вдруг муж умер - попал в аварию, например, или кирпич упал на его голову, - это бы освободило меня и от брака, и от неприятного разговора, из которого я не выйду победителем. И от невозможности быть с Сойером…
Мне стыдно даже перед самой собой за эти подлые мыслишки, я чувствую, как вспыхивают от разом прилившей крови щеки, как бьется в истерике трусливое сердце.
Нет. Конечно, я не желаю Расселу смерти! Никому не желаю. Но чем дольше думаю над предстоящим разговором, тем яснее понимаю, что мне нечего ему сказать. У меня нет ни единого веского, вразумительного, достоверного основания просить его о разводе.
Но я все равно это сделаю.
Пусть я не готова, буду действовать по ситуации. Если он припрет меня к стенке, скажу правду - влюбилась в другого. Но ни за что не признаюсь, что это его сын.
- На какой ему твое признание? - вслух возражаю себе язвительно. - Не сегодня так завтра он все узнает. Просто сложит два и два и поймет, в какого "другого" ты влюбилась. Круг твоего общения за последние недели был крайне узок. Ему даже не придется выбирать из двух подозреваемых. Он один. И Рас даже не будет спрашивать у тебя, сразу пойдет с этим к Сойеру, а тот точно не станет ему лгать. Даже "не сошлись характерами" выглядит меньшей хренью, чем эта твоя "полуправда".
Взбешенная самокритикой, вскакиваю со скамейки и почти бегу в сторону дома.
Затея с прогулкой провалилась. Сейчас я даже дальше от успешного исхода разговора с мужем, чем была утром. Тогда еще тлела надежда, что я смогу что-то придумать. Больше не тлеет.
Вбегаю на веранду, открываю дверь, ведущую в кухню, и застываю на пороге.
- Здравствуй, Хэвен. Я к тебе.
Встретиться с Сойером в своем доме, точнее, в доме его отца, так неожиданно, что я забываю дышать.
"Зачем он здесь? Что-то случилось? Он говорил с Расселом?!"
Кровь отливает от лица, я ощущаю этот отлив физически и слегка пошатываюсь.
Вижу всплеск тревоги в его глазах и едва уловимое движение ко мне, но незаметно мотаю головой, пресекая - в кухне мы не одни.
- Эй, секси мачеха, ты чего так побледнела? - кидается ко мне Спенсер, похоже, не засекший нашей пантомимы.
Подведя меня к столу, аккуратно усаживает на барный стул. Благодарно улыбаюсь, стараясь не смотреть в сторону Волчека. Но глаза будто магнитом тянет к нему. Сопротивление болезненно и, в конце концов, бесполезно.
- Привет, - вспоминаю про приличия.
- Ты перетренировалась, что ли? - подает мне стакан с водой младший пасынок. - Долго тебя не было…
- Я часто отдыхала, не волнуйся. Просто… не стоило бегать после вчерашнего, - вру и не краснею - кровь так и не хочет нормально циркулировать.
- Да, наверное, - Спенс ухмыляется. - Наша мачеха вчера накидалась вискаря как не в себя. Я не видел, чтобы люди столько пили.
Это уже Сойеру.
- С радости или с горя? - улыбается братишке, но я чувствую, что он напряжен.
Натянут как тетива индейского лука.
- Мистер Вандербилт приходил, - помрачневшим голосом поясняет Спенсер, и лицо Сойера меняется.
На смену напряжению приходит сочувствие. Отворачиваюсь.
- Мне жаль, - тихо и громче после паузы: - Я с новостями.
- Какими? - вскидываюсь, ощущая, как быстро-быстро застучало сердце, гоняя прежде негонимую кровь по венам.
И щеки сразу защипало теплом.
Сойер зыркает на Спенса:
- Оставь нас.
Провожаю младшего О'Грейди взглядом, просто чтобы отсрочить озвучивание новостей. Я боюсь их. И хочу услышать, и боюсь. До истерики, до панической атаки. Ладони влажнеют, во рту сохнет, и я машинально облизываю губы.
Он замечает.
- Секси мачеха? - спрашивает с ухмылкой.
- Спенсер прикалывается надо мной, - улыбка получается кривой.
- Эт-то вряд ли. Просто яблочко от вишенки...
- Это ты о чем?
- Это я о том, что у парней О'Грейди вкусы совпадают.
Нервно хихикнув, опускаю глаза.
- Ты как? - тихо и серьезно.
Неопределенно дергаю плечом. Он пересаживается спиной к входу, тянет руку через стол и переплетает свои пальцы с моими. Сжимает. Пальцы у него горячие и от них бьет током, как всегда. Нет, сейчас даже сильнее - я слишком долго не была в его электрическом поле, и силовое воздействие ощущается мощнее.
Разряд как от дефибрилятора.
- Без тебя в доме чертовски тоскливо, - низкий гортанный звук его голоса прошивает меня насквозь, оголяя нервы.
У меня мурашки по спине, будто он касается ее. А он и касается - взглядом, голосом, оставляя на коже ноющий след, как после ожога.
Сцепляемся взглядами, нас замыкает на какое-то время. И время останавливается. И я вижу только его. Он один в фокусе, как в круге прожектора, а все остальное обесцвечивается, теряет яркость, расплывается и заблюривается, словно кто-то активировал функцию "виньетка" на фото в инсте.
Чувствую влагу на щеке и понимаю, в чем причина этого эффекта виньетирования - слезы. Никакой магии…
Сойер протягивает свободную руку и стирает мокрую дорожку снизу вверх.
- Умираю, как хочу тебя обнять, но…
- Нельзя, - шепчу, давясь слезами.
- Возвращайся домой, Хэвен, - просит по-русски. - Давай скажем все отцу и снова будем вместе.
- Разве что-то изменилось с последнего разговора? - нехотя высвобождаю свою руку из его. - Ты уничтожил компромат?
- Мне просто наплевать. Было наплевать тогда и сейчас. Я побыл без тебя и… не хочу ждать.
- Если компромат не вымысел, и Рассел пустит его в ход, то без тебя буду я, - поднимаюсь и отхожу к мойке. - Так не хочу я.
Включаю холодную воду, чтобы смыть остатки слез. Сердце рвется из груди, рвется к Сойеру, но… нельзя.
- Я поговорю с Расом. Скоро, - что "скоро" - это уже сегодня, я умалчиваю.
Вдруг что-то пойдет не так. Не хочу его обнадеживать.
- Только не затягивай сильно. Иначе с ним буду говорить я. Мы нашли этих уродов.
Без паузы, без перехода, даже голос не изменился. Но я не удивлена. Наверное, чего-то такого и ждала, когда увидела его у нас. Поэтому и спрашивать "каких уродов?" мне не нужно, понимаю, о ком речь, без дополнительных объяснений.
- И кто они? - не оборачиваясь.
Голос дрожит.
- Зачем тебе знать? Что тебе скажут их имена?
Пожимаю
