— Бить не буду, — вдруг бросает Арман.
Он стаскивает с меня трусики, надрывая их, и опускает ладонь на мою шею. Он клонит меня вниз и коленом отводит мою ногу в сторону. Звякает пряжка ремня и следом молния, Арман не дает схватить второй глоток воздуха, как вклинивается у меня между ног. Я вздрагиваю, когда его набухший член скользит по моей промежности и следом точным толчком растягивает меня. Болезненное чувство наполненности сносит напрочь, я выгибаюсь и рвусь куда-то, скребу ногтями кафель и пытаюсь ослабить ощущения.
У Армана слишком большой. Особенно в такой позе. И он слишком зол, он сразу же жестко врывается в меня, выплескивая на меня все то, что не может выплеснуть через силу. Он не может ударить меня, не может наказать, как нужно, чтобы Стас остался доволен. Остается только грубый секс, от которого у меня подкашиваются ноги. А внутри зреет несмелое удовольствие. Это странно, дико, но я чувствую его иначе теперь.
Перед глазами стоит, как Арман схватил тяжелую ладонь Стаса и не дал ударить меня. Как обнял после и позволил расплакаться на плече. Как злился только что…
Я закрываю рот ладонью, чтобы не застонать, и соскальзываю вниз по скользкой стенке.
— Ты нужна лишь для этого, — выплевывает он, вбиваясь в меня членом. — Чувствуешь? Я оставил тебя только для этого…
Его слова тонут в хрипе, когда он подбирается к пику. Я тесно сжимаю его там, теряя собственное тело в сладкой пульсации, и чувствую, как Арман заливает меня спермой. С протяжным утробным стоном.
Мой стон тоже срывается с обкусанных губ.
Как эхо.
А в голове другое эхо. Слова Армана “только для этого” на повторе, я слышу их и не могу перестать думать о том, что он хочет убедить себя в этом.
Хочет и не может.
Глава 7
Мое утро начинается с бессмысленного осмотра комнаты, в которой я живу последнюю неделю. Меня почему-то перевели оттуда, где я была раньше, на этаж выше. Тут, вроде как отель, но мне, конечно же, достается не номер, а просто комната с личным санузлом и небольшой ванной, в которую даже я помещаюсь с трудом. Я бесцельно пялюсь в потолок, смотрю на светлые стены и не знаю, что будет со мной дальше.
Мне до сих пор не сказали, как я буду отрабатывать долг.
Арман запретил любые выступления, ВИПы и вообще выходить из комнаты. Понятно же, что так никакого наказания для меня не будет, поэтому я жду. Ожидание хуже всего. Когда ты не знаешь, что с тобой будет дальше. Все правила вдруг забываются. Я больше не знаю, что мне делать и как себя вести. Кем быть.
Арман не приходит ко мне. Мы виделись еще в тот день, когда он отчетливо дал понять, почему оставил меня. Меня никто не трогает, не обременяет работой и вообще складывается впечатление, что обо мне забыли. Правда, еду приносят. Обычную, без изысков, чтобы не дай бог подумала, будто я что-то значу для Армана.
Ближе к обеду в комнату заходит Ровный. Он один из парней Армана, но всегда отстраненный и далекий. Я ни разу не видела его в холле клуба, когда танцевала, но мы пару раз пересекались в коридоре. Он никогда не требовал меня в постель, не смотрел, как я танцую и вообще создавалось впечатление, что меня для него не существует. Что была, что не было.
Он обводит взглядом комнату, останавливается на нетронутом завтраке и поджимает губы.
— Тебе бы стоило есть, — строго говорит он. — Таков приказ Армана.
— Хорошо, — тихо говорю я и смотрю в пол, вдруг осознавая, что слишком открыто пялюсь на него.
— Ты не будешь танцевать в клубе, — продолжает он, и я замираю.
Не буду? А что я буду делать? Меня отправят в ВИПы, на удовлетворение таких, как Стас? Или, вовсе, продадут ему? Пока Ровный молчит, я чувствую, как к горлу подкатывает ком, а меня накрывает паника. Я сжимаю руки в кулаки до белых отметин от ногтей на ладонях. Мне страшно. Пожалуй, впервые по-настоящему.
— Ты будешь работать в зале, — спокойно говорит Ровный. — После того, как выступления закончатся. Убирать за девчонками, вытирать столы, мыть пол. Подробный перечень того, что ты будешь делать здесь, — мужчина бросает пару листов бумаги на кровать и разворачивается, чтобы уйти.
— А Арман? — вдруг спрашиваю я и поднимаю голову, смотря вслед застывшей у двери фигуре.
Мужчина поворачивается и качает головой.
— Тебе не сказали, чего нельзя делать? — вдруг спрашивает он. — Или ты забыла устав?
— Я помню, — опомнившись, говорю я и опускаю голову, упирая взгляд в пол.
— Тогда какое право ты имеешь спрашивать об Армане? Вообще вопросы задавать. Любой здесь выше тебя, — он возвращает меня с небес на землю. — Даже те шлюхи, что ублажают мужиков и те лучше, поняла?
Я осознаю, что он позволяет себе гораздо больше, чем полагается обычно. Не то, чтобы со мной нельзя так разговаривать, просто до этого момента я была здесь декором и никто прямо не выказывал своего пренебрежения.
— Из-за тебя с нами нет одного из лучших, — внезапно говорит он. — То, что Арман оставил тебя для себя… — он делает паузу, и я понимаю, что он решает, говорить или нет.
Я не хочу слышать. Пусть лучше молчит.
— Тебе же хуже, — заканчивает он мысль. — Пустил бы по кругу, быстрее бы отделалась, а так…
Он не договаривает, разворачивается и хлопает дверью, заставляя меня вздрогнуть.
Я и сама не знаю, что для меня лучше. Арман или его парни, простое обслуживание нескольких мужчин или слепое поклонение одному из них. Я знаю, что Арман способен вывести меня на чувства. Способен достать из уголков души то, что мне неведомо. Да что там! Я даже удовольствие получила из немой благодарности за его защиту и избавление меня от боли.
Я знаю, что это ненормально. Уверена, что так быть не должно. Как знаю и то, что это уже произошло. Это страшит меня, но мне есть о чем думать кроме того, чтобы жалеть себя и копаться в психологии. Я быстро завтракаю, занимаюсь, чтобы хоть немного отвлечься и жду вечера, когда мне скажут идти убирать.
За мной приходят глубоко за полночь, ближе к двум. Тучная уборщица, которую я видела у нас раньше, грубо толкает дверь и орет:
— Шевелись, мать твою, работа ждать не будет.
Я подпрыгиваю на кровати, пытаясь понять, что случилось, и корю себя за то, что уснула.
— Ты спать удумала, что ли? — прищуривается она. — Марш работать. Завтра спать будешь.
Я быстро встаю, протираю глаза и шагаю за женщиной, которая лишь недовольно кряхтит и разворачивает тележку со средствами для уборки.
— Вот, — она подталкивает ее мне. — Вымоешь полы, вычистишь поверхности столешниц, уберешь мусор с диванов. Чтобы сияло все. Через четыре часа я проверю. Тебе этого должно быть достаточно.
— Четыре часа на уборку? — удивленно переспрашиваю я и получаю в ответ презрительный взгляд.
— Нужно будет — до утра убирать будешь, ясно? — зло говорит она и толкает тележку так, что та впечатывается мне в живот. — Делай то, что сказала.
Я спускаюсь на лифте вниз и приступаю к работе. Никаких перчаток не нахожу, поэтому начинаю работать без них. Через пару часов усердной мойки моя нежная кожа на руках начинает слезать, появляются первые волдыри и жжение. Когда я уже заканчиваю, на глаза наворачиваются слезы. Руки жжет, пальцы красные от аллергии, а во всем теле жуткая усталость. Несмотря на все это, я считаю это лучшим, что могло со мной случиться. По крайней мере я не опустилась до того, чтобы раздвигать ноги перед всей бандой.
Уборщица, что отправила меня работать, критически все осматривает и, как ни странно, удовлетворительно кивает головой. Смотрит на мое страдальческое лицо и выдает:
— Что, белоручка? Не привыкла к работе?
— Работала без перчаток, — сухо говорю я. — Разъело кожу.
Брови женщины ползут вверх, а рот приоткрывается. Она подходит ко мне, хватает за кисти и смотрит на пораженные участки.
— Дура, — коротко комментирует она. — Там же химия! Не могла сказать, что перчаток нет? Ты ж работать не сможешь.
