о моем отце. Такие вещи, которые и жена-то родная не знала, наверное...
Поняла, почему мать боялась мне рассказать о нём многие-многие годы. Поняла, почему порой ловила на себе её задумчивый взгляд. В те моменты мама, должно быть, сравнивала меня с ним, искала что-то похожее на него или наоборот – природное опровержение. Поняла, почему одна часть во мне совсем другая. Часть своей жизни я была хорошей, как мама. Доброй, тихой, никого не обижала.
Но вместе с тем меня изнутри просто разрывало от несправедливости. Казалось, что вот-вот и прорежутся клыки, и я начну рвать и метать. Я начну силой и кровью отстаивать своё право на место в этой природе, право на нормальную жизнь.
Когда узнала правду об отце – мне стало легче. Практически все мои вопросы неожиданно получили ключики-ответы. Я даже улыбнулась, осознав роль генов отца. Это всё он, а не я!
Я встретилась с коллекторами. Позвонила им сама, назначила встречу в ресторане. Поговорила с ними незабитой невинной овечкой, а оперившейся уверенной в себе хищной птицей. Я отвечала за себя, и не прикрывалась богатеньким папочкой. Сидела за столом одна с тремя мужиками, вела переговоры и я справилась.
Стоило появиться, внутреннему стержню, как всё заиграло другими красками. Я получила отсрочку и покой на определенное время, а также прямой канал связи.
Это была первая победа новой меня. Когда знаешь, чьи корни в тебе, чья кровь, ты понимаешь, как лучше действовать, как существовать, жить, мыслить.
Той ясности, которой я стала обладать, у меня не было никогда. И я собиралась ею пользоваться впредь и всегда. Я никому не покажу себя слабой! Ни отцу, ни Солору, ни кому бы то ни было другому. Спасибо матери, что оставила мне ответы, иначе бы я себя потеряла.
Мысли выводят меня к спокойствию и равновесию. С приятным удивлением обнаруживаю, что слёзы высохли. Поднимаюсь на ноги, умываюсь и смотрю в зеркало.
Через два часа обед и я должна выглядеть победительницей, а не половой тряпкой.
Солор
Актриса, не иначе!
Это ж надо, как папочка постарался… Нашёл редкий экземпляр. Так бы её и… На Николь даже сырой порох зажжётся. По любому не одного мужика окрутила в своей жизни. Опытная. Шустрая какая. Сразу сообразила: что да как. И слезу пустила, и чуть ли не на крови поклялась, что я ей навеки враг. Ну-ну. Посмотрим. Я от этой грязи дом в два счёта вычищу!
Прижимая ладонь к свежим царапинам, быстро шагаю в свою спальню. Раскрыв настежь дверь, следую в одну из двух ванных комнат.
Открывают небольшой настенный шкафчик прямоугольной формы. Копаюсь, перебирая бутыльки. Где тут и чем можно обработать раны?
Нахожу, кажется, перекись водорода, беру ватный диск, щедро поливаю и промакиваю рану. Щиплет. Но почти безболезненно.
Верчу подбородком, осматривая себя в зеркало. Царапины невысокие. Скроет запросто и обычный воротничок рубашки. К обеду надо будет переодеться.
От вынужденного самолюбования меня отвлекает громкий стук в косяк распахнутой двери моей комнаты. Смотрю из ванной.
Мама. Выглядит она встревоженной и понятно почему. То есть из-за кого.
На мне одето худи. Набрасываю капюшон, чтобы скрыть от её глаз царапины продажной мошенницы, которую в наш дом приволок отец.
- Здравствуй, мама! – улыбаюсь и иду навстречу родительнице с распахнутыми руками.
- Здравствуй, милый, - она в ответ лишь сдержанно приподнимает уголки губ и обнимает меня без лишних сантиментов.
В голову закрадываются первые подозрения.
Сделав шаг назад, но продолжая удерживать меня за пальцы обеих рук, мама очень внимательно заглядывает мне в глаза.
- Почему ты так рано приехал?
Её вопрос меня удивляет.
- А что не надо было?
- Ты только четыре дня провел на отдыхе. Пять. Что-то произошло? – пристальность и фокус материнского взгляда нисколько не уменьшаются.
- Я расстался с Адель.
- Чем она тебе не угодила? Неплохая была девушка, судя по тому, как ты отзывался о ней и как выглядел в последний месяц.
- Она шпионка Сулеймана, - с безразличием к бывшей пассии бросил я.
Мать откровенно улыбается. Она едва не рассмеялась, услышав мои слова.
- Вы вдвоем мне напоминаете сорванцов, которые хвастаются между собой игрушками. У кого их больше и дороже. Солор, это несерьезно. – Мать снисходительно приподнимает брови. – Врагов итак вокруг достаточно, а у вас двоих совсем нет приличного повода друг с другом враждовать. Не втягивайся в соревнования с Кайшатом, а сделай ваши отношения дипломатичными. Вот увидишь, ты от этого только выиграешь!
Мама улыбается, но по-другому, сейчас – словно желая вдохновить меня на новые свершения.
На мои отношения с Сулейманом Кайшатом у меня было сугубо своё мнение и планы, о которых ей лучше ничего не знать.
- Так расставание с Адель – это единственная причина, почему ты так скоро примчался домой? – ходит она вокруг да около.
Ведь догадывается, что нет, но всё равно спрашивает.
- Это одна из причин, - хочу разобраться в обстановке, и только после этого вскрывать карты.
Мать всё смекает.
- Давай присядем, сынок, - она отпускает мои руки и указывает глазами на антикварный диванчик у стены. Неторопливо подходит к нему и присаживается. – Садись, - вытянув руку, хлопает ладонью по свободной половине сиденья.
Я не знаю, что и думать. Мама хочет со мной поговорить? О чём? Или о ком?
Теряясь в догадках, падаю в угол дивана, вальяжно раскинув обе руки на спинке дивана и на высоком подлокотнике.
- Слушаю тебя, - выдаю почти ровно и вскидываю глаза на мать.
Она смотрит на меня пристально и будто не до конца решается мне что-то сказать. Не сводя с меня глаз, приоткрывает рот, делает вдох и выдыхает:
- Ты знаешь о ней? О твоей сестре, Солор?
Внутри меня будто огромный шар-валун прокатился и оставил непонятную мне пустоту.
- Что? – недоумеваю я и убираю руки со спинки дивана и с его подлокотника.
- Я так и знала, что Стефан не выдержит и всё тебе донесёт. Совсем нас лишил времени подготовиться самим и подготовить тебя, - у матери вырывается вздох сожаления.
- Я не об этом, мама! – сдвигаюсь на край дивана и ставлю локти на бедра. - Ты назвала её моей сестрой?!
- Да, сынок, назвала. И я хотела попросить тебя, тепло принять девочку в нашем доме. И очень хорошо совсем было бы, если бы ты
