Она отличается. Вот и весь ответ.
Даже сейчас, стоя у перил ограждения на втором этаже, потягивая вино из бокала и смотря на набирающую темпы вакханалию внизу. Отличается. Она раскованная и сексуальная, на многое согласная, готова на эксперименты, но грязи я не чувствую. И развращённости тоже. Это приятно освежает. Это делает её особенной в моих глазах.
Чёрт, может, я влюбляюсь? Знать бы ещё, что это такое!
Нам хорошо вместе, и пока нам хорошо, я ничего менять не намерен.
Никого другого пока не хочу. Её хочу. Постоянно. Просто магия какая-то.
На первом этаже начинают играть в полуголый твистер: это ещё больше распаляет народ. Очень удобно потрогать напарника по игре. Смешки перетекают в откровенный гогот. Пошлые шуточки витают в воздухе вместе со сладким запахом понятно чего. Даже те, кто не курит, уже надышались. Всем весело.
На лице Томы, взирающей на вошедших в раж студентов, нет удивления, впрочем, как и неприятия. Вроде ей всё равно. Она не с ними. Не с толпой. Просто в роли стороннего наблюдателя. Скучающего притом.
Прямо как я иногда.
Я люблю вечеринки. Серьёзно. И образ жизни свой люблю. Но даже от этого устаёшь. Иногда хочется взять перерыв, перезагрузиться. И Тома сейчас для меня – та самая перезагрузка.
Поднимаюсь на второй этаж по другой лестнице и приближаюсь к Томе со спины.
Она чуть вздрагивает и напрягается, когда я её обнимаю, но осознав, что это я, а не случайный пьяный незнакомец, Тома расслабляется.
- Грустишь?
- Неужели так заметно? – повернувшись, прищуривается она. – Может, мне спуститься и поиграть в твистер со всеми? Как думаешь, это меня развеселит?
- Переломаю руки тому, кто посмеет дотронуться до твоей задницы, - опускаю ладонь и сжимаю упругую ягодицу, обтянутую узкими джинсами. – Это моё, - заявляю свои права, а потом коротко целую Тому в шею.
Она наклоняет голову, и я двигаюсь к уху, чтобы прикусить мочку и прошептать ей всё, что я планирую делать с ней сегодня ночью. Чуть позже. Секс на пароме немного снял напряжение, но недостаточно.
Думал, уже могу контролировать свои грёбанные порывы, но с Томой контроль летит ко всем чертям. Я её хочу. Постоянно.
- Да ты собственник?
- Есть такое.
- А тебе весело? – меняет тему, кивая на толпу внизу.
- Вполне, - коротко бросаю, но, по правде, мне уже скучно.
Когда вечеринка балансирует на грани – самое то, когда большая часть присутствующих находится в одном шаге от отключки, мне уже не интересно.
Обнимаю Тому за талию и целую в плечо. С огромным удовольствием я бы сейчас уединился в спальне и стянул эту дурацкую одежду с нас. Но, наверное, за минувшую с нашего знакомства неделю, Тома уже итак заметила, что я маньяк во всём, что касается её. В один момент мне самому интересно, как долго я могу сдерживать свои желания и не трогать её, в другой – думая, какого чёрта. Если хочу трахнуть девчонку, надо пойти и трахнуть. Короче, грёбанные контрасты и сомнения. Совсем мне несвойственные.
Да уж, встречаться с одной и той же бабой целую неделю мне тоже несвойственно.
Но Тома отличается, и привычная матрица уже даёт сбой.
- Любишь быть в центре внимания, - и это даже не вопрос.
- А я и есть сам центр внимания, - заявляю с наглостью.
На самом деле, так и есть. Вечеринки, которые устраиваю, все крутятся вокруг меня. Я свой в Лондоне, сослан сюда «любимым», да-да, в кавычках, родителем в возрасте четырнадцати лет. Как там Есенин про каждую собаку писал, так меня тут в центре британской столицы тоже каждая собака знает. Я не скрываюсь, не прячусь, хотя родитель явно предпочитает, чтобы я не высовывался. А я высовываюсь. Ему назло.
Сослать – сослал, но плясать под его дудку я не собирался и уже навряд ли соберусь.
- Пошли, - бросаю и беру Тому за руку.
- Куда?
- В сторону кровати.
Направление задано. Мы спускаемся на первый этаж, двигаемся к выходу. Нас, конечно, попутно тормозят. Кто-то из вновь прибывших стремится перекинуть со мной ничего не значащими фразами. Плюс подтягиваются любители халявы, в основном местные, отследившие локацию сегодняшней вечеринки по социальным сетям. Очень надеюсь, что руководство «Лейкс Рукли» не добавил мою персону в вечный бан. В принципе, это место мне нравится. Можно было бы и с Томой сюда как-нибудь приехать только вдвоём.
Тут же одёргиваю себя. Что за бред? Я уже думаю о том, как мы проводим время вместе –один на один. Может, мне её ещё куда-нибудь подальше вывезти? Только она и я? Это ведь не мой стиль. Но Тома рушит все константы налаженной жизни.
Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на неё. Только Тома стоит, отвернувшись, смотрит в сторону, хотя я и держу её за руку. Отслеживаю направление и натыкаюсь на Егорку. Того уже оседлала какая-то деваха, а вторая стоит позади дивана и массирует развратнику плечи.
Егор слегка отбит на голову. Но я этого перца знаю с детства. Правда, лет двенадцать мы точно не общались, и, встретившись в прошлом году здесь в Лондоне, как-то начали снова. Он неплохо влился в нашу компанию. Проблем тоже не доставляет. Да и семьи общаются. У отцов какие-то общие мутки по бизнесу. Грязному бизнесу, конечно. Ничем чистым моё семейство не занимается.
Тома отворачивается, натыкается на мой изучающий взгляд и вздрагивает. Будто я её поймал с поличным. Приподнимаю бровь вопросительно, а она жмёт плечами, и нос морщит. Поди пойми, что у неё в голове. Она, бля, не книга, она китайский древний фолиант, который хрен прочитаешь без соответствующего образования. Но я пробую… читаю, как умею, короче.
Когда мы, наконец, выходим на улицу, Тома расслабляется. Вижу, что устала. Всё-таки дорога выматывает. Но ничего, мы утром выспимся, как следует. Только прежде марафон. Можно разогнаться прямо в душе. Ей тоже нравится там стартовать – это я уже понял.
Обходим коттедж по правую руку, чтобы добраться до дорожки в сторону отеля. У нас там снят супер-люкс и все дела. Думаю, Тома не ожидала, что я отделюсь от основной компании. Но, простите, тусить до усрачки большой оравой можно какое-то время, а отдыхать я люблю с комфортом, а не в общем доме, который до утра будет разрывать от людских стонов и скрипов мебели.
Моим мыслям аккомпанирует тихий всхлип, долетающий до нас из патио коттеджа.
Тома замирает, а я пру дальше, и руки наши натягиваются, пока захват не разрывается по инерции.
- Пойдём.
- Может, кому-то помощь нужна?
- Какая? – приподнимаю я бровь. – Выпить? Кончить? Проблеваться?
Тома бросает на меня выразительный взгляд, разворачивается и идёт в сторону патио. Так что и мне приходится отодвинуть подальше картинки обнажённой мокрой Томы в душе, стоящей на коленях в ванной и берущей в рот. И пойти следом за ней.
Ну, конечно, кто ещё может рыдать в кустах? Только пьяная девица. Именно её мы и находим. Сидит на газоне, игнорируя скамейку и сопли на кулак наматывает.
Я в принципе парень добрый и понимающий, даже умею сопереживать и сочувствовать, но здесь же сразу видно – человек сам искал проблемы и нашёл. Если к двадцати, или сколько там девушке лет, она не научилась себя контролировать: не напиваться до усрачки и не присаживаться на землю в неподходящих для отдыха местах, это, наверное, её проблемы. А не мои, и не Томины. Которая как заправская Мать Тереза опускается перед девахой на колени и спрашивает всё ли хорошо и не нужна ли ей помощь.
Между ними происходит короткий диалог, в смысл которого я не особо вслушиваюсь. Но в итоге Тома через второй вход идёт в дом за сумочкой этого «пьяного недоразумения», а я подхожу ближе и протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться.
Девица цепляется за неё, успевая при этом постреливать затуманенным взглядом. Инстинкты, бля, врождённые. Мне даже смешно от её подкатов. Только когда рывком ставлю её на ноги, и деваха прижимается ко мне всем своим телом, попутно обвивая ручонками мою талию, накатывает раздражение. Э-э-э, нет, так не пойдёт. Трогать меня никто не разрешал.
