значило и в «записи» не нуждалось.
— Примчалась домой, скандал устроила… — тут мой голос предательски осип. Горло высохло, начало саднить и провоцировать кашель.
— Воды? — тут же отреагировал Гордин.
Я часто закивала, борясь с приступами. Андрей налил из графина воды и передал мне стакан. Я
пила медленными глотками, чувствуя, как становится легче.
— Продолжай, — заметив улучшение, сказал он.
— Устроила скандал, выдала Антипову, что всё знаю. Он даже отрицать не стал, только сообщил, что это было всего раз. Так… ерунда… бес попутал.
Я опустила глаза, смотрела в одну точку, не моргая. Казалось, стоит только закрыть глаза, память тут же включит диафильм из слайдов, в которых навсегда запечатлён тот ужас, тот страх, та боль.
— объявила, что подаю на развод. У меня нет никакого желания жить с предателем.
Гордин медленно поднял голову, прищурился.
— В ответ муж со всей силы толкнул меня, я ударилась затылком о стену. Помню, как голова закружилась, я теряла ориентацию, такой гул в ушах стоял — не передать словами.
Подлетел ко мне, пальцами обхватил моё лицо и как заорёт: «Это я решаю, разводиться или нет.
Ты — моя собственность, и я никогда не дам тебе развод».
Что было мочи отпихнула его, бросилась к телефону и начала угрожать. Предупредила: если он сейчас же не свалит из моей квартиры, я вызову полицию. Он свалил.
Рассказывать об этом было сложно, тяжело, словно я делала это впервые. Впрочем, я действительно делала это впервые за много-много лет. После того, как поквиталась с 'Антиповым, никого не посвящала в историю своей жизни.
А сейчас… сейчас это был то ли разговор, то ли исповедь, но каждое слово обжигало меня, я с трудом говорила. И не говорила, а выплёвывала из горла битое стекло.
— На следующий день вызвала мастера, он врезал в дверь новые замки. Антипов в моём доме больше не появлялся. Я собирала себя по кускам, погрузилась в работу и параллельно готовилась к разводу. А однажды, задержавшись допоздна, я шла к дому. Было лето, тепло, я даже помню, как ветерок обдувал моё лицо. У подъезда меня подкараулил человек в чёрной толстовке. Его лицо скрывал капюшон, а в руках он держал бутылку. Я подумала, может, это местный пьяница.
Нет… это был он… мой муж. Он резко сорвал крышку с бутылки, и какое-то неведомое чутьё заставило меня молниеносно развернуться. Кислота полилась на мою спину и плечо. Это было так больно, так страшно. Помню, как закричала, как упала…
Стало так душно, так тревожно. Говорила уже через силу. Тело помнило тот день, выжженная кислотой кожа и мышцы — тоже. Меня сковало. Я превратилась в один большой нервный спазм.
— Оля, говори, — выводил меня из этого состояния голос Андрея.
— Он подбежал ко мне… — в глазах закололо, защипало, я опустила ресницы. — Я выставила вперёд руки и закричала: «Только не лицо! Только не лицо…»
Моя душа рвалась на куски. Словно платина, годами удерживающая тонны воды, я дала трещину.
И водные смертоносные потоки понеслись, разрушая, уничтожая и убивая всё на своём пути.
— Он занёс руку с этой чёртовой бутылкой, и тут в эту руку вцепились клыки Рекса — соседской овчарки. Арсений Григорьевич — житель квартиры напротив — выгуливал собаку по вечерам. Я это знала, Антипов забыл. Вот сосед и спустил с поводка своего пса, и тот бросился на это ничтожество. Дмитрий смог отбиться от Рекса, сбежал, а Арсений Григорьевич вызвал мне скорую.
Я взяла паузу, взглянула на Гордина. Он смотрел на меня неживыми глазами. Окаменел.
Титан, грозный, как скала, бессердечный — сейчас Андрей явил мне то живое, то новое в себе, о чём я ранее не догадывалась.
Он был в шоке. Его грудь медленно поднималась в протяжном вдохе, крупные пальцы сжимали чашку с кофе так сильно, что я заметила, как на них побелели подушечки и ногти.
— Он приходил ко мне в больницу…
Глаза Гордина ожили. Взгляд тут же стал цепким, пронзительным.
— Падал на колени, рыдал, умолял простить его…
— И что ты сделала? — перебил меня.
ЕГО голос наполнился леденящим кровь металлом.
— Я его послала на х*р.
Гордин выдохнул. Кажется, с облегчением.
— После этого случая на него завели уголовное дело. Сосед дал свидетельские показания, подтвердил, что узнал в незнакомце моего мужа. Антипова посадили. Нас развели.
Андрей поднялся со стула. Ослабил узел галстука. Воздуха действительно не хватало.
Он обошёл стол. Помолчал. Подошёл к окну, посмотрел на ночную Москву. Молчал. Он всё время молчал и о чём-то думал.
— А теперь это чудовище то же самое делает с Лизой. Представь, что с ней будет, заяви она о разводе? А что будет, если испугается и останется с ним? — вернулась я к первоначальной теме. — Я
не знаю, знаком ли ты со случаями домашнего насилия над женщинами…
— Знаком, — тут же ответил он. А потом слегка стушевался, сжал пальцами переносицу, будто пожалел о том, что сказал.
Я не понимала, что происходит. Он впервые выглядел растерянным. Но недолго.
Повернув ко мне голову, нацепил каменную маску и снова стал собой.
— Я знаком с подобными делами. Изучал их когда-то, — посчитал нужным пояснить.
Вот только сказал он это неуверенно, словно врал. Или что-то недоговаривал.
— Андрей, — поднялась я со стула и подошла к нему. — Я прошу тебя, возьми дело Лизы.
— Она же не пошла в полицию? — тут же предугадал он. Я кивнула. — И не пойдёт, да?
— Не всё так просто… Но ты прав, она не пойдёт. Она боится.
— Ты застала меня врасплох, Ярцева, — сказал как на духу.
— Знаю. Но, пожалуйста, не отказывайся.
‘Он уставился в окно, игнорируя мою просьбу.
— Андрей, — прошептала безнадёжно.
Смотрел в окно.
— АН… Ладно, прости. Я пойду.
— Я провожу.
В приёмной я подошла к вешалке, где висело моё пальто. Забрала его, но мощные руки Гордина выхватили верхнюю одежду из моих пальцев. Я в возмущении обернулась, но тут же успокоилась.
Он стоял позади меня, держал пальто за лацканы, по-джентельменски предлагал помочь. Кивнул, подгоняя меня. Я просунула руки в рукава и тихо, вежливо поблагодарила. Поправила волосы, хотела уже покинуть навсегда этот офис, но самая последняя, самая звенящая и бестолковая надежда заставила меня задержаться.
Обернулась. Впилась в тёмные глаза Гордина умоляющим взглядом и прошептала:
— Обещай подумать. Прошу.
Гордин не уводил взгляд, смотрел в упор, но всё же смягчился и шумно, устало выдохнул.
— Хорошо, — обнадёжил меня, и я почувствовала невероятное облегчение. — Я подумаю. Дам ответ через день или два.
