подружился с Николь.
Солор
В ушах отдаётся звон пощечины, но физически её нет.
Мать никогда не поднимала на меня руку, умела всё доносить словами. Не помню случая, чтобы она пожалела на меня время. Каждый раз в детстве и в подростковом возрасте садилась со мной рядом и объясняла, что и не так я сделал. И как нам вместе найти оптимальное решение проблемы.
А сейчас у меня такое чувство, что она дала меня эту пощёчину за то, что я уже натворил.
В своей жизни я выхватил всего две пощёчины: первую от отца, вторую от любовницы. Одной из первых моих приключений, кажется. Это получается третья.
А пощёчина словами бьёт куда сильнее.
Но если в первых двух случаях я откровенно и смело провоцировал, то здесь я от всего сердца желал избавить и уберечь семью от грязи и дурной славы. Только и всего. А теперь выходит, что я не прав?
У меня сейчас два пути. Быть деликатным и воспитанным, коим я чаще старался являться в обществе матери. Или позволить себе дерзость быть откровенным. Затронуть такие темы, которые мы с матерью старательно обходили и замалчивали годами.
Скольжу кончиком языка по внутренней стороне зубов. Второй путь выглядит перспективнее и короче. Решаюсь. Но в последний момент с визгом торможу. Чёрт!
Все мои сомнения мать может прочесть на лице, потому сначала взгляд упираю куда-то в сторону, а потом и вовсе поднимаюсь и подхожу к окну.
- Она его дочь? – вожу пальцами по прозрачной ткани штор.
- Думаю, да.
Чувствуя, как вновь во мне поднимается злость, позволяю себе бестактный вопрос:
- От шлюхи?
И всё-таки я перескакиваю на вторую дорожку.
- Ты мне причиняешь боль, подобными вопросами.
Я нежно касаюсь воздушной материи подушечками пальцев, будто рисуя узоры, но у самого внутри назревает чёрный смертоносный ураган.
- Ответь! – бескомпромиссно требую я, чуть ли не рявкнув на собственную мать.
В воздухе повисает тишина. Тягучая. Неприятная. Терпеть не могу подобные ситуации, когда непонятно, кто кукловод, а кто кукла.
У матери тоже не много вариантов для поведения. Или наконец-то приоткрыть мне тайну, или изображать обиженную и оскорблённую родительницу. Мне не шестнадцать лет, чтобы к этому прибегать. Я слишком долго был хорошим сыном, чтобы не позволить себе приоткрыть створку семейного шкафа со скелетами прямо сейчас.
- Ибрагим не любит разовых любовниц. Предпочитает заводить ни к чему обязывающие романы. Тогда он уехал на полгода в Россию по работе. Я понимала, что он не будет хранить мне верность.
Каждое слово ей дается с болью, но я не собираюсь останавливаться.
- Кто она? – рычу, напрягая пальцы, оторвав их от ткани, и по-прежнему стоя к матери спиной.
- Я не знаю, - уклончиво отвечает.
- Врёшь!
Резко разворачиваюсь к ней и не могу сдержать эмоций. Как такое можно было скрывать?
- Ты не глупая женщина, мама, - призываю я к правдивому диалогу, - наверняка узнала, кто такая. Не лги хотя бы мне, родному и единственному сыну.
Мать вздыхает, не смотрит в глаза, но признаётся:
- Она лаборантка из научного исследовательского института.
- Мать Николь?
- Да.
Все мои внутренности плотно стягивает.
- Ты знала, что у неё родился от отца ребёнок?
- Нет, - и чтобы придать вес своему ответу, мать добавляет, - клянусь. Эта женщина скрыла беременность от Ибрагима, - поднимает на меня глаза.
- И ты сейчас просишь, чтобы я подружился с незаконнорожденным ребёнком моего отца?
По сердцу будто проводит остриём тупого ржавого ножа, когда я вижу, что женщина, которая меня родила и воспитала, со снисходительной улыбкой реагирует на мои слова.
- Николь не ребёнок, а взрослая прекрасно образованная девушка, - избавившись от наивности в своих глазах, мать чеканит: - это не так сложно быть доброжелательным и учтивым. Ты это можешь, Солор, я знаю.
- Поздно, мама, - не видя смысла скрывать, скидываю капюшон и обнажаю царапины на шее, - сегодня я пытался прояснить ситуацию и дельно повздорил с Николь. Я хотел вышвырнуть её из этого дома!
Демонстрирую матери раны от кошки, внезапно поселившейся в нашем доме. Она всплёскивает руками и ахает:
- Господи, сынок! Что же ты наделал! – Ужас наполняет её глаза. – Молись, что бы нас миновал гнев Ибрагима, и чтобы Николь тебя простила.
- Я тебя не понимаю, - мотаю головой, меря комнату крупными шагами, - зачем тебе дружба с девчонкой? Или ты от меня что-то скрываешь?
Солор
Мать меня будто не слышала. Сидела, глубоко погрузившись в свои мысли. И только когда я повторяю свой вопрос в третий раз, она поворачивает в мою сторону голову.
- Ты знаешь отца, Солор. Ибрагим ничего не делает просто так. Вероятно, он устроил нам с тобой проверку на доброту и милосердие. Потерпи несколько дней. Всё проясниться. Возможно, он сам выставит Николь за дверь, когда поймёт, что его провокация не удалась, а дочка от лаборантки ему вовсе не нужна. Отцу надо поиграть с нами, так давай же покажем ему, что игра не удалась. Прояви всё своё терпение к девушке, сынок, и увидишь, что твоя мать оказалась права.
Найдя про себя путь решения проблемы, мама элегантно поднимается с диванчика и подходит ко мне.
- Я поговорю с Николь, пока ты собираешься. Скажу, что ты просто горячий молодой болван, - она улыбается грустно и легко одновременно.
- Я не стану перед ней извиняться.
- Извинишься, сынок. Никуда не денешься. Иначе рискуешь быть униженным в её присутствии отцом. Ты знаешь, Ибрагим любит посмаковать такие моменты.
Мать делает несколько мелких шагов в сторону распахнутой двери, но, посчитав, что сказала недостаточно, останавливается и деловито бросает мне через плечо.
- Рекомендую сделать это в ближайшие полчаса, Солор. Переоденься и поднимись в её комнату. Принеси свои извинения. Николь девушка наивная. Простит. Иначе нам с тобой несдобровать, сынок. У тебя целый час до приезда отца.
Родительница стучит каблучками на выход и аккуратно прикрывает за собой дверь. А я, не сдерживая эмоций, ударяю кулаком в стену. Чертыхаюсь про себя и не представляю, как буду извиняться перед Николь.
Но мать права.
Её доводы неоспоримы.
Многие, практически все не знаю, кто такой Ибрагим Давидович Фадель. Они видят шикарный богатый фасад снаружи, но гниль и труху пинаем внутри дома
