понизив голос:
— Ива, ты девственница?
Я вскидываю глаза и ошпариваю засранца возмущением! Нет, это ни в какие ворота! Он полностью серьезен и крайне увлечен беседой. От злости покалывает кожу. Если бы не больная нога, я бы ушла немедленно! Сейчас, увы, гордо продефилировать не получится, скорее — жалко. Лишь поэтому остаюсь на месте.
— Если нет, мой гонорар будет урезан? — парирую, приподняв бровь. — На сколько процентов?
— Не будет. Ты дико смотришь, пытаюсь понять причину. Мы пока просто разговариваем.
— Ты пытаешься купить меня. В открытую!
Он кивает, дескать, и что? Меня же окончательно накрывает! Вместо того чтобы тренироваться, быть в кругу приятных близких людей, я обсуждаю с чужим мужиком свою стоимость. Я его знаю пять минут! Не хочу ни целовать, ни тем более спать с ним. Слезы подкатывают, я моргаю и стараюсь переключиться. Зареветь сейчас явно не в тему. Только не перед ним!
— Эй, — зовет Раф. — Мы просто обсуждаем условия.
— Прости, я не продаюсь.
— Все продаются, главное — указать цену.
У меня открывается рот.
— Все? По-твоему, за деньги можно купить любого?
— Даже чемпионку.
— Боже! Не знаю, это воспитание или ты сам придумал… Но так же нельзя! Знаешь, я бы пожелала тебе пожить какое-то время в бедности и попробовать с людьми дружить. Общаться. По-настоящему. Может быть, и не пришлось бы покупать спутниц: они бы захотели быть с тобой просто так. Бесплатно.
— Никто бы не захотел, — отвечает он тут же, причем абсолютно спокойно.
Фыркаю.
— Ты попробуй, вдруг получится!
— Мне скоро тридцать, я пробовал. — Раф смотрит ровно, хотя взгляд становится напряженнее. — У меня социальная дезадаптация, со мной не уживаются.
Я осекаюсь, смутившись. Это что такое? Болезнь? Больным он не выглядит явно. Скорее, напротив, слишком здоровый, бодрый, богатый и охреневший кобель.
— В каком плане не уживаются? Ты бьешь людей? — Склоняю голову набок.
Он закатывает глаза. Слегка, самую малость улыбается. Как будто бы нервно.
— Нет, но смешно. Я шумный, невнимательный и импульсивный.
— И всё? — Я недоуменно моргаю. — Разве не половина парней планеты такие?
Раф улыбается шире, подмигивает.
— Это немало. По крайней мере раньше, до того как «СоларЭнерджи» стрельнула, я слышал о себе много всего «хорошего». Сейчас эти девушки мнение изменили. Пишут. — Он показывает телефон. — Все.
— Твои бывшие? Серьезно?
— Даже те, кто замужем. — Раф стреляет глазами на мои руки, их словно обжигает теплом. — Поэтому, наверное, купить можно всех. На мой аккаунт в соцсети за месяц после выставки в Эмиратах подписалось около миллиона человек. Личные сообщения трещат, и большинство писем не от коллег. Всех этих шлюх возбуждаю не я, а мой кошелек. И если уж покупать ласку, то у особенной. Ты мне нравишься, Ива. Очень. Я хочу именно тебя.
Температура воздуха резко повышается. Я задерживаю дыхание и застываю под внимательным взглядом.
Шума от Равского, может, не так уж и много, но энергия у него и правда бешеная. Слово «очень» он произносит с большим вкусом. Тело подсказывает: «Беги». Меня натурально знобит. Не представляю, как это — целоваться с Алексом. Не говоря уже о большем.
Зачем-то смотрю на его губы, он опять улыбается.
Вроде бы не выглядит опасным, но кто этих богатых гениев разберет?.. Опять же. Что у него там за красные комнаты в подвале? Спросить неудобно, еще решит, что я соглашаюсь и набиваю цену. Пора уходить. Пожимаю плечами.
Нам приносят блюда, но к приборам никто не притрагивается. Мы продолжаем смотреть друг на друга.
— Спасибо за комплимент. Как ты вообще представляешь такие отношения?
— Жить раздельно. Секретарь будет держать тебя в курсе моего расписания: выставки, конференции, командировки и так далее. Личные встречи буду назначать я сам. Видеться придется так часто, как мне удобно. На мои сообщения и звонки отвечать нужно незамедлительно. И быть готовой приехать. Неважно, тренируешься ты или обедаешь, похороны у тебя или свадьба. Я звоню, и ты моя.
Эм. Его хамство настолько органично, что уже даже не шокирует. При этом потребность послать куда подальше становится нестерпимой.
— О как, — проговариваю я.
— Бонусом мне нужна твоя полная преданность.
— Понятно. Интересная презентация, Алекс. Спасибо за честность. Я оценила.
— Но не согласна? — продолжает он. Берет, наконец, столовые приборы. — Давай поужинаем. На голодный желудок такие важные решения не принимаются.
— Оладьи или блины? — У мамы излишне веселый голос.
Обычно она так не разговаривает. Даже на записях с моих детских праздников нет столько наигранности, а ведь мне двадцать один, а не четыре. Приветливо улыбаюсь, не желая ее расстраивать. Понимаю, насколько нам всем нелегко.
— Я пас! — Поднимаю вверх руки, сдаваясь. Указываю на стол, где лежит ворох фантиков от конфет и шоколадок. Поглаживаю живот. — Если съем еще хоть что-нибудь сладкое, впаду в сахарную кому.
— Вижу, времени зря не теряла. — Мама шутливо грозит пальцем. Подходит к столу и начинает собирать бумажки. — Отвела душу?
— Да-а, — усмехаюсь и потягиваюсь. — Выполнила пятилетку за день.
— Здорово! Самое время позволить себе то, что раньше было нельзя. О, Ива, а давай сделаем сливочную пасту с красной рыбой, как мы пробовали в том ресторане с Андреевой? Спорю, там в одной ложке миллион калорий, но ведь вкусно! Обалденно. Я сливки возьму пожирнее. Только нужно за продуктами сбегать.
— Я пулей! — вызываюсь в шутку. Затем указываю на ногу и закатываю глаза.
Мама улыбается и присаживается рядом на диван. Мы зачем-то обе смотрим на весы, что пылятся в углу.
— Если не хочешь, я сделаю котлеты на пару́ из индейки. И потру морковь. Тоже вкусно.
Прыскаю в ладонь. Да-да, я самой себе неприятна последние недели, что уж о других говорить. Унылая девица на выданье. Апатия — жутко противная штука. Причем тяжело всем, и человеку в этом состоянии, и его близким.
— Спасибо, мам. Приготовь, что сама хочешь. Правда. Больше никогда не буду выпендриваться.
Мама фигуристая, и я, видимо, пошла в нее. После пятнадцати лет вес начал резко расти, организм стремился к женственности. Приходилось прилагать огромные усилия, чтобы при росте сто семьдесят сантиметров удерживать себя в пределах сорока четырех килограммов.
Тысячи раз мы ругались с мамой по поводу готовки! Сколько бы я ни просила, она упорно жарила котлеты на сливочном масле, а супы варила такие густые, что ложка стояла. Когда-то эти проблемы казались суперважными.
Мама обнимает одной рукой, я закрываю глаза. Зажмуриваюсь. Действительно тошнит от количества сладкого, что запихала в себя зачем-то. Включается чувство вины, из-за чего становится еще хуже. Я тяжело вздыхаю и тоже обнимаю
