Темная принцесса - Трейси Лоррейн

— Я никогда не лгал тебе, Ангел.

— Ты лжешь всем каждый чертов день своей жизни, Николас Деймос.

Она поворачивается ко мне спиной, обрывая нашу связь.

— Пойдем. Мы оставим твои вещи у двери, Калли. Мы будем на кухне, если ты проголодаешься.

— Тебе следует уйти, Ант. Находиться здесь опасно. Если кто-нибудь найдет—

— Я знаю, что делаю, Калли. И Деймон прав. Твоя безопасность здесь важнее всего.

— Если бы это было правдой, ты бы не проводил со мной время. Ты так же хорошо, как и я, знал, какой опасности мы себя подвергаем.

— То, что происходит, не имеет к нам никакого отношения.

Рычание вырывается из моего горла при его словах.

— Но, если бы не мы, ты, возможно, сейчас не так приятно проводила бы время.

— Приятно? — выплевывает она, разворачиваясь обратно и бросая на него убийственный взгляд. — Ты думаешь, что быть накачанной наркотиками — снова, — она пронзает меня взглядом, — брошенной в фургон и привезенной сюда против моей воли — это мое представление о приятном времяпрепровождении?

— Могло быть хуже, уверяю тебя.

— Неважно, — усмехается она, снова отворачиваясь от нас.

— Ангел? — вздыхаю я, когда Ант ускользает, как она и просила.

— Мне это не интересно. Просто оставь меня в покое.

КАЛЛИ

Он стоит позади меня, пристально глядя на меня, безмолвно умоляя меня повернуться к нему в течение самого долгого времени.

Но потребуется нечто большее, чем магнетическое притяжение, которое всегда между нами, чтобы заставить меня сдаться на этот раз.

Он зашел слишком далеко.

В основном я была за то, чтобы прыгнуть с ним в сумасшедшую поездку. Но это…

Это чертовски безумно.

Я в опасности. Это вполне может быть правдой.

Итальянцы преследуют меня в отместку. В это не так уж трудно поверить.

Но он мог бы поговорить со мной. Он мог бы загнать меня в угол в том переулке и объяснить.

Если бы он сделал это достаточно хорошо, я, возможно, даже согласилась бы, чтобы меня бросили в кузов фургона.

Ему не нужна была театральность, чтобы уберечь меня.

Если бы он сделал то, чего я жаждала от него в течение нескольких дней — черт возьми, месяцев — и просто поговорил со мной, открылся, сказал мне правду… тогда я была бы, как пластилин в его руках.

Но нет.

Ему пришлось изобразить сумасшедшего дьявола на моей заднице.

Но в конце концов, он должен понять, что у меня есть черта упрямства, которая может соперничать с его, и он отступает, не сказав больше ни слова.

Как только я уверена, что он ушел, я оборачиваюсь, обнаруживая сумку, которую он оставил для меня, на полу у двери.

Мое тело болит при движении, усталость и затяжные последствия того, чем он меня накачал, делают мои движения вялыми.

Потянув за молнию, я заглядываю внутрь, понятия не имея, чего ожидать.

То, что я нахожу, заставляет меня в шоке упасть на задницу.

Прости, Ангел.

Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, потому что мир без тебя в нем не стоит того, чтобы в нем жить.

Весь воздух вырывается из моих легких при его словах. Слезы наполняют мои глаза, и комок, такой огромный, что я с трудом сдерживаю дыхание, поднимается к моему горлу.

Залезая в сумку, я достаю его записку — разумеется, вместе с летучей мышью-оригами — и свой iPad, пытаясь сдержать свои эмоции.

Я терплю неудачу, главным образом потому, что в ту секунду, когда мой взгляд снова падает на его беспорядочные каракули, из моего горла вырывается отвратительный всхлип.

Замешательство, разочарование и предательство — все это война внутри меня. Но больше всего меня разрушает моя потребность в нем. То, как сильно я хочу распахнуть эту дверь и зарыться в его объятиях, заставляет меня рыдать, как ребенка.

Я не должна была так сильно нуждаться в нем. Я не должна была хотеть его после всего, что он сделал. Но этот сломленный, испуганный мальчик зацепился за что-то глубоко внутри меня, и я не могу его отпустить.

Все еще сжимая записку в руке, я снова заползаю на кровать и просто даю волю слезам, которые все еще требуют пролиться.

Я делаю шаг вперед, и Деймон немедленно делает шаг назад. Как будто он боится меня, все время пытаясь убедиться, что я боюсь его.

У меня от этого кружится голова. Но сколько бы раз я ни пыталась разобраться в этом мальчике, мне это никогда не удается. Он слишком запутанный. Слишком… отличается от других.

Подарите моему брату, моему двоюродному брату игровой контроллер или футбольный мяч, и они будут счастливы часами.

Но, кажется, ничто не делает Деймона счастливым. На самом деле, все, кажется, делает его грустным.

Ему грустно в школе, дома, когда он играет с моим братом.

Я не знаю почему, но я хочу видеть его улыбку.

Он такой милый, когда делает это. От этого его глаза загораются, как будто они сделаны из серебра, и у него появляются две ямочки, которые обычно скрывает его хмурый вид.

— Тебе нужно уйти, — говорит он, его голос тише, слабее, чем я привыкла, и я ненавижу, что его отец имеет власть так поступать с ним. Лишить его уверенности в себе и заставить сбежать.

Ну и что, что он провалил тест?

Это случается со всеми нами время от времени.

И это не значит, что у мальчиков в нашей семье нет других дел. Наши отцы всегда заняты своими делами. Заставляя их тренироваться, что бы это ни значило.

Я исключена из всего этого. Не то чтобы это меня слишком беспокоило. Из того, что я слышал, это звучит не очень весело. По крайней мере, они есть друг у друга. Я всегда одна.

Девочки в школе не хотят быть моими друзьями. Не совсем. Они хотят дружить с ними. И как только они сближаются с ними, они забывают о моем существовании.

Это нормально. Не то чтобы я тоже хотела с ними дружить. Все, что их волнует, — это одежда и то, как они выглядят.

Я хочу настоящего друга. Того, кто поймет меня.

Кто-то вроде Деймона.

— Позволь мне помочь, — говорю я, делая еще один шаг к нему.

— Мне не нужна никакая помощь, — усмехается он, отворачиваясь от меня. Прячется от меня.

— Какой тест ты провалил? Я могу помочь тебе учиться.

— Это ничего не значит. Просто дурацкий тест.

— Тогда ты пройдешь это в следующий раз, верно? Давай просто убедимся, что ты справишься. Докажи, что он неправ.

Это занимает пару секунд, но в конце концов его глаза находят мои.

Его слезы прекратились, но они все еще липнут к ресницам.

— Я