не могла бы этого объяснить. От злости, наверное, что-то истинное, потаенное в ней воспротивилось этой черной воле, и, сцепив зубы так, что скулам сделалось больно, Полина смотрела в неживые синие глаза, не отводя взгляда, давая отпор чуждому нажиму и давлению, и чувствовала, как от невероятного напряжения сводит болезненной судорогой мышцы спины и катится между лопаток предательская струйка ледяного пота.
– Вы можете убираться куда угодно, – отчеканила севшим от напряжения голосом Полина. – Но Настя никуда с вами не пойдет!
И, продолжая смотреть в эти жуткие глаза, она ухватила невестку за руку и рванула к себе. Настя подалась вперед, но мужик держал девушку слишком крепко и был куда как сильней – дернул ее обратно с такой силой, что та, не удержав равновесия, завалилась назад, прямо на него, выронив на пол какие-то документы и бумаги, что все это время держала в руке.
– А ну-ка, отпустил девочку! – прокричал Михаил Александрович и ринулся к мужику, попытавшись оторвать у того Настю.
Почти неуловимо, коротко и резко выбросив руку, незнакомец «встретил» соседа ударом в солнечное сплетение, как только тот оказался рядом, – и с такой силой, что мужчина, страшно захрипев, сложился пополам, рухнул на колени и как-то замедленно-неотвратимо завалился на бок, падая на пол.
На противно-высокой ноте истерически заверещала Анна Захаровна, Саввушка громко, испуганно закричал, удерживаемая мужиком за локоть Настюшка все барахталась, пытаясь встать ровно, Полина же, одной рукой прижимавшая к себе племянника, другой продолжала тянуть Настю к себе, а где-то совсем близко послышался вой полицейской сирены…
И над всем этим бардаком вдруг пророкотал спокойный и уверенный голос незнакомца. Будто оглашая приговор к повешению, он пообещал Полине, с холодной усмешкой посмотрев ей в глаза:
– Еще встретимся…
Рывком вернув Настю в устойчивое положение, он поднял с пола рюкзак, стоявший все это время у его ноги (который, по всей видимости, принес с собой, когда вышел из квартиры, и на который, в пылу кипевших баталий и напряжения обстановки, никто из присутствующих не обратил никакого внимания), закинул лямку на плечо, повелительно дернул Настю еще раз и потащил за собой, торопливо сбегая по ступенькам вниз.
– Саввушка, я тебя люблю! – прокричала отчаянно Настя. – Я тебя очень люблю, сынок! – И издала непонятный горловой звук, словно ее заткнули ударом.
– Мама-а-а-а! – забился на руках Полины ребенок, подавшись всем тельцем к лестнице, туда, где бежала, заплетаясь ногами, увлекаемая чужой страшной волей Настенька. – Мама-а-а-а… – захлебывался он слезами.
Спрессованные в один сгусток времени и действий события произошли настолько ошеломляюще неожиданно и стремительно, что никто ничего толком не успел сообразить, и, конечно, никто даже не подумал кидаться вдогонку убегающему бандиту, чтобы освободить Настеньку.
Полина прижала одной рукой покрепче к себе заходящегося в истерике племянника, шепча ему на ушко что-то успокоительное, обещая наказать дядьку и вернуть маму, а второй, ходящей ходуном от адреналина, суетливо-бестолково ковырялась в сумочке, каким-то чудом не упавшей во время баталий с ее плеча. Наконец смогла нащупать и достать смартфон. И с какой-то непереносимой, раздражающей сложностью непослушными, негнущимися, неуклюжими пальцами, с попытки третьей, наверное, все же сумела найти в списке последних звонков номер брата.
– Поль, что? Только коротко, – отозвался недовольно Василий.
Он всегда ужасно досадовал и злился, если ему звонили во время работы, искренне полагая, что любая бытовуха незначительна по сравнению с его погружением в разработку программы, что отвлекать его от этого – конкретное кощунство, близкое к чистому злу.
– Вася, приезжай немедленно домой, – отчеканила сипевшим после жесткого противостояния с бандитом, пережитого страха и напряжения голосом Полина. – У нас беда. Настю похитили, Саввушка со мной, но ужасно напуган.
И сразу прервала разговор. Вдохнула глубоко, задержала дыхание, выдохнула продленно. Чуть подкинув вверх, перехватила тяжеленького Савву поудобней и снова попыталась хоть немного успокоить малыша.
– Не плачь так сильно, Саввушка, а то разболеешься. А тебе никак нельзя болеть, мы же обязательно найдем и спасем маму и накажем этого дядьку. Надо только, чтобы ты так не боялся и не плакал, а помог нам в этом деле. Ладно? – говорила она и гладила, гладила успокаивающе ребенка по голове, по спинке.
– Ла-а-адно, – прерывисто-истерично всхлипнув, ответил малыш и кивнул.
– Вот и молодец, – похвалила его Поля и уже гораздо спокойней и расторопней, чем с номером брата, отыскала в списке телефонов номер мамы и набрала его.
– Полиночка… – радостно-приветливо начала говорить Елизавета Егоровна.
– Мам, у нас беда. Все живы и здоровы, но Настю похитили. Приезжай к Васе домой… – И, как в случае с братом, сразу же отключилась, не отвечая на тут же посыпавшиеся вопросы перепуганной мамы.
Подумала пару секунд, посмотрела за распахнутую в глубь квартиры дверь, в которую отчего-то не могла заставить себя войти, – вот не могла, и все! Словно ее не пускала какая-то сила, или запоздалый, неосознанный страх, или… да, блин, какая разница!
– Анна Захаровна, – обратилась Полина к женщине, суетившейся вокруг Михаила Александровича, лежавшего скрючившись на боку, на полу площадки, прижимая руки к пострадавшему от удара животу, – вы полицию точно вызвали?
– Конечно, – уверила соседка. – Вы разве не слышите сирену? – Она кивком указала на подъездное окно между площадками.
Да, сирена не выла, а уже орала где-то совсем рядом, действительно, как Поля могла не обратить на нее внимания! «И как это они так быстро прикатили, практически сразу после звонка Анны Захаровны?» – промелькнула мимолетно, не задержавшись, мысль.
Задумавшись на пару мгновений, Полина смотрела остановившимся взглядом на документы, валявшиеся на краю лестничной площадки и на верхней ступеньке, которые выронила Настя. И в этот миг ей вдруг почудилось, что беспорядочное, брошенное состояние важных и ценных бланков, паспортной книжки и каких-то еще бумаг окончательно утверждает и закрепляет бесповоротную неотвратимость пришедшей к ним беды. Будто какая-то беспощадная роковая бомба взорвалась, разрушая их дом и всю их жизнь, от которой остались лишь ошметки в виде раскиданных документов, утерявших теперь всякую свою ценность.
Она вздохнула с сожалением, понимая, что с малышом на руках, вцепившимся в тетку как в единственный надежный якорь в море его страха и не желавшим отпускать Полину ни на секунду, у нее никак не получится собрать документы. Выдохнув, с силой покрутила головой, скидывая неуместную в этот момент задумчивость, пытаясь сконцентрироваться на решении первоочередных вопросов, хотя бы на время выставить мысленную преграду от той самой накрывающей их беды, которую уже чувствовала всем своим существом.
– Анна Захаровна, – обратилась она к соседке, – соберите, пожалуйста, документы.
– Да-да, Полиночка, сейчас, – засуетилась женщина, подивив своим неожиданным, можно сказать, прямо-таки сердечным каким-то расположением.
Но
