Она стиснула зубы, ее челюсть зафиксировалась на месте, желание повернуться и посмотреть на него остро ощущалось в ее теле. Но она знала его игры и понимала, что лучшее, что она может сделать, это не подыгрывать ему. Ему нужна была ее реакция, и утаивание ее давало ей власть, по крайней мере, на мгновение.
«Ты больше никогда не услышишь мой голос. Иди к чертовой матери!»
Воспоминания заплясали в ее голове, когда она в последний раз была с ним наедине, и ее неудачные попытки получить от него ответы привели к гневным обещаниям. До сих пор она гордилась тем, что не проронила ему ни слова.
Перед аллеей остановился серебристый автомобиль.
Сделав глубокий вдох и не обращая внимания на мужчину, который явно прятался у нее за спиной, поскольку Пятнадцатый, купивший ее на ночь, никак не отреагировал, она подошла к машине. Сев на пассажирское сиденье, она пристегнула ремни, ненавидя свой полупрозрачный халат и то, как Пятнадцатый смотрели на нее. Они все смотрели на нее, но никто не видел ее, никто, кроме мужчины, который наблюдал за ней так, словно это была его религия.
Она повернулась, чтобы посмотреть в окно, где стоял он, и едва различила силуэт его тела. Зажигалка ожила в его руке, на мгновение сделав его видимым. Она смотрела, как он играет с зажигалкой, затем подняла глаза, и их взгляды встретились, когда машина начала двигаться.
— Не могу дождаться, чтобы трахнуть тебя сегодня вечером, милая, — усмехнулся монстр на ее боку.
Она придержала язык, сопротивляясь желанию сказать ему, что единственным проникновением сегодня будет пуля в его теле.
Глава 3
Лайла
Есть что-то такое в том, чтобы видеть чью-то смерть, к чему она никогда не могла привыкнуть. Сколько бы раз она ни видела это, ее всегда передергивало, когда это случалось. Нормальный, нравственный человек почувствовал бы шок, горе, отвращение и страх. Но она, возможно, потому что знала, что эти люди — самое дно, не чувствовала ничего, кроме облегчения и даже мести. Единственное, что она чувствовала, это печаль за семьи. Она представляла, как жена удивляется, почему ее муж не вернулся домой, и узнает, что он изменяет и трахается с секс-рабыней за ее спиной. Это было чертовски грустно. Она больше сочувствовала женщине, которую никогда не видела, чем мужчине, стоящему перед ней.
Выстрел попал в окно, в руку монстра, который собирался снова прикоснуться к ней, и кровь брызнула на белые стены гостиничного номера. Монстр закричал, тряся рукой, в которой была дыра.
Пуля промахнулась мимо нее на несколько дюймов, но ее сердце ни разу не забилось и не подумало броситься прочь, чтобы спастись, как когда-то. Из всех вещей, которые он делал и не делал, физическая угроза или боль никогда не входили в их число.
Мужчина перед ней схватил ее за другую руку, внезапно развернув ее к стеклянному окну, используя ее тело как щит, что было откровенно глупо, потому что она была маленького роста и миниатюрной, а его голова была намного выше ее.
Вторая пуля прошла именно через это место.
Мужчина упал, его глаза потухли, в долю секунды он стал мертв для всего мира.
Он был пятнадцатым.
Вздохнув, Лайла посмотрела на кровь на себе и пошла в ванную, закрыв дверь. Она знала порядок действий. Она знала, что позвонит в службу безопасности и своему куратору, что кто-то приедет и проводит ее обратно в жилой комплекс, где жили девочки, и все это займет около двадцати минут. Эти двадцать минут были драгоценными. Они принадлежали ей.
Она отбросила проклятый полупрозрачный халат в сторону и вошла в ванну. Она никогда не принимала ванну, пока ее не начали продавать на аукционе и мужчины не привели ее в отель. Он находился недалеко от клуба, принадлежал тому, кто руководил всей этой операцией, и людям было проще утолить свою похоть сразу после покупки.
Она не знала, кто руководит операциями, никто из девушек не знал. Но она знала, что это называется Синдикат, только потому, что однажды присутствовала на собрании, где они говорили об этом, а она подслушивала. На местах же у них были кураторы, у которых были кураторы, у которых тоже были кураторы, и она не знала, как высоко находится командная цепочка. Она находилась на самой нижней ступеньке пирамиды, ей дали гостиницу, которую она должна была использовать. Именно здесь осуществлялись все краткосрочные покупки. Долгосрочные контракты означали переезд в другое место, куда захочет покупатель.
Отель предоставлял номера для всех видов развратных желаний, самым распространенным из которых был секс без согласия. Но если фетиш существовал, он был удовлетворен. Здесь не было понятия согласия и законности, сочувствия или морали. Это была бездна небытия.
Она побывала во многих номерах отеля, и во всех них была ванная, которой она всегда пользовалась, даже если на пять минут. Эти пять минут были особенными. Она дорожила этим временем, когда оставалась одна от посторонних глаз и была в безопасности.
Ванна наполнилась до краев, и она погрузилась под воду, благословенная тишина охватила ее, глаза закрылись, дыхание остановилось. Она ухватилась пальцами за бортик ванны, черная дыра снова манила, так близко. С годами дыра становилась все больше и больше, ее притяжение было еще сильнее, чем раньше. У нее больше не будет такого шанса, окончательного побега, окончательного вызова всем, кто отнимал ее частички, оставляя внутри пустоту, пока она ничего не чувствовала.
Под водой, в тишине, ей не нужно было быть никем. Ей не нужно было знать, кто она. Она не знала, кем она была. Она не знала, что ей нравится или не нравится, и что бы она выбрала, будь она обычным человеком с обычной жизнью. Стала бы она художницей, или врачом, или танцовщицей, или кем-то еще? Были бы у нее любящие родители, братья и сестры, семья, которая любила бы ее и переживала за нее, если бы она не вернулась домой вовремя? Заботилась бы она о них или была бы эгоисткой? Какие у нее были бы увлечения? Любила бы она кошек, собак или вообще никого? Была бы у нее аллергия? Был бы у нее партнер, который бы ее любил? Был бы секс действительно чем-то приятным или чем-то, чего она боится? Были ли люди на воле когда-нибудь изнасилованы? Будет ли она свободна?
Ее легкие начали гореть, желание дать им сгореть переполняло ее, отпустить все это, позволить всему этому закончиться раз и навсегда.
Было бы так легко отпустить.
Но она должна была жить.
Ради того единственного ответа, который он держал в руках.
Еще один день. Если она проживет еще один день, о последующих она сможет побеспокоиться позже.
Сделав большой глоток воздуха, она вышла из ванны, ее грудь вздымалась от притока кислорода в кровь, с волос капало, когда она перевела взгляд на угол ванной. Дверь, которую она закрыла, была открыта.
Он стоял там.
Это заставило ее задуматься. Дважды за одну ночь?
Какого хрена он там был? Он не давал о себе знать после убийства. Это было беспрецедентно. Но она не собиралась с ним разговаривать, а тем более давать ему возможность отреагировать. Он был холоден и манипулятивен. То, что он зациклился на ней, еще ничего не значило.
Под приглушенным желтым светом ванной комнаты он был виден ей как никогда давно. Она посмотрела на него, вглядываясь в его лицо. Он был богат, она это знала, и не только из-за его одежды. Он был одет во все черное, как и каждый раз, когда она его видела. Возможно, это помогало ему слиться с тенью — костюм-тройка без галстука, рубашка распахнута, чтобы была видна его мужественная грудь.
Он не был самым красивым мужчиной, которого она видела. Нет, она видела много, много более красивых мужчин. Но он, без сомнения, выглядел опаснее всех. Возможно, дело было в его челюсти, оттененной темной щетиной, которая, казалось, всегда была одной и той же длины. А может, дело было в его фигуре — высокой, широкой, мускулистой, как у боевой пантеры. А может, дело было в неподвижности, в его способности застыть и сосредоточиться на чем-то так пристально, что он чувствовал себя орудием смерти. А может, дело было в этих глазах — один абсолютно черный, другой — странное сочетание зеленого и золотого — гипнотический, притягивающий, смертоносный, двойственность смерти и загробной жизни в одном взгляде.
