Он чуть тронул мою правую руку на прощанье — в левой покоился букетик из незабудок. Это приятно. И символично. Мы не забыли друг друга. Мне кажется, это ценно.
Я забежала в дом, нашла на кухне баночку для цветов, налила туда воды и скрылась в комнате, которую мы делили с Кирей на двоих. Дом был не маленький, но все-таки спален на каждого не предусматривалось. Поставила моментально развалившийся букетик на окно, из которого щедро лился уже лунный свет, и замерла, глядя на него. Дружба — она как этот букетик. Если по-настоящему подружился с человеком, то уже не забудешь его, но память — это еще не все. Нужно держаться вместе, прилагать усилия, не терять контакт. Иначе дружбе конец.
Мне было хорошо сегодня рядом с ним. Тепло и спокойно. И радостно. Глеб никогда не обижал меня в детстве — наоборот, защищал от любых нападок других, агрессивно настроенных мальчишек. И с ним было интересно. Чего мы только ни творили! Изучали пещеру (оказавшуюся на поверку всего лишь ямой в холме), ходили на рыбалку, летом купались в той самой жуликоватой речке, что некогда утащила мой сапожок, играли в самые разнообразные игры. Глеб катал меня на велике — не на своем (своего у него не было), а занятом у соседа, я готовила ему «суп» и «пирожки» из листиков, травы и прочего подножного материала. Однажды мы наелись горошинок акации, и у нас страшно болели животы. Мы знали, что так будет, а все-таки хотелось проверить… И так далее и тому подобное… Наверное, ни с одним знакомым в моей жизни у меня не было столько приключений.
Было сладко засыпать, думая о том, что завтра я снова его увижу. И распрошу обо всем. И мы станем шутить и смеяться… вот будет здорово!
Глава 3. На речке
ГЛЕБ
После этой встречи я долго не мог уснуть — наверное, полночи проворочался. Хорошо еще, что сходил к ней, а то, поди, вообще не удалось бы подремать. А в шесть у меня подъем. Куры, козы, кролики и прочая грязная работа. И валилось бы все из рук. Оно и так валилось, с обеда и до вечера, потому что увидел ее и повел себя, как идиот.
Она права, я обижался, как девчонка. Глупо. Люди приходят в нашу жизнь и уходят — сколько их было таких? А вот именно ей почему-то тяжело было простить. Я прикипел к ней, поверил, что она — не как все. Добрая, верная, с открытой душой. Настоящий друг. Честно сказать, я уже тогда, лет в 10, подумывал на ней жениться, когда вырастем. Потому что такие девчонки на дороге не валяются. Но потом она меня разочаровала. Когда в первый раз не приехала на осенние каникулы, я еще держался. Мало ли, какие обстоятельства бывают. Может, заболела, или дела важные — это же всего неделя — вот и не успела в деревню съездить. На новогодние каникулы, промаявшись дня три, пошел на двор к ее бабушке — та сказала, не приедут. В городе с мамой будут отдыхать. К лету я понял, что она больше не явится. Никогда. Почти год прошел с последней встречи, а было так паршиво, будто вот пять минут назад об меня ноги вытерли. Облили помоями и обсмеяли. Не ожидал я от нее такого.
И стал намеренно ее забывать. Нарочно. Дружил с другими девчонками, заставлял себя. Тошно было, потому что все не то, а я опять… Конечно, со временем боль притупилась, а потом и забывать стал. Подумаешь, шмокодявка какая-то! Лет в пятнадцать начал девочек на свидания приглашать, а там и взрослая жизнь нагрянула. Честно признаться, не чувствовал я ничего «такого», про что в книжках пишут и в кино показывают. Ну, приятность какая-то во всем этом есть, но она больше изнутри меня или извне: мол, я тоже взрослый, тоже девчонкам нравлюсь, хоть и не умею красиво ухаживать. Пучок цветов да мороженое — вот и весь мой арсенал. Но никогда я не испытывал этого томления, дрожи, смущения при виде девушки, даже при прикосновении к ней.
А тут — вынесло моментально. Сам не понимаю, как узнал ее. Она изменилась очень. Такая стала… красивая, женственная. Одни губы чего стоят… как говорят, губы для поцелуев. С ума сойти! Я никогда особо не любил целоваться. Девчонки этим делом увлекаются и вечно обижаются, что я уворачиваюсь, а тут… Черт, только бы дорваться до этих губ, я б их два часа подряд целовал без перерывов! Но страшно даже шаг сделать в эту сторону. Она как принцесса, даже в этой коричневой кофточке с капюшоном. Волосы медные, зеленые глаза, как у ведьмы, кожа белоснежная… не верится, что это та самая чумазая зареванная восьмилетняя девчонка на берегу реки, к которой я когда-то так неосмотрительно поспешил на помощь. И вот, пропал. Принцесса и нищий… Что теперь делать?
К ней страшно прикасаться своими грубыми лапами. Она хрупкая, как цветок, нежная… и голос такой же. Мягкий, звонкий, не то что у наших деревенских красоток, которые курят через одну, а через две — водку пьют.
Не ожидал я ее увидеть, морально подготовиться не успел — вот и отреагировал неадекватно. Зачем, вообще, стал про деньги с ней разговаривать? Дурацкая тема для первой встречи через столько времени… Однако вечерний заход показал, что, похоже, не все потеряно. Правда, башка отключается напрочь, стоит нам дотронуться друг до друга. Чувствую себя малолетним девственником, которого от любого касания девушки током бьет, а от объятий вообще уносит в космос. Как она пахнет… Я еще никогда не обнимал никого, кто бы так благоухал. В груди жжет от этого аромата, но я не позволяю расцвести во мне надежде, что Маша когда-нибудь станет моей.
Едва управившись с утренними обязанностями, я ринулся на соседский участок: у меня был примерно час до обеда, благодаря тому, что все делал в страшной спешке (давно я так быстро не работал!). Нашел Машу под вишней, с мелким пацаном и книжкой. Ну настоящая тургеневская барышня, только не хватает пышной юбки и матросского воротничка у мальчишки! Вместо юбки, Марусины худенькие ножки прикрывали старые трико с пузырями на коленках, а сверху, как и вчера, была надета кофта с длинным рукавом.
— Ты на зимовку на Северный полюс, что ли, собралась? — ухмыльнулся я, резко спикировав на траву возле копошившегося там Кири.
Маша вздрогнула, потом скривилась:
— Мне нельзя на солнце: кожа слишком белая.
— Если от него прятаться, она так и останется белой навсегда.
— А если не прятаться, то я превращусь в одну сплошную веснушку.
— Мда, тяжело тебе приходится…
Она так тепло на меня посмотрела и так ласково улыбнулась — я сразу вспомнил, что не поздоровался, как самый настоящий грубиян. Но мне отчаянно хотелось коснуться губами ее губ, вместо банального «Привет». Жаль, что это невозможно…
— Мама говорит, мне надо жить в Питере, — продолжала тем временем Манюня.
Во мне все опало:
— Ты туда учиться едешь? На английский…
— Неет, — усмехается. — Кто ж меня туда отпустит? Я в N-ск, под бабушкино крыло.
Это хорошо, все-таки ближе. Хотя 500 км — тоже путь немалый.
Чтобы не терять время зря, я поспешил пригласить ее на речку:
— Купаться-то тебе можно? Мы недолго, загорать не будем…
Зеленые колдовские глазки восторженно загорелись:
— Сейчас у мамы спрошу! — она сорвалась и полетела в дом.
Киря, все это время делавший вид, что нас здесь нет, все так же деловито подхватил игрушку — большой разноцветный самосвал, неловко поднялся и засеменил за старшей сестрой.
Разрешение было благополучно получено, Маруся быстро переоделась в купальник, и мы не спеша, но и не медля отправились на пляж. Пляжем это, конечно, трудно назвать в полной мере: так, полоска твердого рыжего песка длиной метров в двадцать и шириной в три, но в некоторые часы тут не протолкнуться. Вот как сейчас: жара стоит знатная, всем хочется окунуться, чтобы немного остыть. На Маше — желтенький сарафан, довольно короткий, открывающий вид на ее белоснежные стройные ножки, и сквозь него проглядывают полоски черного купальника.
— Я же говорил, что ты малявка, — с ухмылкой заметил я, пока мы шли к речке.
— Чего это?
— На все тебе нужно спрашивать разрешения у мамы. Даже чтоб искупаться.
