ли мне говорить.
Потом едва заметное пожатие широких плеч и будничное:
— Этот дом покупает Егор.
Я утыкаюсь невидящим взглядом в спину Ильи.
Как он может дом покупать, если недавно мне объяснял, что мы входим в режим экономии? Что ему новую клинику по области открывать…
Деверь моё молчание истолковывает по-своему. Низкий голос пропитан иронией:
— Выходит, он вам дом приобрёл, чтобы вы в нём… работали?
— Он мне… он ничего о доме не говорил.
— Он не говорил вам о доме? — чёрная бровь выгибается, и Александр бросает задумчивый взгляд в сторону моего спутника. — И ваш начальник не знал?
Пытаюсь сообразить, припомнить.
Нет. Никаких разговоров о том, чья это собственность, мы не заводили. Да и прежде я такими вещами предварительно не интересовалась. Мне достаточно было того, что Илья всегда тщательно подбирал клиентуру. Прежде никаких накладок с этим не возникало.
Стоило мне об этом подумать, как Илья обернулся:
— Так вы, получается, родственники?
Кажется, до него только сейчас дошло, что одинаковость наших фамилий могла намекать на подобную вероятность.
— Александр Михайлович — старший брат моего мужа, — пробормотала я, пытаясь охватить мыслью происходящее.
— Как тесен мир, — засмеялся Илья и продолжил подъём по лестнице.
— Значит, не знал, — завершил свою мысль Муратов-старший. — Выходит, дом Егор прибрёл не для вас.
По сердцу будто тупым ножом полоснуло.
Но мой спутник решил, что стоит добить:
— Он упоминал, что узор для панно подбирала заказчица.
Внутри у меня закололо. И от этого безразличного тона, и от понимания, что тут, скорее всего, нет никакого недоразумения. Что дом — тайное приобретение. И тайное вовсе не потому, что он собирался сделать мне подарок.
Я вспомнила пухлые губы и бледные локоны.
Не может этого быть…
Когда же я наконец покину этот кошмар и вернусь в привычную мне реальность?.. Реальность, где мы с Егором пусть и не идеальная пара, но любящие друг друга люди. Где мы с Егором заботливые родители идущего на поправку Лёшки. Где мы пусть и ссоримся, но по таким поводам, которые предполагают прощение.
Где наша любовь не разлетается на осколки из-за того, что мой муж устал от этой жизни и строит другую у меня за спиной!
Мы наконец поднялись на второй этаж. Присутствие Ильи мешало прижать Муратова к стенке и потребовать от него ответы на все вопросы, которые теснились сейчас в голове.
Хотя, может, и смешно даже думать о том, что я могла бы что-нибудь стребовать с двухметровой горы мышц и арктического хладнокровия.
Если бы захотел, преспокойно схватил бы меня за шкирку со всеми моими вопросами и вышвырнул за дверь этого дорогого коттеджа.
На втором этаже из просторного полукруглого коридора со стеклянной стеной, выходившей на живописное озеро, стоял стол с разложенным на нём набросками. Тут же, в просветах между комнатными дверьми должны были разместиться три вертикальных панно. Ещё несколько — в холле внизу.
Илья поманил меня к столу, указал на эскизы.
— В целом ты в курсе, с чем придётся работать…
Он указывал на рабочее пространство, упоминал об инструментах. Муратов кивал, что-то скупо ему отвечал.
Зачем он здесь? Почему он сам встречал нас сегодня? В его риэлтерской фирме полным-полно профессионалов…
Но, вероятно, это и к лучшему. Иначе я согласилась бы на эту работу, а правду узнала бы позже.
— Ни с чем, — услышала я собственный голос.
Мужчины в унисон обратили на меня свои взгляды.
— Я не буду браться за этот заказ.
Муратов прищурился. Конечно, он понимал причину отказа.
— Уверена, Илья подыщет вам другого специалиста.
Сорокин растерянно переводил взгляд с меня на Муратова.
— Нин… мы ж обсуждали. Мы… — он задержал внимание на Муратове, будто просил его поддержки. — Свободных кадров у меня сейчас нет. Все на заказах. Ближайшая художница освободится в марте…
Он не хотел терять этот заказ. Потому что плата была очень щедрой.
— Я видел ваши работы, — взгляд Муратова был непроницаем. — Вы нам подходите идеально. А вас в нас что не устраивает?
Он умел быть жестоким. Умел быть безжалостным.
— Условия, — назвала я первое, что пришло в голову.
Не знаю, чего я ожидала. Вообще-то была уверена, что Муратов попросту укажет нам с Ильёй на дверь. Уже гадала, как будут с Сорокиным объясняться, когда…
— Прискорбно. Но исправимо. Я заплачу вам по двойному тарифу.
У Ильи глаза полезли на лоб.
Я тоже глазела на деверя.
Зачем он это делает?
— Нина… — отозвался Илья.
— Нет.
— Нет? — чёрные брови приподнялись. — По тройному?
— Она согласна! — вмешался Илья. — Мы согласны. Работа будет сделана в срок.
Он схватил меня за руку и потащил к лестнице.
— Простите нас, ради бога. Мы всего на пару слов, Александр Владимирович.
Я не сопротивлялась, когда он тащил меня вниз.
Но не могла не заметить, как синий взгляд моего деверя зажёгся мрачным триумфом.
— Нина, это как понимать? Я смотрю в ошарашенное лицо Сорокина. — Илья, мы… с моим деверем не очень-то ладим. Даже не спрашивай. Но мне и в страшном не привиделось бы, что этот заказ — от его фирмы. О покупателе я не заикнулась бы ни за что. Если потянешь за эту опасную ниточку, на свет божий вылезет столько грязи… Да Илью удар бы хватил, сообщи я ему, что собиралась брать заказ от своего мужа и его любовницы. Надеюсь, когда всё внутри отболит, я оценю эту иронию. Но сейчас меня изнутри выжигала необходимость объяснять причины своего внезапного отказа браться за такой «жирный» проект. — И что, у вас настолько всё скверно, что ты от такой баснословной суммы отказаться готова? — Умножь это «настолько» на два, — я вздохнула. — Или на три. Без разницы. У Александра обо мне своё, очень предвзятое мнение. И за несколько лет его ничто не поколебало. И сейчас чуда, поверь, не случится. — А что же это тогда? — он кивнул наверх. — Твой деверь как раз намерен доверить этот проект только тебе. — Илья, предложи ему кого-нибудь вместо меня, — я сцепила руки в молитвенном жесте. — Не ведись ты на эти прихоти богачей. Ему хочется поиздеваться. Вот он в меня и вцепился. Илья смотрел на меня с недоверием: — Что за странная у вас там семейка? — Не спрашивай, — я замотала головой. — Всё равно не расскажу. — Ну а я не могу от такого прибыльного проекта отказываться, — упёрся Сорокин. — Нин, ты меня извини, но работа это работа. Давай оставим личное за порогом. — Не могу! — Боюсь, придётся. —
