— Выкладывай уже. — Я нажимаю кнопку «варить» на кофеварке и прислоняюсь к столешнице, ожидая, пока Хейс выложит все, что он считает нужным сказать, прежде чем Лиллиан присоединится к нам.
Хейс трет глаза.
— Ты встречаешься с Джиллингем…
— Лиллиан, — поправляю я.
— …а не просто трахаешься с ней?
Кингстон фыркает.
— Насколько сильно ты хочешь, чтобы тебе сегодня надрали задницу, Хейс? — Он хватает меня за щеки и сжимает. — Посмотри на него. Он явно влюблен в нее. — Он чмокает меня в щеку и берет кружку с кофе.
— Он не влюблен в нее. — Кажется, от этого слова у Хейса во рту появляется привкус дерьма. Хорошо.
— Это возможно. — Мысль о любви к Лиллиан кажется такой же естественной, как жизнь. То, что я не выбирал, а что просто происходит каждый день, когда просыпаюсь и продолжаю дышать.
Челюсть Хейса отвисает.
— Не смотри так удивленно. Она невероятная. Не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо знал.
— Абсолютно точно влюблен в нее, — говорит Кингстон и потягивает свой кофе, подняв мизинец вверх.
— Я в коме? — говорит Хейс. — Я упал, ударился головой и впал в гребаную кому?
Кингстон поднимает руку.
— Нет, но я с удовольствием введу тебя в нее, если ты не успокоишься.
— Заткнись, — рычит Хейс.
Я выглядываю в коридор и вижу, что дверь моей спальни все еще закрыта. Хорошо. Лиллиан не нужно слушать все это дерьмо.
— Все эти годы у тебя никогда не было серьезных отношений с женщиной. Ни в детстве, ни в колледже, ни с тех пор, как мы начали работать в «Норт Индастриз». И вот ты встречаешь Джилл… Лиллиан, и все, попался на крючок?
Я пожимаю плечами.
— Наверное. Я не знаю, когда это произошло, только то, что это произошло. Я без ума от нее.
— Хорошо, вот все и прояснилось. — Кингстон достает яйца из холодильника и протягивает их мне. — Мне фриттату.
Дверь в спальню открывается, и мы все одновременно оборачиваемся, чтобы посмотреть, как Лиллиан осторожно приближается к нам. Ее взгляд устремлен прямо на меня. Теперь меня отличает от моего близнеца не то, во что я одет. Теперь Лиллиан видит только меня.
— Я ничему не помешала? — спрашивает она, когда я протягиваю ей чашку свежего горячего кофе.
— Нет. — Выдвигаю для нее барный стул.
— Хм. — Кингстон оглядывает помещение, но не мебель или картины на стенах, а как будто изучает воздух. — Это место чувствуется по-другому.
Хейс произносит слово «идиот». Я делаю все возможное, чтобы не закатить глаза.
— Что именно? — спрашивает Лиллиан с искренним любопытством.
Я прижимаюсь губами к виску Лиллиан.
— Не поощряй…
— Я рад, что ты спросила. — Кингстон подмигивает мне. — Кто-то сделал несколько очень неприличных вещей вот… — он проводит рукой по кухонному острову, — …здесь и… — парень машет рукой в сторону гостиной, — …где-то там. У меня шестое чувство на такие вещи.
Румянец ползет по шее Лиллиан к ее щекам. Я подхожу к ней сзади, беру за подбородок, чтобы приподнять ее губы, а затем запечатлеваю долгий, горячий поцелуй на ее великолепных губах.
Разорвав поцелуй и оставив Лиллиан раскрасневшейся и тяжело дышащей, оглядываюсь на Кингстона и пожимаю плечами.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— А я имею, — ворчит Лиллиан в свою кружку, заставляя Кингстона смеяться.
Как и просили, я приготовил фриттату. Мы уселись вокруг кухонного острова, чтобы поесть.
— Хадсон всегда все улаживает для Хейса, — говорит Кингстон, рассказывая Лиллиан истории. — Со сколькими подружками ты расстался за Хейса? — спрашивает он меня.
Я проглатываю фриттату, поэтому Хейс отвечает за меня.
— Слишком много, чтобы сосчитать. — Он наливает себе еще одну чашку кофе.
— А что насчет тебя? — Лиллиан держит свою кружку с кофе двумя руками. Ее шелковистые светлые волосы ниспадают на плечи. Я не могу перестать смотреть на нее. Ее миниатюрная фигурка, с каждым изгибом и впадиной ее тела, которые я ласкал, теряется в моей одежде. Мысль о фиолетовом пятне, которое я оставил на ее груди и о котором никто, кроме нас, не знает, дразнит меня. Она не могла бы выглядеть более моей, даже если бы я задрал ногу и помочился на нее. И будь я проклят, если этот факт не вызывает всплеск удовлетворения в моей крови. — Хейсу когда-нибудь приходилось расставаться с кем-то ради тебя?
Хейс выглядит удивленным, а затем немного злым.
— Она не знает? — спрашивает он меня.
— Нет. Но я уверен, что ты ей расскажешь. — Я не нервничаю. Не хочу ничего скрывать от Лиллиан. У меня нет секретов. По крайней мере, никаких собственных секретов.
— У Хадсона никогда раньше не было девушки. — Кингстон запихивает в рот вилку с яичницей.
— Никогда? — Лиллиан направляет свой вопрос моим братьям.
Хейс, кажется, ужасно гордится собой.
— Забавно, что он никогда раньше не упоминал о своем безбрачии.
— Я не давал обета безбрачия, придурок. — Не очень-то блестящая поддержка. Я поворачиваюсь к Лиллиан, чтобы объяснить. — У меня никогда раньше не было серьезных взрослых отношений.
— Это милый способ сказать, что Хадсон — плейбой. — Кингстон убирает свою тарелку вместе с тарелкой Лиллиан в раковину.
— Нет, это не так. Я уже говорил, как чертовски благодарен, что вы двое зашли сегодня утром? — Козлы.
— Он не был плейбоем. Он был монахом, — выпаливает Хейс.
— Тоже нет. — По правде говоря, мои братья очень мало знают о моей личной жизни, потому что я намеренно держал ее в тайне. — У меня просто никогда не было много времени или терпения на отношения.
— Так что же изменилось? — Она выглядит немного бледной и нервничает из-за моего ответа.
Я скольжу рукой по ее шее и притягиваю ее губы к своим.
— Ты.
Это, кажется, успокаивает ее, и она погружается в мои объятия.
Все в Лиллиан идеально.
Если я правильно разыграю свои карты, то возможно смогу удержать ее.
Лиллиан
Находиться рядом с братьями Норт в непринужденной обстановке гораздо легче, чем я думала. Хейс не кричал и не принижал меня. Не оскорблял и не обзывал. Он был вежлив и временами даже забавен. Динамике отношений между братьями можно позавидовать. Я всегда считала, что мы с Аароном близки, но эти братья, кажется, разделяют невидимую связь. Они подшучивают друг над другом, но в этом есть некое скрытое уважение, которое Хейс проявляет даже ко мне. Является ли это побочным продуктом моих отношений с Хадсоном или это то, что он действительно чувствует, я не знаю. И меня это не волнует.
Кингстон и Хадсон у раковины моют посуду. Я предложила помочь, но оба мужчины настояли на том, чтобы я взяла свой кофе и расслабилась. Именно этим я и занимаюсь, сидя в кресле у окна с видом на Центральный парк.
Я улавливаю движение справа от себя, когда рядом с моим ставят стул. Хейс опускается на него рядом со мной, его глаза устремлены вперед, как и мои.
— Почему ты так добр ко мне?
Он слегка вздрагивает, как будто моя честность удивляет его.
— Ты больше не моя сотрудница. Как женщина моего брата-близнеца, ты не раздражаешь меня так сильно.
— Как лестно, — сухо говорю я.
Он игнорирует мой комментарий.
— Нам нужно поговорить, — говорит он.
— О чем?
Он наклоняется вперед, упирается локтями в колени, а затем поворачивается ко мне лицом.
— Трэвис Эверфилд.
Мой желудок бурлит от смеси тревоги, яиц и кофе. Сейчас Хейс будет угрожать мне? Неужели этот новый, более спокойный Хейс разыгрывает спектакль ради своего близнеца?
— А что насчет него?
Его глаза, обычно наполненные презрением, когда смотрят на меня, теплеют от сострадания.
— Я не знал. — В его голосе слышится сожаление. — Элли не сказала мне.
Мне не нужны пояснения, чтобы понять, что он говорит о том, что произошло в ту ночь, когда я попробовала себя в эскорте. И я рада знать, что Хейс нанял меня не потому, что ему было жаль, через что мне пришлось пройти. Конечно, он делал Элли одолжение, но даже если бы он спросил ее, что случилось, она бы ему не сказала. Я заставила ее поклясться, что та никому не расскажет.
