! Да, злюсь. И обвожу глазами свод пятиметрового, сложенного из бруса потолка над своей головой.
Боже… этот дом гигантский.
Трёхэтажный. С гаражом на восемь машин! С автопарком, стоимостью
