От слов Даши мгновенно впадаю в ступор. Улыбка тает на губах. Беспокойство холодной змеей, извиваясь, ползет куда-то за ворот.
Настороженно вглядываюсь в личико Дарьи. Оно выглядит взволнованным. Да тут не сострадание, а соболезнования! Прихожу к неутешительному выводу: девушка услышала что-то такое, что не предназначалось для ее ушей.
Осторожно прощупываю почву:
– Какое у него настроение, Даш?
По тому, как она отводит глаза, понимаю, что ничего хорошего не стоит ждать. Значит, намечается серьезный разговор. Хотя, собственно, чего еще ожидать от беседы с человеком, с которым прожила почти девятнадцать лет в нелюбви и непонимании друг к другу?
– Он не один, – чуть помявшись, добавляет совсем тихо. – Речь шла о вашей свадьбе…
Обескуражено свожу брови на переносице. Сазонов? Кто еще, как не Илья?
Что на этот раз затеяли эти двое, чтобы отравить мою жизнь? Раздосадовано прикусываю губу. Зря я не ответила на звонок Ильи. Возможно, Сазонов психанул и побежал жаловаться на поведение нерадивой невесты.
Неспроста от него висит больше десятка пропущенных с самого обеда! А что, если все гораздо серьезнее, и они решили не тянуть со свадьбой?
Одёргиваю плиссированную юбку скромного платья цвета жемчуга. Нет смысла гадать. Поблагодарив горничную, спешу вниз по лестнице в сторону кабинета. Ладонь свободно скользит по гладкой поверхности резных перил из лиственницы.
Легкий стук в дверь – не более, чем формальность, поэтому, не дожидаясь ответа, вхожу. Почти с порога ощущаю тяжелую энергетику. Давит. Здесь все пропитано статусом, как тяжелой артиллерией. Один только висящий на стене герб страны, выструганный из цельного куска карагача, чего стоит. Кабинет отца декорирован обоями, рисунок которых похож на золотые соты пчел. Забавно, ведь это является символом Наполеона Бонапарта.
Почти бесшумно ступаю тканевыми туфельками по полу, который устлан дорогими персидскими коврами в имперском* стиле. Обилие золоченых деталей – все это дань королевскому образу интерьера, который, несомненно, призван потакать тщеславию отца. Прячу саркастическую улыбку в уголках рта. Дизайнер справился со своей задачей на пять. Как хороший психолог, он с точностью до единицы прощупал не совсем здоровую тягу моего отца к власти. Стеллаж из ценных пород дерева, массивный стол, рабочее кресло – любимая обитель хозяина дома. Именно здесь он готов проводить все свое свободное время.
– Ты меня звал? – сухо спрашиваю, встречаясь с ледяным взглядом родителя.
– Да, Екатерина, – голос совершенно лишен эмоций, но лихорадочные красные пятна на скулах заставляют более внимательно приглядеться к отцу. Мышца на щеке судорожно подергивается, намекая на ураган эмоций. Да он не просто нервничает, а выбит из колеи! Никогда не видела его таким.
Сердце тревожно пропускает удар, и я машинально кладу руку на заметно округлившийся живот. Как вкопанная, останавливаюсь на пороге кабинета, когда замечаю широкоплечую фигуру у окна.
Стэфан Дицони!
Мурашки бегут вдоль рук от нервного напряжения. Меньше всего я ожидала, что увижу Стэфана Дицони здесь – в этом доме! С какой-то тоскливой жадностью смотрю на его, словно высеченный из скалы, профиль. Четкий. Гордый.
Неожиданно Стэфан оборачивается, и я встречаюсь с его глазами. Каждый раз забываю, какие они необычные. Гетерохрония делает их такими. Только вот эти глаза, судя по прищуру, ничего хорошего мне не сулят! Упрямый подбородок, пронзительный умный взгляд.
– Наконец-то ты удосужилась прийти, – недовольно бурчит отец, протягивая мне какой-то документ.
Дыхание сбивается. Перед глазами мельтешат разноцветные яркие точки. Делаю глубокий вдох. Не хватало еще грохнуть в обморок перед Дицони!
Отец, как всегда, не замечает или не хочет замечать мое состояние. Нетерпеливо подталкивает в мою сторону бумаги. Как же это в его стиле – не дать даже в себя прийти. Дела прежде всего. Должно быть, что-то мега-важное, раз оба мужчины не сводят с меня глаз. Стараясь ничем себя не выдать, небрежно принимаю кипенные белые листы. Но стоит мне пробежаться глазами по словам, написанным сухим юридическим языком, как шокировано приоткрываю рот.
– Я не подпишу это! – мне кажется или в моем голосе отчётливо звучит паника?
Глава 63
Катя
Протягиваю подрагивавшей рукой обратно документы, но отец игнорирует мой жест.
– Подпишешь, – жесткий рот становится одной сплошной линией.
Не могу поверить в то, что слышу! Ведь папа всегда ненавидел своего конкурента по бизнесу! А сейчас… сейчас хочет продать меня за свою чёртову компанию! Напрямую говорит, что в войне между этими двумя, я всего лишь пешка!
Судя по документам, Зимин Борис Сергеевич теперь полный ноль. Восемьдесят процентов компании в собственности Стэфана Дицони. Не может смириться со статусом банкрота?! А этот лист, подшитый к документам, именуемый, как брачный договор – это просто фарс какой-то! Отказываюсь понимать! Неужели отец готов пойти даже на брак между мной и Дицони, лишь бы спасти свою шкуру?!
Горько поджимаю губы. Имя… Ради своего имени и статуса он пойдёт на всё! Последние остатки уважения к отцу тают, просачиваются, как песок сквозь пальцы. А ведь в глубине души я всегда его оправдывала. Считала, что он заботится обо мне, пусть и в такой странной непонятной для меня форме, но заботится. Теперь-то я знаю, что никогда нельзя искать благородные оправдания для подлости. Их просто НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Пока я оправдывала отца, он медленно, но верно, убивал меня своим равнодушием, ложью и трусостью.
Отхожу от отца, так и не притронувшись к документам. Противно стоять рядом с человеком, который считает, что стыдно быть бедным, но не стыдно быть самым последним подлецом, продавшим свою дочь. А Стэфан… Не поднимаю даже глаз в сторону этого человека. Такой же подлый! Развелся, лишь бы переиграть и уничтожить врага. Подавленно молчу, потому что прекрасно понимаю, что у меня просто нет выбора. Меня никто не спрашивает, а ставят перед фактом. Должна – и точка!
Гробовая тишина по нервам бьет, натягивает их до предела. Илью «слили», поэтому Сазонов так отчаянно пытался дозвониться. Пешки меняются, а суть игры остается неизменной. Я – всего лишь продукт, который отец слепил, чтобы потом цинично продать кому-нибудь подороже. Одного не понимаю: зачем этот брак Дицони? Какая выгода?! Какова конечная цель его мести? Нехорошее предчувствие темными тучами сгущается над головой. Машинально слизываю выступившие капельки пота над верхней губой. А что, если это мое ранчо?! Ведь, судя по завещанию моей бабушки, оно только мое. Отец не имеет на него никакого права.
Крупно вздрагиваю, когда Дицони отходит от окна. Наверняка Стэфан это знает. Вот для чего ему этот брак! Только меня это категорически не устраивает. Ни я, ни мой малыш не будем счастливы, ведь самое лучшее, что может сделать отец для своего ребенка – это искренне любить его мать.
Бросаю затравленный взгляд на договор. Здесь любовью и не пахнет. Я даже не уверена, что Дицони способен на такие чувства. Механическая машина, заточенная лишь на приумножение своей личной выгоды. Мне это до боли знакомо и своему ребенку я такого отца точно не пожелаю.
Стэфан приближается ко мне. Он похож на настороженного дикого зверя, который принюхивается к своей добыче. Обманчиво спокойный. Ленивый. Боюсь даже дышать, когда он оказывается возле меня. Первый мужчина в моей жизни и единственный. Ноздри щекочет едва уловимый до боли знакомый аромат табака и ванили. Сердце колотится, как ненормальное. Кого я обманываю? Не забыла. Не отболело… Судорожно вбираю в себя ноты терпкого аромата. Проникая в легкие, он с легкостью добирается до самого судорожно бьющегося сердца. Воскрешает в памяти те моменты из жизни, которые я так тщательно, будто клячкой**, стирала из воспоминаний.
Это аромат ванили, свежей травы… Так пахнет Стэфан Дицони. Так пахнет беда.
– А как же мой ребенок? – голос дрожит, когда я, с трудом игнорируя близкое присутствие Дицони, обращаюсь с намеком к родителю.