сглатывает. Несколько раз шевелит губами, но как будто не может себя заставить спросить. Или справиться с голосом. Я опять зажмуриваюсь. Не жалеть! Не жалеть! Не жалеть! Это никому из нас сейчас совершенно точно не нужно.
– Не работает.
– Что?
– Вот это… Ни черта не работает, – хрипит Кир, но мне понятней не становится. Смотрю на него во все глаза. А тот меня как будто не видит. И разговаривает сам с собой. – Думал, если ты это сделаешь… Я тебя возненавижу, – задыхается. – Даже облегчение испытал, дурак. А теперь смотрю и понимаю – ни черта. Ни черта это так не работает. Не лечится… Ничем. Знаешь, к каким выводам я прихожу теперь?
– К каким?
– Может, это не такая уж и высокая цена, если ты согласишься начать все заново. Только я пока не знаю, что делать с этой пустотой. – Кирилл берет мою слабую руку и прикладывает к своей груди. – Вот тут. Она когда-нибудь заполнится, как думаешь?
А я не думаю. Я плачу.
– Больно?
– Пиздец просто, Аня. Сдыхаю.
– Мне тоже больно. Каждый раз. Когда ты мною вот так играешь. Мне больно, Кирилл. И страшно. Ведь никогда не знаешь, как далеко ты сможешь зайти.
– Я ничего такого не хотел, – вскидывается он. Грудная клетка ходит ходуном. Мы оба обнажены, как нервы. – Не хотел ни страха, ни боли. Только любить. Радовать. Заботиться о тебе. Трахать.
– Да уж куда без этого? – истерично всхлипываю.
– Никуда, – отвечает на полном серьезе. – Я тебя хочу постоянно.
– Я тебя тоже. Разве ты этого не чувствуешь? Я вся твоя. Давно вся. Так почему же ты это с нами делаешь?
– Может, потому, что не могу поверить? Столько лет, Аня. Я столько лет к тебе шел…
Наш разговор прерывает короткий стук в дверь.
– Я проверю капельницу. Как себя чувствуете? Живот тянет?
Прислушиваюсь к себе.
– Нет. Вроде бы все прошло.
– Тонус в матке – довольно распространенная история в первом триместре. Вы у нас мамочка опытная, знаете, как оно. Так что больше отдыхайте, меньше нервничайте. И все будет хорошо. Да, чуть не забыла. Здесь обходной. Нужен для постановки на учет. Вы же у нас будете вести беременность? Я ничего не путаю?
– Нет, – качаю головой из стороны в сторону, а сама глаз не свожу с Кирилла, ведь это зрелище я не променяю ни на что. Вообще ни на что в этом мире… Он сглатывает, он моргает. Он трет лицо. Он мечется взглядом между мной и медсестрой. И по мере того, как до него доходит, все сильнее дрожит.
– Аня… – сипло.
– Что, Кирилл? – слизываю слезы с губ.
– Ты специально, да? Специально ввела меня в заблуждение?
– Не нравится? – Он по-детски резко мотает головой. – Мне тоже.
– Зачем? Я же в аду горел!
– Как и я, мой хороший, как и я… В аду плохо. Теперь ты знаешь.
– Это такой урок, да? – хрипит, хватая ртом воздух.
– Да. Вот такой урок. На случай, если тебе вдруг захочется по мне ударить, знай – я буду лупить в ответ. Как думаешь, чем все в итоге закончится?
– Мы все к хуям расхерачим.
– Вот именно. Разве ты об этом мечтал?
Кир ведет головой из стороны в сторону. Сползает со стула задницей на пол. Обнимает руками затылок и начинает раскачиваться. Горло сжимает страх, что я передавила. Все-таки у него хрупкая психика, а я ведь бронебойные пустила в ход. Помимо воли горько всхлипываю. Кир, все так же сидя на полу, отводит одну руку и безошибочно накрывает низ живота:
– Т-щ-щ. Тебе нельзя… нервничать.
– Так не нервируй, – истерично смеюсь я и тут же осекаюсь, когда его пальцы проникают под резинку штанов, в первый раз вот так меня касаясь. Нас… Невозможно сладкое щемящее чувство.
– Не буду.
А сам все так же сидит, на меня не глядя, обхватив голову… Чуть сдвигаюсь, чтобы до него дотянуться. В носу щекочет. И хоть я знаю, что это невозможно, несколько тысяч клеток внутри меня еще попросту не способны на это, но кажется, что наш с Кириллом малыш тянется к рукам папочки. Это самый трогательный момент в моей жизни. Даже с первой беременностью все обстояло не так. Виктор ей не очень обрадовался. А тут… Боже, Кир аж вибрирует.
– Ты как? – шепчу, зарываясь пальцами в его волосы.
– Херово. Дай мне минутку.
– Я не хотела. Но не знала, как еще до тебя достучаться.
Кирилл кивает, давая понять, что все он понимает, и медленно встает на колени, чтобы, не глядя в глаза, уткнуться лбом в мой живот.
– Тебе удалось. Я все понял. Теперь мы можем вернуться домой?
– Сначала я хочу для себя кое-что прояснить.
– Валяй.
– Этот ребенок… Он для тебя просто шанс укрепить наши отношения? Насколько ты в реальности хотел бы сейчас стать отцом?
На самом деле этот вопрос – тоже проверка. Пусть ответ уже мало что изменит, но все же я хотела бы знать.
– Когда я подменил ту таблетку… – шепчет Кир, задевая губами кожу. – Это был порыв, понимаешь? Я не думал вообще ни о чем. Просто поддался панике. Голосу, что гремел в ушах и подхлестывал это сделать. Потом, когда я понял, что все получилось… Нет, скорее когда ты сказала, что решила избавиться от ребенка, я… Ань, он же ты и я. Он – мы вместе. Моя самая большая мечта. Как я могу его не хотеть? Да я чуть не сдох. Ты не представляешь, чего мне стоило тебе позволить это сделать…
– Так почему же все-таки позволил?
– Потому что ребенка я мог потерять, а тебя – нет.
– А в итоге сохранил нас обоих.
– Не знаю. Я сохранил?
Он, наконец, поднимает глаза. А они красные, воспаленные… Как будто он из последних сил сдерживает разъедающие их слезы.
– Не сомневайся даже. Ты этим очень сильно облегчишь нашу жизнь.
– Просто поверить, да? – улыбается криво Кирилл. Я ерошу его волосы и киваю.
– Но мы с Аришей все же поживем немного в квартире.
– Зачем?
Ну, вот опять! Сходу в стойку.
– Затем, что я пообещала ей культурную
