кухне появился он сам.
Заметалась, а бежать — некуда! Не в форточку же ломиться.
— Я… Я тебя не звала! — подскочила я.
— Я сам пришел! Не могу больше ждать! — бросив цветы на стул, стиснул меня в объятиях.
Виола
Горячие руки, губы, твердое, напряженное тело прижималось к моему, касаясь буквально всюду, подталкивая к кухонной поверхности, напористо втискивая в рабочую столешницу.
— Гром… Громов… Клим… Хакаааан, — простонала я, когда голодные губы урчаще всосали кожу на шее.
— Да… Да… Называй меня, как угодно!
— Подожди, стой… Так нельзя. Аааа… Боже, я не одна!
Громов отстранился, посмотрел на меня пьяным взглядом.
— Не одна, — сказал мертвым голосом. — И насчет времени прилета соврала. Так… Так… — провел пальцами по волосам, взъерошив их в дикий беспорядок.
Громов выглядел возбужденным, напряженным, на взводе. От него буквально гудел воздух и потрескивало электричество в густом, влажном воздухе, и меня потряхивало тоже.
Еще и гормоны взбунтовались, женственность, выкрученная на максимум от его жадных прикосновений, по которым я соскучилась безумно, буйно требовала продолжения.
Я хотела его так сильно, что трусы сразу стали жутко мокрыми.
— Не одна. Привезла кого-то с курорта. Так? Все-таки моя мама не углядела. А эти… Охрана. Олухи провинциальные. Итак, кто у тебя… С кем ты? — двинулся по моей квартире.
— Дурак, стой!
— Так… Здесь слышен храп! Мужской!
Громов с азартом распахнул дверь в дальнюю комнату.
— У меня дед… Дедушка… Спит. Ты… Больной! Живо дверь закрой, не буди! — зашипела я.
К счастью, похрапывающий дедушка даже не шелохнулся во сне, и Громов пристыженно дверь закрыл.
— Ты про деда, а я подумал…
— Знаю я, о чем ты подумал, балбес! — шикнула я сердито, поправила халатик, сбившийся в сторону.
Тонкий лифчик на груди натянулся, царапая соски, вставшие торчком. Еще и задница горела от собственнических взглядов Громова, которые он на нее бросал бесстыже.
Настиг на кухне, зажал у стола, обнял сзади, целуя. Проворные пальцы быстро принялись развязывать пояс.
— Моя… Моя… Зай-Зай-Заечка… Царица… Скучал без тебя. Видишь, с ума схожу от ревности. Подыхаю…
Какой же..
Блин, и я вроде не маленькая девочка, комплекции совсем нескромной, но как Громов лихо со мной, с моим телом обращался, что я буквально ощущала себя крошкой, когда он уверенно развернул меня к себе и начал целовать, бормоча признания сумасшедшие.
— Моя сладкая. Хватит меня игнорить, прошу. Знаешь, как сложно? Ооо, я едва выдержал! Ты… одна… Единственная моя! — посмотрел в глаза, застыл. — Любимая.
Меня будто молнией шарахнуло.
— Любимая?
— Любииимая моя. Царица, я от тебя без ума… Единственная, — снова потянулся ко мне, обнял, на губы нацелился.
Я успела подставить ладонь, но этот похотливый самец и ладонь мою готов был своим ртом отчпокать, целовал, облизывал. Боже, он меня реально…. ел!
— Съем тебя, говорил же… Съем, ни кусочка не оставлю.
— Стой. Единственная? Как же, верю! Ты на работу мымру взял. И это точно теперь не сестра твоя.
Громов опешил.
— Взял. Да. Так надо…
— Ах, надо! — рассердилась.
— Надо, — кивнул уверенно. — У этой Тамары интрижка с Владом, парочка не разлей-вода. Ну разве я не гениально придумал, а? Застукал их в кладовке…. Ну прямо кролики… Почти как мы… Нет, мы круче, мы просто невъебенные с тобой!
— А…
— Так надо! Надо кого-то здесь оставить. Пока мы с тобой будем в Китае, — заявил Громов. — Куда я без своего незаменимого соавтора проекта.
— Чтоооо….
— Ты — мое все. Моя муза… Мой порядок, мой… Смысл! В тебе все… Я не мог оставить тебя без внимания и… проект назвал твоим именем, уже вписал тебя во всякие там бумажечки, чтобы быть вместе. Здорово же, да? И это мое признание. Не только любовное. Но признание всех твоих заслуг. Ты для меня значишь безумно много. Больше, чем все! Намного больше… Я без тебя… не знаю… никто просто. Понимаешь? Я в последнее время думаю о себе и понимаю, что не отделяю тебя от себя. Ты — мое…
— Мне плохо… Я сейчас упаду, — пробормотала.
— Давай в кровать упадем. Тихонечко. Я тебя так сильно люблю. Нежно-нежно… обкончаю тебя. Ммм…
Вцепился, впился, вжался…
Ооо… Точно мы как будто две половинки одного целого, и его язык так бойко и уверенно проник в мой рот. Я почти захлебнулась от его вкуса, и совсем потеряла голову.
Не чувствовала ничего, не отдавала себе отчет в том, куда полетела моя чертова одежда, и что сама раздевала его так же отчаянно срывая рубашку, брюки, трусы…
— Ооооох… Хакан! — простонала я, уже ерзая попкой на столе.
Головка его члена надавила на влажный, сочный вход, раздвигая складочки.
— Иди ко мне, сладкая… Да… Вот так… Бля… — толкнулся глубоко, начал меня целовать с рыком и двигать бедрами.
— Тише-тише… Ааааах, тише ты!
— Сама тише, стонешь в меня громко. Сочная, пиздец, просто… Как тут тебя не трахать?
— А как же нежно? Мммм… Боже, если мой дед проснется, а я… А меня… Как последнюю… На столе…
— Ебал, ебу, ебать буду! — рассмеялся голодно Громов. — Как единственную мою, любимую…
Безумно жарко. Пошло. Бесстыдно.
Трахались на столе, цепляясь друг за друга.
Идеально! Просто идеально… Никого, кроме него, не надо!
Мой…
И он, будто услышав мои мысли, вторил им:
— Как это кайфово… Больше никого, кроме тебя, клянусь… Аааа… Давай… Я уже хочу кончить…
— А я… Мммм…
Я… Я… Я…. уже… Едва он вошел, протиснулся, воткнулся уверенно, мигом кончила, на стол.
— Держи меня, обними… Обхвати… Крепче… — стонал, двигаясь.
Как громко. Ужасно… Еще громче наших рыков и приглушенных стонов бились наши сердца. В унисон. Мое сердце в его и его — в моем…
— Хочу в тебя кончить. Можно? Ооо… Скажи, что можно! Скажи! — потребовал, начал пальцами мой клитор теребить, ласкать уверенно, просто сводя с ума.
Невозможно не сказать ему “да” после такого…
— Да…
— В тебя… Я в тебя… — снова заглушил мой стон поцелуем и буквально взорвался во мне, толкаясь, выплескивая, заляпывая стол, бедра, меня изнутри.
О черт… Эти мощные выплески, я снова растеклась. Мы уделали нашей влагой стол, а запах стоял такой будто мы всю ночь трахались нещадно…
— Иди ко мне. Вот так… — пробулькал нежно мой ненасытный, целуя нежно. — Моя девочка… Вот это… моя девочка… — с довольным видом смотрел на наши влажные бедра.
Из киски потянулись капли его спермы, Громов подхватил их пальцами и растер по клитору, вынудив меня скрутиться в еще одном остром приступе экстаза.
— Ничего красивее в жизни я еще не видел! — выдохнул он и только после
