так, как должно было. Меня привели в комнату, где меня уже ожидал неизвестный, полностью скрывающийся за капюшоном и очками.
— Это вам, Давид Эдуардович, — заговорил голос мужчины, протягивая мне конверт. — Рекомендую прислушаться к этим словам.
Пока я вскрывал конверт, мужчина встал и вышел, оставив меня наедине с тремя снимками в руках. Первая фотография с места неизвестной мне аварии, где машина была разбита вдребезги, а рядом с ней лежало два тела, полностью в крови.
Убрав этот кадр в сторону, взглянул на следующий снимок. Фотография первого тела, полностью изуродованного ссадинами и глубокими ранами, произвела на меня дикий ужас. И не потому, что я слабонервен, а потому, что узнал человека на этом снимке — это был Артем. Я нервно убрал и этот кадр в сторону, желая взглянуть на последний снимок. Но только я посмотрел на него, как вдруг почувствовал колющую боль в груди. Это была Амели. Без сознания, вся в крови и ушибах. Стало тяжело дышать, а на глазах наступали слезы. Это было невыносимо видеть, но я продолжал смотреть на неё, в надежде, что это окажется не она.
Я не сразу заметил надпись под этой фотографией, но когда заметил, понял, что способен на убийство:
«Следующее её фото будет из морга, если увижу тебя на свободе!»
Все мышцы тела напряглись и, скрепя челюстью от ярости, сжал фотографию в кулак.
— Кто это был? — вскрикнул, вскочив.
Ко мне сразу подбежали двое из охраны и связали мне руки за спиной.
— Тихо, парень. Если не хочешь проблем, то успокойся.
Рассудив, последовал их совету и не стал сопротивляться. Потребовал срочный звонок, и меня провели в специальное помещение. Я сразу позвонил Денису, своему другу и верному помощнику, потребовал узнать достоверность той информации, которую увидел.
И он перезвонил спустя несколько минут:
— Вчера вечером, направляясь по проспекту Энгельса, случилось столкновение трёх машин, — начал он, без промедлений. — В одной из них была Амели Григорьевна. Благодаря мужчине, находящемуся рядом с ней, она осталась в живых, так как основной удар пришёлся по нему.
Надежда, что это фотомонтаж разрушилась в одночасье, и, вскочив со стула, швырнул стол к стене. Хотелось уничтожать всё и вся вокруг, хотелось найти того, кто это всё устроил и собственными руками стереть с лица земли!
— Что с ними сейчас? — поинтересовался, как только справился с эмоциями.
— Мужчина в комме, а девушка без сознания, кажется, у неё сотрясение мозга.
— Их жизни сейчас что-нибудь грозит?
— Её жизни нет, его — да!
— Спасибо!
Сбросив вызов, старался сдержать ярость, что рвалась изнутри, но не смог. Орал и крушил все вокруг, пока в кабину не ворвались охранники. Долго не мог прийти в себя от увиденного, чувствуя себя раздавлено. Я пребывал в ужасе и не находил себе места от того, что не могу сейчас быть рядом с Амели.
Естественно, от освобождения я отказался, чем навеял на нашу семью огромный позор, а на себя — ярость отца. Но моя свобода и честь ничего не значили в сравнении с жизнью Амели, и тот, кто всё это подстроил знал, что я поддамся и останусь в сырых стенах.
На следующий день Денис приносит мне информацию об Амели и осведомляет о том, что процесс освобождения Андрея начинается. Попрощавшись с ним и вернувшись в камеру, протягиваю надзирателю нужную купюру и прошу привести ко мне Андрея.
— Друг мой, — слышу приятный баритон за спиной спустя десяток минут.
Приветствую его и предлагаю присесть.
— Что-то случилось? — интересуется, как только мы садимся за стол.
— Мне кажется, пора тебе на свободу, — отвечаю серьёзно.
— То есть? — хмурит брови.
— Процесс твоего освобождения начался.
— Ты серьёзно, Давид?
— Такими вещами не шутят.
Мужчина откидывается на спинку стула, пребывая в шоке. И пока он размышляет о чем-то, я терпеливо жду.
— Что мне предстоит сделать? — спрашивает, поняв всю суть.
— Следить за ней, — протягиваю конверт со всей информацией о Амели. — Круглосуточно. До тех пор, пока я не выйду отсюда!
— И докладывать тебе?
— Нет, как только ты выйдешь отсюда, забудь, что знал меня! С тобой свяжется мой помощник, только ему ты сможешь доверять.
Пока Андрей раскрывает конверт, я нервно закуриваю сигарету.
— Красивая, — говорит мужчина, как только видит её фотографию.
Улыбаюсь ему в ответ и делаю очередную затяжку.
«Очень красивая» — отмечаю про себя.
— Всё будет с ней хорошо, — продолжает следом и кладёт фото обратно.
— Ты единственный, кому я сейчас могу её доверить.
— Время, — раздаётся голос охраны за дверью.
Мы встаём и пожимаем друг другу руки.
— Твоё доверие будет оправдано, — говорит с такой уверенностью, которая лишь подкрепляет мою веру в него.
— Встретимся на той стороне.
— Уверен, что это произойдёт очень скоро!
— Как только все закончится, обещаю тебе и Марии полную безопасность.
Улыбается, прижимается плечом к моему плечу, а после выходит из камеры.
Мы первые и последние люди в этой тюрьме, кому мы сумели открыть всю правду о себе. И я знаю, что сейчас никто так не поймёт меня в желании защитить любимую, как он.
Пустошь памяти заполнилась яркими обрывками, и теперь нет сомнений, что слова Давида в тюрьме были ложью. Я ощущаю облегчение, но в тоже время, и тяжесть души.
Перебирая в голове каждый фрагмент своей жизни, я набираюсь всё больше смелости перед разговором с мамой, который должен состояться с минуты на минуту.
Сейчас именно с ней мне хочется поделиться всем тем, что у меня на сердце. Не с Артёмом, не с Сандрой и не с Мартой, а с мамой. Я нуждаюсь в ней, в её присутствии в моей настоящей жизни. Пусть осудит, разозлится и не поймёт, но главное узнает свою дочь с истинной стороны.
— Мам, — войдя в её комнату, обращаюсь к ней.
— Амели? Как хорошо, что ты приехала, — улыбается она, собирая волосы в пучок. — Думала, ты после Артёма сразу домой поедешь.
— Нет, хочу и сегодня остаться с тобой, — подхожу к ней, обнимаю и целую в щеку.
— Альберт скоро начнёт ревновать, — смеётся мама.
Я криво улыбаюсь и прохожу к дивану, сажусь и прячу взгляд.
— Как раз о Альберте я бы и хотела с тобой поговорить!
— Что-то произошло?
— Да, мам, — поднимаю взгляд. — Я хочу развестись, — произношу, как на духу, пока решимость непоколебима.
Её лицо искажается, словно на замедленной съёмке, и я замечаю, как она медленно приближается ко мне, находясь в потрясении.
— Что случилось? Он обидел тебя? — интересуется с трудом.
— Нет-нет.
«Скорее, я обидела» —
