Вспоминая школу журналистики — это была единственная уступка научному сообществу, которую я сделала ради своего отца после того, как окончила колледж и получила работу помощника редактора с окладом 24 000 долларов в год и штатного сотрудника в еженедельнике «Уикли», — я думаю о том, что нас учили никогда не попадать в истории. Кажется, я сказала: «Нас этому учили».
Если бы мне, например, довелось описывать этот идиотский случай, который я практически сама создала для центральных полос, по крайней мере, я смогла бы передать наряд Катерины во всех деталях. Черный «вареный» шерстяной укороченный жакет и соответствующая юбка колоколом, а также браслет на ноге одной опозоренной журналистки — обозревателя раздела моды. Считайте это проверенным фактом.
Спрятавшись ото всех спустя час в своем номере отеля «Сен-Клер», который теперь был полон белых лилий и других цветов соболезнования, с тонким намеком присланных моими, несомненно, злорадствующими коллегами, я хотела знать, смогу ли когда-нибудь пережить это публичное самоуничтожение. Или хотя бы осмелюсь когда-либо покинуть этот гостиничный номер и снова показаться на людях.
К тому времени когда я спаслась от света и камер дома Шанель и вернулась в гостиницу (моя недавно приобретенная сумочка «момбаса» служила мне во время бегства щитом, прикрывавшим глаза, как будто это был самый солнечный день в Карибском бассейне), мне поступило пять сообщений на автоответчик и шесть электронных писем от моего редактора Родди Джеймса. В раздражении я ответила, что у него хорошие осведомители.
Он начал разговор, стараясь казаться веселым:
— Привет, Алекс, это Родди. Ты решила покинуть наш журнал ради телевидения? Нельзя не заметить твоего лица в новостях «Скай ньюс».. хотя по большей части это твой затылок, а твоя левая рука каким-то образом оказалась под этим чудом природы — правой ногой модели, в то время как ее левая нога… Напоминает очень стильную игру «твистер» — Он рассмеялся совершенно искренне. Как бы в раздумье бодро добавил перед тем, как положить трубку: — Позвони мне.
В его четвертом сообщении голос был грустным:
— Привет, это снова Родди. Где ты? Почему мобильник выключен? Теперь я знаю, что не существует программы защиты свидетелей по отношению к законодательницам моды. Ничего не решай, не позвонив мне, ладно?
Я не захотела утруждать себя прослушиванием пятого сообщения. Просто все стерла и заползла в свою королевского размера кровать, все еще наряженная в свой вторничный ансамбль, и, натянув на голову покрывало, впервые за свои двадцать восемь лет серьезно задумалась о пластической хирургии. Если бы я могла найти хирурга Майкла Джексона — и если тот еще не лишился своей лицензии, — то, несомненно, стала бы неузнаваемой. А еще могла бы сменить имя. И перебраться в такое место, где не смотрят «Скай ньюс». И где вообще ничего не слышали про показы мод. А может быть, моим родителям удастся вернуть меня домой в Техас?
Ничего более унылого придумать я не смогла.
За исключением, может быть, того, во что превратилась моя теперешняя жизнь. Неделя высокой моды еще только началась, и не было никакой возможности избежать косых взглядов, перешептываний, ухмылок. Просто я была не настолько храброй — или не настолько глупой. Родди понял бы меня. Может быть, он все-таки сможет пригласить кого-нибудь со стороны в Париж закончить неделю… а я смогла бы просто исчезнуть на некоторое время.
Но что потом? Смогу ли я когда-нибудь вернуться? Сколько бы я ни шутила по поводу того, что имею самую «пушистую» работу в журнале, это на самом деле было «лакомое» назначение, позволявшее мне носиться по всей Европе, описывая индустрию моды. (Хотя слово «индустрия» как-то не укладывается в моем мозгу.) Я обедала с Донателлой и разговаривала с Габбана. И — на страх и одновременно гордость своей мамы — встречалась с самим маэстро, мсье Сен-Лораном. Друзья завидовали мне, несмотря на то, что я часто рассказывала им о вещах, которые лишь казались очаровательными, но не были таковыми на самом деле. Какой нормальный человек может провести много часов ожидания в переполненных залах ради семнадцати минут всплеска ярких огней, громкой музыки и редких изумительно скроенных костюмов?! И каково выдерживать такое по тридцать раз в неделю, умножьте на четыре города, дважды в год… и вы получите одну выбившуюся из сил модницу.
С другой стороны… меня приглашали на распродажи образцов коллекций, не внесенных в список «Дейли кенди». Я была окончанием цепочки, получающим надбавку на приобретение одежды и выплаты на представительские расходы, хвала Господу.
Было и еще кое-что, чему не учили в школе журналистики. Единственные «доспехи», которые мои однокурсники могли стремиться получить, были рабочие спецовки и противогазы. Одна из тех немногих, кто не застрял в захолустье, давая рутинную полицейскую хронику, Тара Райт написала претендующее на приз эссе о салатных барах гастрономов Нью-Йорка. А Марк Макинтер дал материал о двух гражданских войнах в странах, которые не способны обнаружить на карте даже неамериканцы. Я тоже писала о разного рода «горячих точках», например, у баров в отелях. Несколько лет назад, к примеру, я оказалась вблизи перестрелки; французская полиция тогда остановила гала-представление великого Армани на площади у Сент-Сюльпис и силой эвакуировала из шатров целую толпу модников в разнообразных нарядах. Моя единственная рана, полученная на войне: испорченные от грязи и беспорядков туфли-мюли из змеиной кожи от Джимми Чу. Но большей частью я описывала рукава кимоно и ручные швы, хорошо сохраняющие форму. Пулитцеровская слава или бесплатный билет на показ мод: что предпочтет девушка?
На время я убедила себя, что у меня действительно не было выбора. Я привносила в свои сюжеты юмор и интеллигентность, иногда даже удивляясь самой себе и тому, что сумела запомнить со времен обучения в общеобразовательной школе. Не важно, если иногда я получала письма от читателей, интересующихся, какое отношение имеет русская революция к новейшим оттенкам губной помады? (И это Родд и еще вычеркнул мое упоминание Троцкого.) Ну и что из того, что ссылка на Ницше в моей статье о шпильках в прошлом месяце была оставлена без внимания теми читателями, которых интересовала лишь парочка новых туфель? Но — ха! — разве я, в конце концов, не оказала им услугу?
Я прекрасно умела давать рациональные объяснения. И все, что мне было нужно сейчас, — подумать об этом, о своей работе, чтобы настроение улучшилось. Множество людей там, снаружи, готовы были бы на убийство ради получения такой должности — включая того ужасно амбициозного нового репортера, которого Родди завербовал прямо из Оксфорда, — а я практически помогла им в этом своим маленьким карьерным суицидом. Теперь соперники начнут ломиться в ворота, и только я могла этого не допустить.
