обходит здание по самой длинной дорожке. Он каждый день это делает, и я бы, наверное, с удовольствием повторила его маршрут, но мне пока не рекомендуется выходить на улицу.
Исключение Илья делает для родителей, которые приезжают сразу после завтрака. Пока папа разговаривает с братом, мама причитает, как я похудела. Пожимаю плечами, привычно прячась в своих мыслях. С мамой мне… тяжело… Когда она начинает плакать, я начинаю себя винить, что являюсь причиной её слёз. Это… тяжело…
— А ну-ка, отставить слезопад! — Папа подкрадывается сзади и выдергивает меня из кокона маминой трагичной ауры.
Хватаюсь за его локоть, как за спасательный круг.
— Прогуляемся? Совсем немного?
Прошу, зная, что отец не откажет. И он действительно удерживает своей крепкой рукой и ведет меня вокруг маленького фонтана, красивых распускающихся клумб…
Мы безостановочно болтаем обо всём на свете и замолкаем только один раз, когда громкий смех врывается в наше уединение. В стороне от дорожек расположены скамейки для посетителей. Сейчас весь пятачок занят настоящими великанами! Группа высоченных молодых парней весело переговариваются, а один забавно укладывается на лавочку, изображая ребенка. Выглядит это до того смешно, что я не сдерживаю хохот.
Папа тоже оценивает шутку и улыбается. Я же краснею, как только они поворачиваются в нашу сторону. Смущаюсь и быстро тяну папу в холл. Там тоже можно уединиться и поболтать, чтобы никто не отвлекал.
Когда поднимаюсь по ступенькам, спину покалывает. Я пытаюсь стряхнуть эти ощущения, но они будто приклеились ко мне. Не скажу, что это противно… скорее даже приятно. Или волнительно. Как будто что-то теплое светит и греет.
POV Евгений
— Делаааа! А девочка-то с секретом оказалась.
Игнат быстро меняет веселое выражение лица на удивленное. Я тоже в недоумении, и это ещё мягко сказано. У Светлова есть дочь?!
Уверен, мало кто в курсе этого факта биографии. Про сына пресса пишет постоянно, более того, этот самый сын — мой лечащий врач, но здесь выбор стоял в пользу профессионализма. Впрочем, наверняка нашлись в нашем окружении, кто позлорадствовал или обсудил, каково это — доверить жизнь сына родственнику непримиримого врага.
А вот такая удивительная штука — жизнь. Сюрприз на сюрпризе.
— Я в шоке! Нет, реально дочка? Похожа, да? А, может, сестра? — Я только у головы пальцем не кручу, а Игната уже несёт: — Сейчас в любом возрасте рожают. А чё? Бабки есть, могли и…
— Лучше не продолжай.
— Да никто не слышал! А если жены? — Тут я не выдерживаю и стучу другу по лбу. — Тупанул, признаю. Не, ну красавица, но прятать…
— А есть, чем гордится? — Поднимаю голову и оттягиваю маску, скрывающую лицо. — Мой тоже не рассказывает направо и налево про сына, который…
Парни не дают договорить, отмирая, как по команде. У каждого миллиард предположений и я даже начинаю массировать виски, которые от шума начинает потягивать. Пацаны реагируют на мои телодвижения и убавляют громкость, а минут через пять начинают собираться.
— Давай, возвращайся! — Похлопывания по плечам, дружеские «кулаки» и привычное одиночество, когда все скрываются из вида.
Постояв на ступенях, поднимаюсь в палату, но в ней мне не сидится. Пользуясь тем, что сегодня во дворе много посетителей, решаю устроить себе экскурсию по клинике. Все стратегически важные кабинеты мне показали, но хочется узнать, так сказать, изнанку красивой картинки. Может, в подвале у них паутина клубками, или за дверью с надписью «перевязочная» скрывается комната пыток?
Это, безусловно, всего лишь нелепые попытки поднять себе настроение. Я не нахожу ни паутины, ни плёток, зато натыкаюсь на зелёный мини-садик, в котором очень и очень уютно.
Меня удивляет замо́к, на который закрыта вся красота. Полагаю, я попал на незапертую дверь в виде исключения.
Прохожу до панорамного окна и замираю, любуясь пейзажем, раскинувшимся визу. Кто бы ни был проектировщиком, ему большой респект за потрясный вид.
— А это что? — Бормочу под нос, пока рука тянется к перевернутому планшету, задвинутому в угол. Если не блеснул солнечный луч, я и не заметил бы за большим цветочным горшком.
Поворачиваю и зависаю. Талантливо! Несколько рисунков карандашом достойны аплодисментов. Не знаю, кто художник набросков, но он явно талантливый человек, который тонко чувствует природную красоту и умеет перенести её на бумагу.
Повинуясь желанию, вытаскиваю прицепленный в специальном кармане карандаш и покручиваю его между пальцами. Одна из работ — верхняя — явно сыра. По характеру шрихов видна неуверенность и неудовлетворенность итогом.
Я обязательно извинюсь, когда узнаю имя творца. А пока присаживаюсь на корточки, и, поглядывая на расслабляющую зелень, заканчиваю и дополняю рисунок.
Придирчиво разглядываю результат порыва и остаюсь довольным. Получилось живо, свежо и позитивно. Жаль, что под рукой нет цветных грифелей, чтобы сделать акцент на весенней листве. Даже в черно-белом формате я понимаю и разделяю настроение художника.
***
Два дня после странной находки в мини-саду я старательно караулю вход в него. Ещё раз попадаю в помещение, уболтав молоденькую медсестру. Проверяю планшет, он находится в том же положении, в котором я его оставил.
Не то, чтобы я фанател, но познакомиться хотелось бы. Контакты не запрещены. Мне бы хотелось найти себе собеседника по интересам на ближайшие пару месяцев.
Но увы… Никто не появляется, мысли в голову лезут разные, и я возобновляю свои прогулки вокруг корпуса.
Сегодня очень солнечный день и я решаю тренировку передвинуть на вечер, чтобы избежать пребывания на солнце. Запреты раздражают, но ради сестренки, которая звонит каждый день, я терплю, соглашаюсь и выполняю всё то, что от меня требуется. Утром лечащий врач назначил дополнительную пробу, которая определит дальнейшие планы. Я уже это проходил неоднократно и морщусь сейчас при одной только мысли, что придется перетерпеть наркоз… Но дал слово — держи, как говорится. А я обещал Настюшке, что скоро вернусь к ней.
Сделав круг интенсивным шагом, решаю свернуть на боковую аллейку. В одну из прогулок я заметил здесь две стоящие полукругом скамейки, окруженные по периметру невысокими елями. Эдакий отрезанный от всего мира уединенный уголок, где приятно провести время в одиночестве.
Добравшись до заданной точки, разочарованно выдыхаю: кто-то облюбовал моё место. Мне пока не видно «захватчика», только
