мне? – гладит кота, сидя у окна. К себе не идет.
– Ну ты любишь пакостить.
– Кто старое помянет, слышала.
– Ага, – набираю Славу, и тот тут же берет трубку.
– Владимир Прохорович уже вышел из машины и идет домой, а я к себе поехал.
– Спасибо, Слав. До понедельника.
Я иду к двери, а Тимур как будто застывает, словно знает, что ему влетит. Открываю дверь, когда Володя выходит из лифта, и сразу к нему подхожу.
Он пьяно улыбается, и уже по взгляду вижу, что объяснить ему что-то будет сложно. Хочу отступить, но он меня ловит за рукав длинной кофты. Тут же прижимает к стене, большой, горячий, надежный и такой любимый. Я только рот открываю, чтобы ему все объяснить, а он уже губы в плен берет. Толкает язык сквозь зубы, даря вкус виски, кофе. Сейчас такие неповторимые, что меня вмиг закручивает желание, и я сама к нему прижимаюсь всем телом. Ведь от него фиг вырвешься. Да и как сопротивляться пьяному, возбужденному мужику, которого сама каждый день взглядом пожираешь, ночью об объятиях мечтаешь.
– Твой отчим в сауну меня звал к шлюхам, но я только посмеялся. Зачем мне другие, когда у меня тут свое сокровище. Пойдем к тебе, пока Тимур не понял, что я вернулся, – целует он мою шею, мнет задницу пальцами, а я еле держусь, чтобы не согласиться.
– Ох, Володя, я, конечно, за…Только.
– «Только» оставим на потом. Я неделю шел у тебя на поводу по дурацким причинам, сегодня точно тебя трахну, – поднимает он меня вверх по стене, а я бью его кулаками по спине.
– Только Тимур у меня, Володя!
Он словно трезвеет. Взгляд становится осмысленным и сразу стреляет в мою дверь. Володя спускает на меня на ноги и хмурится.
– А что случилось?
– Ну там смешная такая ситуация, – стою на пути Володи, но он меня отодвигает и идет к двери моей квартиры. Но я снова его торможу. – Тимур собирался приготовить ужин, но не уследил. Я успела вовремя и там нет почти никаких последствий.
– Он устроил пожар?
– Ты вообще слышишь меня или для этого мне нужно раздеться?
– Нет, – приходит он в себя, и я тяну его в квартиру, где Тимур так же сидит у окна. – Ты уроки сделал?
– Да, – огрызается тот, и я вздыхаю.
– Садись. Чай налить? – он кивает, смотря на затылок сына, а я бегом организую чай, убираю все лишнее с небольшого стола. Любопытство мучает меня, что они там наговорили и почему были в сауне, а не на бойцовском ринге. – Теперь рассказывай.
– Что? – жует он кекс, запивая чаем. – А-а, про твоего отчима. Павлов скользкий тип. Впрочем, я это и раньше знал. Такие без вазелина в любую дырку залезут.
– Володя! – шиплю я, кивнув на Тимура.
– Ой, он в своей школе больше нас с тобой слышит. Короче, я решил, что не буду с ним ссориться.
– С Тимуром?
– С Павловым. Отчимом твоим.
Я даже опешила, выпрямила спину, которая похолодела.
– В смысле? – почему мне так обидно? Потому что ожидания не оправдались, потому что я мести ждала кровавой? – Он же подставлял тебя. Он чуть не угробил твою компанию, он рисковал жизнями стольких людей!
– Полин. Я понимаю, он тебя обидел, но нашей компании он не нанес существенного урона. Укусы клопа еще никого не убивали.
– Обидел? Вова! Стас пытался меня изнасиловать! Много раз.
– Мы с тобой знаем, что, если ты не хочешь, никто тебе ничего не сделает. Не истери, а послушай, – говорит он совершенно спокойно. Еще и успевает жевать, скотина.
– Не хочу! – убираю чай у него из-под носа, затем буквально изо рта вырываю кекс. Я бы даже посмеялась, как забавно клацнули его зубы, но мне совершенно не смешно.
– Полина! Что за детский сад!
– Ты говорил, что сможешь защитить меня, а какая может быть защита, если ты с ним бухаешь, а завтра, возможно, впустишь сюда! – кидаю посуду в раковину, и, кажется, что-то разбивается. Но мне плевать, мне так обидно и больно, что слезы застилают глаза. Я закрываюсь в единственной комнате и раскладываю свои проекты по полу, чтобы хоть немного отвлечься. Но опасаясь, что слезы могут что-то испортить, убираю все в рулоны.
В этот момент без стука заходит Володя, и я отворачиваюсь.
– Завтра же съеду и уволюсь. Ведь теперь мне ничего не угрожает, – хочется быть язвой, а выходит нытье. Бли-ин!
– Ну вот еще, – кровать продавливается под его весом, а руки прижимают к себе. Я хочу вырваться, но бесполезно, да и не хочется. Вместо этого я разворачиваюсь к нему лицом и бью кулаком по каменной груди.
– Ты обещал защитить меня.
– Это я и делаю. Полина. Воевать и с кем-то бороться, конечно, нужно и порой очень важно, но обычно от этого есть пострадавшие. И нет гарантий, что от моей войны с этим клопом никто не погибнет, если он зайдет слишком далеко. Я предложил Павлову сделку, и теперь он у меня вот здесь, – сует он мне кулак к лицу, и я шмыгаю. – Я этому клопу дам возможность снова восстановить свое имя, взяться за замороженные проекты, даже дам на это денег, но отчитываться он будет передо мной. Понимаешь?
– Держи друзей близко, а врагов еще ближе?
– Именно. Ты с ним видеться все равно не будешь, Полин. Этого я точно не допущу.
– И как ты это себе представляешь? Я вообще-то у тебя в приемной сижу.
– Ну что, придется мне тебя уволить.
– Как уволить? Тебя стукнули в сауне по голове?
– Нет, просто видел твои проекты. Уверен, что проектировщик из тебя выйдет лучше, чем секретарь.
Приятно, конечно, почти до мурашек.
– Тебе правда понравилось?
– Ну я не настолько дебил, чтобы разрушать свою компанию изнутри, начнешь с помощницы, а там посмотрим.
– Вова! – прыгаю ему на шею, валю на кровать и целую, целую, целую, пока его рука уже ползет вверх по бедру. – Ты делаешь меня невероятно счастливой. А я тебя?
– О, я счастлив процентов на девяносто семь.
– А еще три где взять?
– Вот здесь, – тянет он руку и касается трусиков, которые от такой вольности мгновенно намокают. Но я руку-то его убираю. Смотрю на закрытую дверь, за который сидит Тимур. – Эх, не видать мне трех процентов.
– Ну почему, – появляется у меня шикарная идея.
– Так-так. Я внимательно слушаю любые оральные и аморальные предложения, – смешит он меня, и я шепчу ему на ухо.
– Я хотела вызвать уборщицу, которая приберет после
