расправившись со своим ремнем, Олег принимается за мной. Я луплю его по груди, хватаю за руки, но он лишь сильнее прижимается и придавливает меня своим телом.
Наклонившись, Олег говорит мне на ухо:
— Одна птичка мне напела, что ты, отрицая все разумные доводы, все равно собралась в аэропорт встречать своего ненаглядного женишка. Мне это нахрен не понравилось.
Я обалдело замираю. Это что за птичка такая, которая так далека от правды? Пользуясь моим замешательством Олег стаскивает с меня в футболку.
— И что? — возмущаюсь я, пытаясь закрыть гордость Бергманов руками. — Твоя душа не вынесла, что кто-то меня от меня не отказался?
Олег не напрягаясь убирает мои руки и прижимается ко мне. Я чувствую его кожу своей, и против воли соски напрягаются.
— Да, — отвечает он бесхитростно. — Я уже говорил, что не люблю делиться? Я хочу всё себе. Тебя хочу, и не собираюсь больше маяться стояком.
— Охренеть! Зато я тебя не хочу!
— Хочешь, Эля, хочешь.
— Ты собрался меня насиловать, — ужасаюсь я, когда Олег, которому надоело, что я его луплю, просто фиксирует одной рукой обе мои у меня над головой.
— Зачем же? — он обводит языком ушную раковину. — Ты сама меня попросишь.
Прогоняя мурашки, я храбро возражаю:
— И не подумаю!
— Вот сейчас и проверим, — и рука Олега ныряет в мои джинсы.
Чёрт бы побрал моду на свободные штаны!
— И куда делось твое благородство? Ты же так беспокоился за Марка, для которого моя недевственность окажется неприятным сюрпризом? — цежу я, пока Раевский уверенно забирается мне под трусики.
— А я уже говорил, что я нихуя не благородный, Эля, — он жарко дышит мне в шею. — Вот понимаешь, один раз затмение нашло, но я образумился. Сейчас мы перейдем к сладкому, а потом жених испарится с твоего горизонта. Мне нравится и начало, и конец этой затеи.
— Перестань меня там трогать, — делаю я еще одну попытку остановить беспредел, однако, голос мой звучит уже слабее, потому что Раевский таки добрался до кудряшек, и мое тело остро напоминает, что в прошлый раз нам все очень понравилось.
— Элечка, — перемежая слова и поцелуи в шею, бубнит Олег, — Я сейчас Ясон, который добыл золотое руно. Хрен ты меня остановишь, пока не начнешь стонать. А уж потом тем более не остановишь.
Я краснею. Поэт, блин. Мой рыжий каракуль назвал руном!
Достойно ответить у меня не получается, потому что Раевский уже раздвинул пальцем губки и приступил к подлым действиям.
Продолжая ласкать губами горло, шею и ушко, Олег настойчиво потирает горошинку, попавшую ему в руки. Как я ни креплюсь, но коленки слабеют, а мое подрагивание подсказывают Раевскому, что он на правильном пути. И когда, слегка зажав клитор между двух пальцев, Олег начинает скользить по промежности вверх-вниз, надавливая в крайней нижней точке подушечками пальцев на дырочку, у меня все же начинают прорываться стоны.
Закусываю губу, чтобы сдержаться, но Раевский заглядывает мне в лицо, и я подозреваю, что ему прекрасно видно, как он на меня действует.
— Давай, Элька. Прекрати меня мучить, покричи для меня, — хрипло шепчет Олег.
Я мычу сквозь плотно сомкнутые губы. И Раевский применяет совсем запрещенный прием — он меня целует. А от его поцелуев у меня всегда срывает крышу.
Вот и сейчас, стоит ему впиться в мои губы, раздвинуть их языком и ворваться в мой рот, и все. Баста. Все как в тумане.
Тело, натянутое, как струна, само льнет к нему. Не отдавая себе отчета, трусь грудью о его гладкую плотную кожу, она горячая и уже покрыта испариной. Пальцы между ног творят безумие: ласковая пытка клитора меняется на более грубые ласки — Олег мне мою киску, пощипывает губки, кончиком пальца слегка погружается в скользкую дырочку.
Разрывая поцелуй, Раевский хрипит:
— Эля, если ты не хочешь, чтобы первый раз был стоя, пора в постельку. Кошечка, мне срочно нужны твои ноги на плечах.
С трудом возвращаясь я реальность, я осознаю, что Олег меня давно не удерживает. Продолжая нахально возбуждать меня в трусиках, второй рукой он тискает мою грудь, а я, обхватив его за шею, царапаю его затылок.
Не давая мне опомниться, он, убрав пальцы из сладкого местечка, подхватывает меня и усаживает к себе на пояс. Автоматический крепче обнимаю за шею и обхватываю ногами его талию. Лизнув меня в ключицы, Раевский смотрит в мое ошеломленное лицо.
— Пора, Эля Давидовна, пустить меня в твою дырочку, — он несет меня обратно в спальню. — Ты не пожалеешь.
Я ничего не могу ответить на это, потому что на меня накатывает неизведанное доселе состояние. Даже там, на даче, во время его смелых ласк и откровенной прелюдии, я такого не испытывала. Лихорадочное ожидание, трепет, немного страха и понимание, что сегодня не обойдется. Я стану женщиной. Женщиной Раевского. У меня нет сил сопротивляться ему, это не Марк, которого можно приласкать ладошкой и съехать с темы. Олег меня возьмет. И, скорее всего, я буду стонать как он и хочет.
В этот раз Раевский укладывает меня на постель осторожнее. Я молча пялюсь на него широко раскрытыми глазами, а он не церемонясь хватается за край джинсов и стаскивает их с меня. Хмыкает, глядя на носочки в розовых котиках, и лишает меня и их.
Меня почти колотит не то от желания, не от ожидания неизбежного. Я вижу, как в расстегнутых джинсах Олега над резинкой боксеров выглядывает головка члена.
Господи, да он даже у него в белье не умещается!
Он меня порвет!
Но когда Раевский сам снимает джинсы вместе с боксерами, я понимаю, что дар речи ко мне вернется не скоро.
Я не смогу это принять!
Не отрывая глаз от его органа, делаю вялую попытку отползти. Олег, проследив за направлением моего взгляда, самодовольно хмыкает.
— Да, Эля. Ты все правильно поняла. Ты привыкнешь.
Он подтягивает меня за ноги к краю кровати и присоединяется ко мне.
Пристроившись между ног и погладив скользкую щелку, Раевский тискает мою попку и придвигает ближе к себе.
— Элечка, согни ножки и расставь пошире, — просит Олег, не отрывая взгляда от моей киски.
Как под гипнозом я выполняю указание, хотя чувствую себя неловко. Это так стыдно, чувствовать его дыхание на влажных складочках. Я не знаю, куда деть руки, в отличие от Раевского. Оглаживая мои бедра с двух сторон, он перебираются на живот, тянутся вверх и накрывают мою грудь. Горячие ладони сминают пышную плоть, а его язык проникает между