– Тебе стоит лечь в постель, – сказал он.
– Я не усну. Я уже чувствую.
– Разве ты не спала только что?
– И я прекрасно выспалась, могу тебя заверить, – пробормотала Хлоя, беря чашку с чаем обеими руками. – Полагаю, тебе не захочется смотреть что-нибудь крышесносное и слегка нелепое. Мне хочется посмотреть про ковбоев. О – про ковбоев в космосе. Тебе нравятся ковбои в космосе? Вряд ли.
Спутанные волны ее волос напоминали темное облако. Она покосилась на него сквозь эти дикие каштановые пряди, приподняв брови и стиснув губами край кружки.
Рэд искренне ответил:
– Обожаю ковбоев в космосе.
Но им удалось посмотреть всего двадцать минут одной серии «Кайфоломов», прежде чем глаза у Хлои начали слипаться. Рэд выключил телик, нацепил ее очки себе на лоб и взял ее на руки. Сердце забилось торопливее, чем раньше. Хлоя все окрашивала в розовый – розовый, как ее пышные юбки, полосатые пижамы и кончик ее языка, когда она проводила им по зубам. Розовый, как его чертова влюбленность в нее. Розовый, как декоративные подушечки на ее кровати. Рэд отпихнул их в сторону и уложил ее, и она пробормотала:
– Рэд?
– Да, Пуговичка?
– Иди сюда. Ты пахнешь сонно.
Он не знал, что это значит, но решил, что это неплохая идея. После секундного замешательства он укрыл ее покрывалами, потом пробрался на другую половину кровати и лег поверх них.
Он просто побудет здесь немного, пока Хлоя не уснет. Попрактикуется в кое-каких техниках, о которых говорила сегодня на первом приеме доктор Мэддокс, – спокойно разложит по полочкам свои мысли и чувства, вспомнит позитивные моменты. Вообще-то, Рэд должен был записывать всю эту хрень, но он предпочитал визуализировать, и доктор сказала, что так тоже можно.
Так что он улегся, закрыл глаза и подумал о Хлоиной улыбке. О стир-фрае и ковбоях в космосе. О том, что чувствует себя собой. Он сосчитал моменты прояснений, которые вытащил сегодня из своего запутавшегося разума, и был собой горд. Он позволил себе чувствовать себя хорошо, хорошо, хорошо.
Это оказалось на удивление легко.
Глава семнадцатая
Когда он проснулся, в комнате оказалось светло. Через открытое окно внутрь лились птичье пение и свежий воздух, а Хлоя стояла у комода в одном полотенце.
Это было идеальное пробуждение.
– Привет, Хло.
Она взвизгнула, потом прикрыла рот рукой:
– Ты проснулся!
Волосы у нее были мокрые, кожа блестела от капелек воды, а полотенце, в которое она замоталась, доходило только до середины бедер.
– Ага, – хрипло ответил Рэд. – Проснулся.
Хлоя издала какой-то сдавленный звук и достала что-то из комода. Рэд отвел взгляд от края полотенца ровно настолько, чтобы заметить, что в руках у нее одежда. Потом снова уставился на ее бедра.
– Будь джентльменом и закрой глаза, – фыркнула она.
– Это обязательно?
– Уже нет, потому что я ухожу.
Она прижала одежду к прикрытой полотенцем груди и юркнула в сторону ванной. Под мокрыми прядями волос, между лопаток, Рэд заметил какой-то бледный прямоугольник, напоминающий бинт. Нет, понял он, скорее огромный никотиновый пластырь. Наверное, какое-то лекарство. Потом Хлоя захлопнула дверь.
Он встал, провел пальцами по волосам и задумался, как это он умудрился уснуть.
Дверь в ванную неожиданно приоткрылась, самую малость. Хлоя крикнула:
– Моя резинка еще у тебя? Не могу найти ни одной.
Он стянул резинку с запястья и вручил Хлое через щель:
– Тебе лучше?
– Вполне.
– Подробнее, – велел Рэд, ожидая, что она скажет ему отвалить.
Но вместо этого после небольшой паузы Хлоя ответила:
– Я до сих пор усталая. Но необессиленная. Это хорошо. – Она захлопнула дверь. Следующая фраза вышла приглушенной: – Спасибо.
«Ты пахнешь сонно».
– Не за что.
Когда она снова вышла, Рэд сидел на кровати и старался не выглядеть как человек, едва подавивший побуждение перерыть все ее вещи. Что оказалось трудно, поскольку комната насквозь была пропитана Хлоей – от научно-фантастического вида компьютера с двумя мониторами на столе до ряда хорошеньких туфель, стоящих под кроватью. Вещи были везде: свечи, которые она до сих пор не зажигала; причудливые флакончики духов, которыми она явно никогда не пользовалась; блокноты, сложенные такими высокими горами, что ими она, скорее всего, не пользовалась тоже; и примерно тысяча фотографий ее семьи. Это было очаровательно.
– Прошу прощения, – сказала Хлоя, приглаживая юбку.
Юбка была солнечно-желтой, с широкой белой полоской на подоле. От нее кожа Хлои сияла. От нее ему хотелось подползти к ней на коленях. Собранные волосы были гладкие, как стекло, а очки протерты до идеальной прозрачности.
– Я собиралась взять одежду с собой в ванную, но забыла.
– Я не против. – Преуменьшение года.
Хлоя взглянула на него:
– У меня есть новая зубная щетка, если хочешь. А можешь просто пойти домой. Но на деле я подумывала приготовить тебе завтрак в благодарность за ужин.
Это отвлекло внимание Рэда от ее ног – что было задачей не из легких:
– Ты хочешь приготовить мне завтрак?
– Не надо так удивляться. Если ты любишь яичницу и тосты, я вполне на это способна.
– Нет, я просто…
Он просто не привык, чтобы женщины что-то для него делали. Он делал что-то для них – и все. Так был устроен мир. Рэд провел рукой по волосам и осознал, что, видимо, теперь он устроен иначе:
– Ну ладно. Я люблю яичницу. Спасибо.
Он нашел новую щетку. На полочке в ванной было полно сочетающихся продуктов: Хлоя покупала шампунь и кондиционер, гель для душа и увлажняющий крем одной и той же марки и с одним и тем же запахом, ну как же иначе? Ей нравились цветы и клубника. Рэд скрупулезно добавил это в список вещей, которые знал о Хлое Браун, – список, который был длиннее, чем он мог бы ожидать, но все еще недостаточно длинный. Может, он никогда не сможет стать достаточно длинным.
И все же было очень приятно вписывать туда новые и новые пункты на протяжении утра. Сначала – «Хлоя готовит потрясающую яичницу-болтунью». Потом – «Очень здорово мыть тарелки, когда Хлоя их вытирает». И наконец Рэду пришло в голову: «Начинать день с Хлоей – это все равно что начинать день перед холстом».
Когда они закончили мыть посуду, на лице Рэда сияла улыбка, с которой, он уже знал, он ляжет спать. А потом он внезапно повернулся влево, Хлоя повернулась вправо, и они начали двигаться в одно и то же неправильное время. А может, наоборот, очень даже правильное. Когда Хлоя врезалась в него, это казалось правильным. Правильным казалось схватить ее за талию, удерживая. Правильными казались ее руки, упирающиеся ему в грудь.
Настолько правильными, что Рэд не отстранился.
Она наверняка чувствовала, как колотится его сердце. Он вообще удивлялся, что его не было видно через одежду. Хлоя запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, приоткрыв рот. Вот так она выглядела бы перед тем, как он поцеловал бы ее? Ему захотелось добавить этот пункт в список.
Она сказала, все еще немного хрипло:
– Прости. Ох, прости! Не смотрела, куда иду.
Но тоже не отстранилась.
Рэд покрепче обхватил ее талию, прежде чем смог заставить себя расслабиться. Это был долгий, медленный процесс – успокоить каждый напряженный мускул тела, напоминая безрассудной части себя, что он не может так вот просто впиться в ее губы. Он должен полностью отпустить ее, отойти, сказать что-нибудь.
Удалось ему только последнее. И то, что он сказал, было не то чтобы сильно разумным:
– Знаешь, чего еще я хочу, Хло?
Услышав его хриплый шепот, Хлоя застыла. Она и до этого не особо двигалась, но теперь замерла совсем неестественно, будто даже дышать перестала.
Рэд закрыл глаза и выругал себя. Это слишком. Слишком…
– Да, – тихо сказала она. – Знаю. И, кажется, мне страшно.
Когда он открыл глаза, она кусала нижнюю губу, мучительно хмурясь. Выражение ее лица практически разорвало ему сердце. Он сглотнул. И решил не сдаваться, потому что к черту все:
