— Извини меня, мне пора, времени мало, — смотрит на часы, на мой поспешный уход намекая.
Ну да, пятнадцать минут шестого, прям кровать уже пора расстилать, а то на работу завтра не выспится.
— Хочу фарша развесного купить, — тактично улыбается, как таксисту или надоедливому консультанту в магазине шмоток. — Мы с мамой котлеты запланировали.
За каким еще нахер фаршем? Плюнул бы, развернулся и скрылся за ближайшим поворотом. Но вместо этого стою, словно к тротуару примороженный. Поздравляю, Дусманис, с тобой красивая, молодая девушка про котлеты беседует. Охренительно. Вглядываясь в каменный профиль и немигающий взгляд, понимаю теперь, как счастлив был рядом с той, прежней Машей. И как убит возле этой мумии. Живой она была, открытой, полностью моей. Сейчас это чужая девушка. Ничего от прежней не осталось, разве что пустая оболочка. Может ну его нафиг? Рвануть обратно, к смотрящей в рот Азалии? Нет уж, хватит, не нужен мне никто.
— Пока, — кивнув, прощается Маша, не дождавшись моей отморозки.
Молча иду за ней. Я буду нереально круто смотреться в своем костюме за тысячу евро в очереди за готовым фаршем.
Машка припускает на приличной скорости. И влетев в супермаркет, хватает железную корзинку с зеленым ручками. Заметив меня у витрины с фруктами, вздрагивает, единственное — ни удивления, ни радости в глазах нет. Только дебильное, не проходящее безразличие.
Отбираю у нее корзину и просто иду рядом, стойко жду возле каждой из полок. Маша складывает продукты, а я не замечаю, что конкретно она выбирает. Я лицо ее разглядываю. Мне очень нравится это занятие. Хоть убей, не могу на нее злиться, вообще ничего не могу. Берет она меня за живое, даже, когда делает какие-то простые вещи, вроде выбора сыра и творога, вчитываясь в идиотские этикетки. Я в магазин последний раз за жрачкой лет десять назад ходил, а с ней вот рад даже этому.
До кассы мы доходим молча, отодвигаю Машку в сторону, прикладывая карту, оплачивая покупки и забирая пакеты. Иду вперед, решительно направляясь к машине. Теперь, когда у меня ее фарш с сыром и помидорами, она вынуждена следовать за мной к автомобилю. Предложил бы подвезти — наверняка отказалась бы.
— Я могла бы доехать на автобусе, в этом нет нужды, — улыбается Маша.
Любезная Маша. Хочется придушить ее, вот просто завалить на асфальт и сжать руками тонкую, красивую шею покрепче, а потом зацеловать до полусмерти за эту ее «милейшую» улыбку. Где она только научилась этим фокусам? Как будто с нудным завучем о школьных проблемах разговаривает.
Сваливаю пакеты в багажник, Машка мнется у двери, садится не хочет, но выбора нет. Открываю для нее дверь и натягиваю ремень безопасности. Пока с застежкой вожусь, наклонившись до неприличия близко, вдыхаю ее запах и чувствую тепло девичьего тела. От этого мурашки по коже бегут, и сердце гулко бьется, планируя покинуть грудную клетку.
Я хочу ее, и не потому что у меня такого перерыва в сексуальной жизни со школы не было, а просто она рядом и все плывет. Но Машка никак не реагирует. Или делает вид, что ей все равно. Сидит, вдаль смотрит, размышляя о чем-то своем. Меня это злит, но сделать я ничего не могу. Ей плохо. Конечно плохо, она не могла отойти так быстро. Да и я забыть все, что произошло не в силах. Но лучше бы она ревела, чем заперлась в эту свою сраную ракушку безразличия, из которой я, каким-то образом, должен ее выколупывать. Мне бы в объятьях ее сжать, на колени перетянуть, обмусолить каждый миллиметр кожи, только бы смотрела, дышала, смеялась, как раньше, рядом со мной. Гладить бы ее сутками, волосы перебирать, сладкий вкус кожи языком слизывать.
Но вместо этого, шумно выдыхаю воздух, завожу мотор и выезжаю со стоянки. Так мы и едем, как два полузнакомых человека, которым настолько неуютно вместе, что даже поговорить не о чем. Несколько раз начинаю разговор, но Маша ловко съезжает к «погоде», не давая мне шанса сблизиться. А когда машина останавливается у подъезда, и вовсе сбегает, схватив свои пакеты и попрощавшись в лучших традициях соседей по парте.
Глава 57
— Михаил Сафронович, заказала билеты на шестнадцатое число. У вас запланирована поездка в Москву.
— Отмени, — равнодушно перебираю бумаги, не глядя на свою фигуристую, в лучших традициях кино для взрослых, секретаршу.
Когда-то я хотел ее трахнуть. Сейчас она мне кажется нелепо искусственной и абсолютно обычной.
— Это «Радиссон», Михаил Сафронович.
— Ты плохо слышишь? — раздражаюсь, лениво поднимая на нее глаза.
Кивнув в недоумении, она убегает из моего кабинета, а я снова считаю часы до конца рабочего дня.
Сегодня дождь. Ни на минуту не задерживаюсь в офисе, уже выучил ее расписание и привычно еду к школе. Маша, кажется, совсем меня не ждет и, подняв воротник коротенькой курточки, бежит к остановке, сквозь тугую завесу сплошного потока осеннего ливня. Вижу ее и дышать больно, будто несколько ребер сломал. Моя малышка забыла зонт и сейчас промокнет до нитки. Выражение лица решительно-загнанное. Погода еще теплая, но простудиться вполне можно. Преграждаю ей путь.
— Пойдем, — жестко беру за локоть.
— Не стоит, Миш, сама доберусь! — перекрикивает шум дождя. — Сейчас как раз автобус мой, — сопротивляется Маша.
При этом по лицу бегут струйки, они стекают по носу, попадая прямо в рот. Ну давай, еще полчаса поторгуемся на улице и промокнем до трусов, вместо того, чтобы просто сесть в машину.
— Какая остановка? Идем! — заканчивается лимит моего терпения.
С первого раза, нашего совместного похода в супермаркет, я не даю ей прохода. Слежу за ее безопасностью, провожаю до дома и звоню несколько раз в день. Понять, чего хочет Машка, я пока не могу. Она сдержанно-любезна. А мне она просто нужна и точка.
Как-то коллега-физрук пытался к ней после работы пристроиться. Я его чуть не прибил, у парня всякое желание пропало. Не только девочку мою провожать, но и смотреть в ее сторону.
В машине я включаю печку. Маша почти сразу согревается. Это заметно по ее раскрасневшимся щекам, припухшим губам и резко потемневшему взгляду. Вроде бы сидит рядом, а на самом деле далеко. Тоскую по ней с каждым днем все сильнее и сильнее.
Девочка снимает куртку. Пытается выжать волосы. Они падают слипшимися сосульками на плечи, от потоков воды мокнет шелковая блузка. Ткань становится почти прозрачной. Стараюсь об этом не думать, но не могу не смотреть. Не коситься в ее сторону, при любом удобном случае. Сквозь влажный шелк проглядывает кружево белья. Упругая грудь заманчиво приподнята модным лифчиком, заметно ее очертание, видна аппетитная округлость. Как же хочется сжать в ладонях. Скучаю по нашему сексу, чтобы как раньше, только моя и на всю ночь.
Козел я. Машке сейчас не до этого. Дай бог, чтобы у нее вообще желание ко всему этому вернулось. Но с натурой своей кобелиной поделать ничего не могу. Вроде взрослый мужик, а рядом с ней беса внутри себя едва сдерживаю. Вцепившись в руль, жму на газ и тупо веду автомобиль, виляя по скользкому асфальту.
Машину торможу у подъезда, дождь усиливается, сквозь стекла совсем ничего не видно. Они мутные. Дождь ритмично барабанит по крыше, создавая в салоне интимную атмосферу. Воспользовавшись паузой, тянусь к заднему сидению и достаю оттуда большой букет роз. На мгновение в Машкиных глазах вспыхивает дикий восторг. Мне нравится. На долю секунды она становится той яркой, живой девочкой от которой у меня крышу сносит напрочь, вместе с благоразумием. Смотрит в глаза. И я не дышу, страсть как хочется, чтобы открылась мне, пусть бы ревела, но не превращалась в улыбающуюся мумию.
Но Машка берет себя в руки, заползая в свою раковину обратно.
— Спасибо, но повода нет, — сухо отвечает Маша и медленно опускает букет на сидение.
Розы я выбрал для нее сам. Не просил Олега или секретаршу, а пошел в соседний возле школы цветочный и подобрал каждую на свой вкус, не слушая продавщицу. Сто лет ничем подобным не занимался. Вернее сказать, никогда не занимался.
