торопиться, потому что проникать в жаркое и тугое, ощущая, как потихоньку подаются, расслабляются не привыкшие к такому вторжению мышцы, само по себе дикий кайф. Добавить еще палец, сцеловав с губ всхлипы возражения, жалобы, что немного жжется и страшно. Вбуравливать их все увереннее, не забывая ласкать клитор, чутко ловя тот самый нужный мне момент, когда из «стыдно-больно-боюсь» начнет рождаться «да-да-хочу».
Лекс остановил мои фантазии как раз на этом моменте. И слава богу. Еще чуток — и я реально бы уже спалился. Ага, такой, мать его, супершпион, хромающий на обе ноги из-за выпирающей свинцовой трубы в штанах и с безумным голодным взглядом. Хотя взгляд все же от братана скрыть не удалось.
— Лёха, какого, сука, хера? Мы на работе, а не на съем телок вышли. — Чё поделать — от него ничего не скроешь, знаем друг друга как облупленных.
— За собой следи, — огрызнулся я. — Чё злой-то такой?
— Да эта дура уже два раза к носатым подходила и «шепталась». Нет, какой бестолочью надо быть, чтобы впрямую спрашивать о стволе, да так, что даже я услышал? Не засек, что ли? Сейчас только и смотри, чтобы они ее куда за контейнеры не потянули. Пялятся на овцу эту белобрысую как на кусок мяса. Вслед аж зубами как волчары клацают. И явно уже движняк вокруг нее затевают.
Рубцова действительно только отошла от очередного прилавка с продавцом отчетливо кавказской наружности, что ей указал как раз на стоящих неподалеку кружком земляков с однозначно криминальными рожами. И только она отошла, быстро прошептал что-то на ухо мальчишке подростку и пихнул его в плечо, отправляя в толпу.
— Ну так телка-то что надо, — пробурчал я, проследив за пацаном. Моему члену она точно самое то.
— Не телка, Лёха! Объект, и никак, мать его, иначе!
— Угу, правильный ты наш. Походу, пора вмешиваться.
Я ускорился и через десяток шагов догнал девчонку и аккуратно прихватил ее за локоток ровно за мгновение до того, как она заговорила с носачами. Она сдавленно вскрикнула и подпрыгнула на месте, рванув у меня локоть. Кавказцы развернулись, тут же вцепившись в нее сальными взглядами.
— Тихо, красавица! — прошептал я ей на ухо, угрожающе оскалившись сделавшим стойку бандюкам. — Я слышал, девушка ищет что-то особенное?
— Э-э-э! Слышь, чудило! Девочку-то отпусти! — вякнул один из них и шагнул за нами и схватил меня за плечо. — Мне тут начирикали — она к нам.
— Граблю убрал и съ*бался с дороги! — рыкнул я.
— Ты чё борзый такой? Бессмертный разве? Под кем ходишь, смелый такой?
— Я не шлюха, чтобы ходить под кем-то или ложиться под кого.
Я, не говоря больше ни слова, поволок Рубцову оттуда, обменявшись взглядами с Лексом. Он заступил попытавшим нас преследовать дорогу и ненавязчиво отвел полу куртки, светанув рукояткой ствола.
— Отпусти меня, нахал! — прошипела она, дергаясь. — Я сейчас на весь рынок заору!
— Ты и так уже сегодня на рынке звезда эфира, — хмыкнул я, направляясь к нашей машине. — Это же додуматься надо было ходить по барахолке и ствол во всеуслышание искать.
— Что такого? — и не подумала смутиться, по-крайней мере внешне, засранка и прожгла меня таким злобным взглядом, что до печенок и, чего уж там, и яиц пробрало. Личико идеальным сердечком, волосенки светлые выбились из гульки колечками, губки чуть обветренно припухшие, будто часами кто исцеловывал, ресницы густые, длинные, что крылья-опахала у мотылька, на скулах розовые пятна, по контрасту с которыми ее кожа цвета сливок еще безупречее кажется. Глазищи синие-синие, нереально просто яркие. Короче, гребаный херувимчик во плоти, а зыркает как бешеная дьяволица. Привет опять, железобетонный стоячище! — Я слышала, что люди так и делают!
— Ишь ты глазками сверкаешь как, а на первый взгляд — прям одуванчик, — хохотнул я, смиряясь с тем, как странно она на меня действует. — Это где же ты такой инфой-то разжилась, куколка?
— Не смейте так со мной разговаривать! Я вам не куколка!
Ее аж потряхивать начало, но я решил забить на то, что явно бесится от сюсюканья, и стал выводить ее дальше. Когда кто-то психует, до него легче легкого добраться.
— Так на черта тебе ствол, кукленочек сладенький? Разве такая милая девочка умеет с ним обращаться?
Я ее уже доволок до тачки и, распахнув дверь, сделал приглашающий жест, давая шанс сесть добровольно.
— Я вам не… Да ты рехнулся, если думаешь, что я сяду в машину к незнакомцу, да еще такому! — принялась она выворачивать руку из моего захвата. Ноздри заиграли, между бровей складочки, губешку прикусила от старания, дышит бурно, сиськи аж подпрыгивают от этого и ее усилий вырваться. П*здец! Так и искушает навалиться, грудью в тачку вжать и притереться стояком к заднице этой вкусной, чтоб угомонилась.
— Хм… — я аж башкой мотнул. Вот это вставляет девочка то! — Как быстро мы сблизились и перешли на ты, сладенькая, но я не против. И что со мной не так?
— Да у тебя же морда реально уголовная! И здоровый какой! — озвучила она свои смехотворные доводы.
— Это у меня-то морда уголовная? — деланно оскорбился я, прижав ладонь к сердцу. — А там, на рынке, ты собиралась подкатить прямо к чистым ангелочкам, да?
— Это не тво… — начала она снова, но тут рядом нарисовался Лекс.
— Ствол нужен? — без реверансов рыкнул он ей в лицо, аки злой лев. — Нет — вали давай, ищи дальше на жопу проблем. Если да — садись в машину и не вы*бывайся. Но прежде, чем решить, что ответить, глянь вон туда. — Брат указал на толпу черноглазок голов эдак в двадцать пять, что бодро и с вполне очевидными намерениями перли в нашу сторону из ворот рынка. — Мы дожидаться их не намерены. А ты?
Само собой, сработало безотказно. Хотя и было грубовато исполнено, на мой взгляд. Но Рубцова впорхнула живенько в тачку, светанув опять своей роскошной попой, и это главное. Ну и славненько.
Оксана
Страх и гнев — плохие советчики, а обоих во мне с утра плескалось в достатке. Все потому, что мне почудилось, что на подходе к остановке я увидела бывшего мужа. Вспышка ужаса была такой мощной и внезапной, что у меня в глазах на секунду темнота наступила, а ноги едва не подогнулись. В голове будто что-то взорвалось, и пусть я и осознала спустя эту самую секунду, что это не он, все равно накрыло ощущением, что сейчас кровь носом пойдет от подскочившего давления и бешеного сердцебиения. А потом я взбесилась и продолжала злиться
