поесть. Он только сел.
— Все нормально. — Максим поднимается и берет дочь. — Поешь сама, тощая стала, одни глаза и ноги, — отчитывает меня беззлобно. Возвращается на свое место. — То ли дело вот эта булочка, да? Вот это щеки, идеальной формы. — Он наклоняется и зацеловывает Виту в шею, та снова визжит от восторга.
Любит его. Очень любит.
В груди сладко ноет тут же. Я смотрю на этих двоих и не могу проглотить кусочек курицы, который до этого жевала. Не могу привыкнуть. Не получается. Каждый день вижу, как Макс с дочерью возится, и каждый раз до слез прошибает. Все опасаюсь подвоха, какого-то сюрприза неприятного.
Но какие уж тут сюрпризы! Он ее ждал. Если начистоту, он ждал ее больше, чем я.
Моя дочь растет в любви и обожании. Она… даже не представляет себе ситуацию, чтобы папа ее проигнорировал, чтобы не улыбнулся и не затискал. Он другой с ней. Для всех, в том числе домашних, есть один Макс Одинцов — суровый, ответственный, вечно погруженный в дела. И только для этой девчушки существует вариант номер два — папа Виты.
Как-то раз он говорил по телефону по работе, отчитывал кого-то, но не повышая голоса и, конечно, без ругательств, — она услышала и разрыдалась. Не поняла, почему папа злится, и так горько ревела, что Максим потом долго просил прощения.
Моя дочка совсем не такая, как я. И растет в других условиях.
Об этом, кстати, не раз говорила мама: избалуете девочку. Но как тут не баловать?
Максим ее с рук не спускает. И он действительно будто рад… просто рад, что у него есть ребенок. Его собственный.
Когда он уезжает и я успокаиваю Виту, отвлекая от расставания с отцом, Диана произносит:
— Боже, Февраль, у тебя идеальный муж. Если бы у меня был такой, я бы ни дня не работала, только бы рожала ему детей. Как в сказке Пушкина: я б для батюшки-царя родила богатыря!
— Но мы ведь не в сказке, — улыбаюсь я, целуя дочку.
У меня есть своя машина, но зачастую нас с Витой сопровождает Семён или Альберт, водитель Максима. Сегодня за рулем Семён, он останавливает авто у дома, в котором снимает комнату Диана. Мы тепло прощаемся.
Провожаю глазами подругу, которая забегает на крыльцо, и опускаю их.
— Хотите мороженое? — весело спрашивает Семён.
— Что?
— Мороженое будете? По пути можно заскочить в МакАвто. Я бы съел. Ну и я угощаю.
— Вообще, можно, — улыбаюсь. — Спасибо, Сёма. Классная идея.
— Абсолютно не за что. Только не грустите, пожалуйста.
— Не буду.
Я достаю мобильник и смотрю на верхнее письмо в ящике. Там несколько фотографий, на них ничего криминального — Максим разговаривает с девушкой. Только разговаривает. Он… обычно предельно осторожен, попался только единожды. Со мной.
Сжимаю зубы.
«Гостиница ”Флорет”, номер 16. Сегодня. Будьте в курсе. Поклонник».
Качаю головой. Это уже третье письмо, первые два я сразу после прочтения удалила. Мне часто пишут. И Максиму, знаю, тоже пишут про меня какую-то чушь. Людям делать нечего.
Вновь смотрю на фотографии: эффектная девушка. Брюнетка. Лица не видно, но фигура отпад.
Закрываю письмо и зажмуриваюсь. Диана права, у меня идеальный муж. Вот только жизнь с ним — хождение по раскаленным углям. Я замужем год, не глупая, понимаю: если муж не спит с женой, значит, он спит с другой женщиной.
Мне на это плевать: у меня есть дочь, есть дом, учеба и работа. У меня все хорошо.
Вот только почему же так больно? Каждый раз! Почему так нестерпимо больно даже думать о том, что Максим обнимает другую? В груди горит, крутит, тянет. Это какая-то изощренная пытка — жить с ним, видеть его каждый день. И знать.
Осознаю, что пальцы дрожат.
Семён протягивает мороженое, я беру неудачно, и оно падает прямо между сиденьями. Он тут же заверяет, что все в порядке, жертвует мне свое. Сам же сворачивает на парковку и достает влажные салфетки. Вита морщится во сне, а потом широко улыбается.
Я не удерживаюсь и целую ее в лоб. Мое сердце, мое спасение. Единственный фактор, почему я еще не сошла с ума от своего «счастливого» замужества с идеальным мужчиной.
— Что ж, малышка, судя по всему, папа снова задержится. Не будем с тобой готовить ему ужин, да? Лучше займемся чем-нибудь повеселее.
Разноцветные тряпочки, которые нашила мама для Виты, — просто топ. Мы десять минут перебираем, гладим, рассматриваем. Разная фактура ткани интересует дочку безмерно! Ни одна дорогущая игрушка пока такого эффекта не имела.
— Смотри, вот так еще можно. — Я кутаю куколку в ткань. — Платье получается, да? Как у Виты платье! Только зеленое. А у Виты голубое, — показываю, рассказываю.
Дочка еще слишком мала, чтобы наряжать кукол, но ей нравится любая деятельность, поэтому она мгновенно включается и… добит пупсом об пол. Затем берет машинку, которую купил Максим, кладет на ковер и накрывает, будто одеялом.
Смеюсь:
— Да моя ты девочка! Маминого пупса, значит, об пол, а папин мерс баиньки! Виточка уложила машинку спать! Булочка заботливая.
Картинка выходит настолько славной, что дочь не выдерживает, хватает машинку и тянет ко рту.
Вита внешне похожа на папу — смуглая, темноволосая. Когда родилась, глаза были ярко-голубыми, теперь карие и продолжают темнеть с каждым днем. Смотрю в них и поражаюсь — разрыв шаблона у меня. Глаза Максима — точь-в-точь, при этом такие добрые, веселые и счастливые, каких я у мужа отродясь не видела.
А жаль, ему бы пошло. Вита теряет интерес к тряпочкам, и я собираю их в пакет. Бросаю взгляд в окно — фары мелькнули или показалось? Бр-р.
Зря так рано отпустила Семёна, иногда он сидит с нами вечером. Вдвоем с дочкой не то чтобы страшно. Некомфортно.
Максим купил этот дом, когда я была на шестом месяце беременности. Когда Вите исполнился месяц, мы сюда переехали. Ремонт делали на скорую руку. Квартира Максима показалась тесной для троих. А для двоих, если начистоту, особенно.
— Что ж, пойдем купаться? — предлагаю дочке весело.
Поднимаюсь, иду в ванную и включаю воду. В этот момент щелкает замок.
От неожиданности я замираю.
Смотрю на часы — и восьми нет. Рано он что-то.
Тут же суетиться начинаю на ровном месте! Проверяю воду, убавляю горячую, добавляю. Целую Виту, хватаюсь за полотенце. Дочка тянется к своим резиновым уткам, я машинально вручаю ей одну, хотя это игрушки для ванны.
Максим для меня — гость, был им раньше и
