— Обязательно. Сказала, что сегодня ты оделась как бомж и пошла в кабинет босса, чтобы попытаться трахнуть его. — Она тихо фыркает. — Как будто кто-то захочет этого холодного самовлюбленного эгоиста.
Прикусываю уголок губы, опустив глаза. Кто-то может захотеть его трахнуть.
На самом деле, одна девушка сразу пришла мне в голову.
Я.
Я, я, я.
Я бы трахнула Рима Блэкберна в мгновение ока.
Моя подруга продолжает болтать, ничего не подозревая. Боже, если бы она знала, что я думаю о нашем боссе? Она бы умерла.
— Эй! — Женевьева воспрявает духом, выпрямляя спину, сидя на картотечном шкафу.
— Завтра вечером всё в силе? Будем праздновать твое тридцатилетие?
Она возбужденно хлопает в ладоши.
Некоторые люди боятся наступления тридцатилетнего возраста, но не я.
Я рада, что мне уже за двадцать, и готова к тому, чтобы ко мне относились более серьезно. Готова начать свой бизнес. Готова к новой главе в своей жизни, несмотря на немного неблагоприятное начало.
— Всё в силе. Мне нужно выпить чего-нибудь покрепче.
Моя подруга хихикает.
— Крепкий напиток и твердый член внутри тебя.
— Поверь мне, этого не произойдет.
— Почему бы нет?
Потому что. По какой-то неизвестной причине мы с моей вагиной хотим одного мужчину.
Мужчину, который определенно не хочет меня, и это Рим Блэкберн.
ГЛАВА 2
РИМ
— Можешь убрать ноги с моего стола? — Мой друг Хантер закатывает глаза, ему пофиг, что его грязные ботинки оставляют гравелистый песок на моем ковре и столе.
Он игнорирует меня.
— Кто засунул шило в твою задницу? Ты ведешь себя, как сучка, больше, чем обычно.
Я тоже его игнорирую.
— Сегодня утром было не собрание, а цирк какой-то. Ты был бы полезен.
— И что я бы делал?
— Не знаю. Оказал моральную поддержку? Не дал мне съехать с катушек?
Хантер О’Рурк — ДИТ, директор по инновациям, и его основная обязанность тестировать новые идеи, создаваемые нашей командой разработчиков.
Внедрять инновации. Или в данном случае — обнаруживать ошибки в разработке. Изобрели новую палатку? Он возьмет ее в дикую природу и будет спать в ней. Нужно протестировать новый инвентарь для занятия альпинизмом? О’Рурк тот парень, который взберется на стену.
Нужно прыгнуть с моста на новом тросе? О’Рурк.
Он мой лучший друг и голос разума.
Он чокнутый, но это факт, поскольку зарабатывает на жизнь сплавом на плоту по бушующим водам.
— Ты слетел с катушек на собрании? Это так не похоже на тебя. — Друг закатывает глаза, затем наклоняется и роется в моей заначке с конфетами Brach’s (прим. пер. Brach’s — производитель конфет), которые я храню в маленьком серебристом оцинкованном ведерке. Он громко разворачивает карамель, намеренно шурша бумагой, чтобы вывести меня из себя.
Прищуриваю глаза.
— Ладно, возможно, я немного преувеличиваю, но, клянусь чертовым господом богом, я не знаю, кто нанял некоторых сотрудников.
Ухмыляясь, Хантер кладет конфету в рот и жует.
— Хмм. Ты?
Имитирую звук сирены.
— Неправильный ответ. Отдел кадров. Мои работники должны быть лучшими из лучших, но ни у кого из них не было ни единой гребаной идеи. Затем у меня была встреча с Пейтон Левек, которая стала еще одной гребаной катастрофой в мой и без того дерьмовый день. — От моего внимания не ускользает, что я произношу ее чертову фамилию правильно, каждый слог слетает с моих губ плавно, как у нее. Нежно. Причудливо.
— Ты только что выругался четыре раза.
Господи, Хантер — заноза в моей заднице.
— А ты слушал?
— Пытаюсь, но я понятия не имею, кто этот чувак Пейтон.
— Пейтон — женщина. И она уволилась сегодня утром.
Подала в отставку. Уволилась.
Одно и тоже.
— П*здец, дружище, это отстой. Ты упаковал ее барахло и попросил охрану выпроводить ее?
— Нет. Она отработает полные две недели.
Темные брови моего друга приподнимаются.
— У тебя жар? Мне измерить твою температуру? — Он встает и тянется через стол, целясь ладонью мне в лоб.
Отталкиваю его руку.
— Прекрати.
О’Рурк смеется, кладет в рот еще одну мою конфету, жует, и, наклонив голову, изучает меня.
— Я должен увидеть эту цыпочку.
Нет, не должен.
— Почему?
Его брови поднимаются от тона моего голоса.
— Ты, очевидно, запал на нее, иначе вышвырнул бы ее задницу на улицу, как поступил с другими свалившими сотрудниками.
Усмехаюсь, переключая свое внимание на монитор компьютера.
— Что ты, бл*дь, несешь? — Я запал. Я даже не знаю ее. — Это бизнес, а не гребаная служба знакомств. Не сри там, где ешь — вот для чего нужно правило на запрет служебных романов. — Прищуриваюсь, глядя на Хантера.
— Ты читал трудовой распорядок компании?
Друг машет рукой.
— Трудовой распорядок — это чушь собачья, и ты это знаешь.
Мои глаза все еще прищурены.
— Почему? Потому что ты его нарушаешь?
Он снова смеется.
— Поверь мне, если бы здесь был кто-то, кого я хотел бы трахнуть, никакое дурацкое правило «Не трахаться» меня бы не остановило.
Прекрасно.
Но Хантер еще не закончил копаться в дерьме и пускать в мою сторону идиотские комментарии.
— Значит, эта цыпочка оставила тебя в подвешенном состоянии… Ты, черт возьми, понятия не имел до вашей встречи, кем она здесь работала. Итак, ты не выставил ее, потому что… почему? Она закончит свою работу через две недели, почему бы просто не выгнать ее?
Я вздыхаю, откидываюсь на спинку стула и ослабляю галстук, который надел только для того, чтобы произвести впечатление на инвесторов. Он ужасающе синего цвета на фоне моей синей рубашки с закатанными до локтей рукавами.
Отодвинув клавиатуру в сторону, наклоняюсь вперед, упираясь в деревянный стол. Сжимаю руки.
Стреляю в Хантера раздражительным взглядом.
— Мне некем ее заменить. Ты что, не слушал? Сегодняшняя встреча утром была гребаным цирком. Если она уйдет, мне п*здец.
Мы будем сотрудничать с «Outdoor Ecosphere», и она нужна мне для маркетинга.
— Но ты говорил, что маркетологи — отстой.
— Она не в маркетинговой команде, она занимается всеми социальными сетями, и справляется хорошо. — Я неохотно признаю последнюю часть, на самом деле кривя губы.
Откуда я знаю? Я, как идиот, исследовал нашу компанию в интернете больше получаса, просматривая наш веб-сайт, Instagram и Twitter.
Ее посты аккуратные, фирменные и своевременные, комментарии умны и забавны, но в то же время профессиональны.
Так же, как и ее личные страницы.
И я знаю это, потому что тоже чертовски тщательно изучил их.
Бл*дь.
Бл*дь.
Бл*дь.
— Значит, ты просто позволишь ей остаться. — Хантер жует. Глотает.
Жует.
Хлюпающий звук пережевываемой липкой карамели вызывает у меня желание перегнуться через стол и задушить его.
— Да. — Щелкаю карандашом, чтобы занять руки, пока он не скатывается со стола и не падает на пол.
— И у тебя нет никакого интереса чпокать ее.
Поднимаю голову и свирепо смотрю на друга.
— Почему ты так себя ведешь?
Хантер О’Рурк пожимает плечами, одетый в клетчатую фланелевую рубашку.
— Почему ты ведешь себя, как сучка?
У нас с Хантером есть своя история; только ему сходит с рук называть меня сучкой, в основном потому, что я знаю, что веду себя как мудак. Я, на самом деле, грубиян.
Ни для кого не секрет, что я безжалостный ублюдок. Я не люблю жизнерадостных людей. Или быть жизнерадостным.
Или людей.
Да, определенно не люблю людей.
Но я люблю О’Рурка, как брата, хотя большую часть времени он колоссальный придурок.
Мы познакомились в средней школе, когда его семья переехала в соседний дом, большой фургон подъехал к дому, который пустовал целых четыре месяца, за несколько недель до начала занятий.
