случится с ней под контролем Диего Гонсалеса. И я знаю, что ее отец тоже хочет, чтобы она вернулась.
Но мы не можем добраться до нее.
Как бы мы ни сражались, по сути, я и значительная псевдо-армия Рикардо, поскольку ни один из мужчин Сантьяго, похоже, не особо хорош в этом, его окружает стена из лучших бойцов Диего, явно намеренных вытащить его и Изабеллу, даже если для этого придется убивать гостей. Запах крови наполняет воздух за считанные секунды, крики пронзают мои уши, и я теряю представление о том, что именно происходит. Все, что я знаю, это, что надо остаться в живых, попытаться сохранить жизнь людям Сантьяго и пытаться добраться до Изабеллы.
Я преуспеваю в первых двух пунктах. В последнем мы терпим неудачу.
Когда звук ревущих двигателей снаружи смешивается с криками, большинство гостей, все еще способных кричать, выбрались наружу. Остальные лежат на полу, мертвые или раненые, и стонут, а я окружен морем тел в черных бронежилетах и рабочей форме, в моей руке окровавленный нож. Я не смог добраться до пистолета, но, черт возьми, видит бог, я могу нанести достаточно урона кулаком и ножом в большинстве случаев, чтобы не случилось.
Некоторые тела на полу принадлежат мужчинам Сантьяго, но их гораздо меньше, чем тел Гонсалеса. Остальные сбежали вместе с ним и Изабеллой, а я стою там, тяжело дыша, сжимая нож, пока Рикардо и его сын приближаются к оставшимся охранникам Сантьяго и ко мне.
— Где Лупе и Елена? — Задыхаясь, спрашивает Рикардо одного из своих людей грубым и хриплым голосом. — Они…
— Мы отвели их наверх, — отвечает мужчина, выглядящий таким же усталым и окровавленным, как и все мы. — Их охраняют.
— А Изабелла? — Его голос ясно говорит о том, что он уже знает ответ, но должен услышать его вслух.
— Гонсалесу все сошло с рук, сэр.
— Дерьмо! — Рикардо громко ругается, звук эхом разносится по бальному залу и заглушается стонами раненых гостей, отчего по коже бегут мурашки. — Окажите медицинскую помощь гостям, — быстро приказывает он. — Врача, и все, что можно сделать. Нам с сыном нужно поговорить с Найлом. — Он смотрит на меня с выражением, которое, как мне кажется, должно быть сердитым или суровым, но не может изобразить ничего, кроме измученности, и огорчения.
Его охранники пытаются схватить меня, но я отмахиваюсь от них.
— Думаю, я способен самостоятельно добраться до кабинета, — раздраженно огрызаюсь я. — Я даже знаю, где он находится. После вас, сеньор? — Я жестом указываю на Рикардо в знак преувеличенного уважения. Он прищуривается от моей наглости, но все равно делает шаг вперед. Анхель плетется за ним, и я следую за ними, больше всего на свете желая, чтобы это поскорее закончилось.
Если они решат пристрелить меня, по крайней мере, этот день закончится, и я смогу немного отдохнуть. Однако, как только мы оказываемся в кабинете Рикардо, он не стреляет в меня. Он даже не выглядит особенно сердитым. Он выглядит… измученным.
— Мне нужна твоя помощь, чтобы вернуть Изабеллу, — говорит Рикардо без предисловий, опускаясь в одно из кресел. Анхель парит рядом, его лицо превратилось в напряженную маску беспокойства, он выглядит таким же измученным, как и его отец.
— Я должен улететь домой утром. — Мой голос ровный, такой же измученный. Я пришел на эту гребаную вечеринку с намерением выпить немного гребаной текилы и поставить последнюю точку в союзе с картелем, а затем отправиться домой с хорошими воспоминаниями о Габриэле в голове и новым желанием начать все сначала в душе, обеспечив себе место за королевским столом. Я был готов отпраздновать успех с Лиамом по возвращении и насладиться огорчением на лице Коннора, когда он поймет, что я не провалил задание, и ему придется позволить мне сесть за его чертов стол.
Вместо этого я весь в синяках и крови, частично моей, частично нет, предательство Изабеллы свежо в моей голове, и вся работа перевернута с ног на голову.
— Братья Макгрегор ясно дали понять, что альянс зависит от того, не начнет ли он войну, — прямо говорю я Рикардо. — Если я пойду и верну Изабеллу, не думаешь ли ты, что Диего поступит именно так? Ты готов драться с ним без поддержки ирландцев?
— Господи, чувак. — Анхель смотрит на меня, качая головой. — Ты лишил ее гребаной девственности. И ты собираешься стоять тут и говорить об этом так холодно? Он накажет ее за это. Он выместит это на ней невообразимыми способами. А ты стоишь и говоришь о том, чтобы улететь домой, в то время как моя сестра вот так попала в лапы этого человека из-за тебя…
— Из-за этого пострадает мое положение в семьях, — говорит Рикардо, его голос звучит так же устало, как и все остальное его тело. — Самое мудрое, что можно было бы сделать для репутации семьи Сантьяго, это позволить Диего жениться на Изабелле. По крайней мере, тогда он был бы отчасти удовлетворен и, возможно, не втоптал бы нас в грязь и не начал бы ту войну, о которой ты, кажется, так беспокоишься. Но… — он качает головой, откидываясь на спинку стула. — Я не могу оставить свою дочь в руках этого человека, Найл. Я знаю, что он сделает в отместку за то, что она "не непорочна", как только что сказал мой сын. А ты…
— Я не знал, — говорю я категорично. — Ты прятал свою дочь, Рикардо, поэтому я никогда ее не видел. В баре она назвалась мне вымышленным именем. Я никогда не знал, кто она такая. Я даже не знал, что она девственница, пока на следующий день не вспомнил и не собрал воедино некоторые ключевые детали.
— На следующий день. — Рикардо потирает рот рукой. — Это было больше одного раза?
Я думаю, говорить ему правду или нет, но, насколько я вижу, лгать нет смысла. Сейчас это никому не поможет, и это спасло бы всех от большого горя, если бы с самого начала была рассказана правда.
— Да, — прямо отвечаю я ему. — Это было три разных вечера в течение недели.
— Должно быть, она сбегала, — тихо говорит Анхель. — Я не думал, что она на это способна. Как ты думаешь, Елена знала?
Рикардо качает головой.
— Нет. Я не думаю, что она вовлекла бы в это свою сестру.
— Они так близки, хотя…
— Именно поэтому. — Рикардо глубоко вздыхает. — Изабелла не хотела бы, чтобы ее сестра хранила такой опасный секрет. — Затем он поворачивается ко мне, с некоторым усилием вставая, чтобы мы смотрели друг на друга более ровно. — Я не из тех, кто просит милостыню, — тихо говорит он, его темные глаза непоколебимо встречаются с моими. — Но сейчас я умоляю тебя, Найл Фланаган. Спаси мою дочь от Диего Гонсалеса. Я дам ирландцам все, что
