Но…это не Олег. Стоит мне распахнуть широко дверь, я сталкиваюсь взглядом с Кистаевым и замираю. В ответ получаю ухмылку. Он делает шаг к калитке — я пячусь. Это все, на что я способна сейчас: меня как парализовало. В ушах стучит пульс, руки трясутся с новой силой, и по-хорошему что? Правильно. Бежать тебе надо, Алиса, ты сумасшедшая?! Беги! Но я не могу… Ноги как будто приросли к полу. Все, что мне остается — наблюдать, как он приближается…
- Ну здравствуйте, Алиса Степановна. Заставили вы меня побегать.
- Я…я…
Капец. Нет, серьезно, я растеряла все навыки «разумного человека» — ничего не могу, только ртом хлопать. Его это улыбает еще шире, и он медленно поднимается по ступенькам. Смотрит еще так… как будто я жертва его. Как будто он загнал меня в угол — загнал, кто бы спорил?! Но мы не в животном мире, а ты не косуля! Отвисни!
Поворачиваюсь, чтобы наконец бежать, а тонкие, сухие пальцы хватают выше локтя и дергают обратно.
- Глупо… - усмехается мне на ухо, - Поздно бежать, девочка, когда я уже пришел.
- Как… как… вы меня нашли?!
В ответ я слышу только смех. Задняя дверь дома, ведущая на участок, открывается, как будто в медленной съемке. Мне так страшно увидеть Олега — это будет означать окончательный крах моих иллюзий, — поэтому я выдыхаю почти с облегчением, когда вижу лысого, здорового мужика. Одет в костюм, не брезгует показать мне оружие, смотрит холодно и безучастно. Робот, не иначе как! От этого взгляда, лишенного человечности, мое сердце окончательно нисходит на бег…
- Не будем заставлять Павла или меня применять насилие?
- Что вам надо? - хрипло, а он как будто втягивает мой запах?!
Господи! Сейчас стошнит…
По телу бегут колючие, адски неприятные мурашки. У меня такая реакция и на Ярослава была, а на Олега нет… несмотря ни на что — нет. Так странно…
- Вы едете со мной, Алиса Степановна. Тихо и мирно, или…
Пистолет, который, судя по всему, есть и у него, оказывается перед моими глазами — я леденею. Никогда не любила оружие, несмотря на то, что мама моя — очень. Не моя история. Меня оно дико пугает, а в руках того, кто явно хочет причинить мне вред, тем более.
- Вы одни в доме.
Не спрашивает, утверждает.
- Так что не будем устраивать цирк. Вы все равно поедете со мной, и вам никто не поможет, но если вы хотите…
Дулом Кистаев убирает прядь моих волос, а я, клянусь, от вспышки адреналина давлюсь воздухом.
- Решение?
- Хорошо…
- Не слышу.
- Хорошо!
Выпаливаю, снова вызывая смешок.
- И это верное решение.
Кистаев резко дергает меня на выход, а я так благодарна, что сына здесь нет… Но откуда он знал? Олег ему позвонил? Предупредил? Сказал, что я буду одна? Снова меня подставил? Все-таки предал…Неужели… я все-таки была права? Ему показалось, что «вернуть меня» — слишком сложно? Проще избавиться? Или он изначально так и планировал? Наговорить мне кучу всего, чтобы не дергалась? Записку для этих же целей оставить?
Он снова меня обманул?.. В последний раз. Фатально.
Глава 18. Я не чувствую рук
Олег; четыре года назад
Я стою у высоких панорамных окон гостиницы в центре Москвы, медленно затягиваюсь, выдыхаю носом. Олеся за моей спиной на кровати размером с континент тоже курит. Краем глаза я замечаю, как она прикрывает свое тело, зажав белую простыню, но сразу отвожу стыдливо взгляд. Она улыбается.
- Знаешь, что странно?
- М?
- Мы занимаемся сексом, но…ты никогда не смотришь на меня. Ни до, ни после.
Черт. Жмурюсь, слегка мотаю головой и вместе с горьким дымом тихо выдыхаю.
- Прости.
- Нет, я не в претензии, ты не понял. Мне не нужно, чтобы ты на меня смотрел. Я здесь не ради томных вздохов о вечной любви. Мне нравится только твой член, ничего не изменилось.
Цинична до мозга костей. Я этому улыбаюсь, конечно, но сразу же слегка морщусь — слишком резонирует грубость, а ее смешит.
- Боже, ты сморщился на слово «член». Олег! Что ты делаешь в Москве?! Это не твой город.
Оценил. Теперь и я тихо смеюсь, мотаю головой, все-таки бросаю на нее взгляд и жму плечами.
- Так вышло.
- Ты здесь несчастлив.
Факт. Какой смысл подтверждать? Она и так знает. Олеся взрослая женщина, умная, да и ложь чует за версту. Психологи все такие — акулы, если надо.
- Где ты в последний раз чувствовал себя счастливым?
- Дома.
- В Туле? - слегка киваю, - Так в чем проблема? Зачем терзать себя? Вернись обратно. С бизнесом решить можно, если...
- Дело не в бизнесе.
- В чем тогда?
- Слишком много воспоминаний.
- О ней?
Замираю резко с сигаретой, которую хотел снова зажать между губами, но так и не успел — поражен. Олесе я никогда не рассказывал о ней, неужели и правда женщины настолько чувствительны? Или дело в ее ученой степени?
Видимо да… Олеся немного подается вперед и тихо спрашивает.
- Знаешь, почему тебя нет в списке самых завидных женихов Москвы?
Мне плевать — так и горит, но раньше, чем я успеваю этот «жар» выдохнуть, она плечами жмет.
- Потому что ты закрыт, Олег. Ты так наглухо запечатан, что сам внутри своего кокона задыхаешься.
- Профессиональная оценка?
- Ты наказываешь себя — теперь да.
- Тем, что не встречаюсь с…
- Тем, что не живешь. Что у тебя есть? Работа? Когда ты в последний раз куда-то ходил?
- Сегодня вечером, если ты забыла. Ты тоже была на этой выставке, поэтому мы…
- Я имею в виду не по делу, а для души.
Молчу. Не помню. И мне снова плевать.
- Знаешь, это признак депрессии.
- Алис, прекра…
Осекаюсь. Черт…как я ее назвал?! Алиса?! Неужели?! И внутри так сразу сдавило: этот случайный раз стал первым, когда я произнес ее имя вслух за долгое время, и как же это оказалось внезапно больно…Меня как будто за шею дернуло, словно пса за ошейник, когда он подумал вдруг о свободе. Что может бежать, куда он хочет. Вперед. К ней… А гиря за спиной такая: что, прости?! Обалдел?! Сидеть!
Гиря моя — прошлое. Куда я с таким багажом?! Сидеть только остается...
- Ее так зовут?
- Я не хочу об этом говорить.
- Олег, это не выход. Трамбовать внутри себя чувства — дело темное. Рано или поздно все, что ты запихиваешь в свои недра, просто взорвется.
- И?
- Такие вещи частенько приводят к самоубийству.
- Никому дела не будет, если даже однажды я пущу себе пулю в висок.
- Не говори так.
- Я не жалуюсь, - мотаю головой и тушу окурок, - Данность.
- У тебя есть мать.
Но у меня ее нет. И никогда не было. Думаю, но молчу — зачем ей это? Но ей, походу, надо…
- Ты же понимаешь, что ты всегда можешь все исправить, если будешь честным?
- Как твой муж?
Черт в квадрате. Я не сдерживаю яд, резко на нее смотрю, хочу извиниться. Для Олеси даже упоминание о бывшем — катастрофа. Дурак… и я уже открываю рот, чтобы извиниться, но она мягко мне улыбается и мотает головой.
- Не извиняйся.
- Я правда не хотел.
- Знаю. Когда ты нервничаешь, не можешь сдержать гнева. Это и есть подавленные эмоции — так это работает. Можно вопрос?
- Давай.
- Тебя воспитывали в строгости?
Горько усмехаюсь. Скорее от разочарования, наверно, ведь по факту что?
- Меня не воспитывали.
- Значит второй вариант… - печально кивает, - Родители пили?
- Отец.
- А мать?
- Она его слишком любила, даже после того, как он ушел от нее к любовнице. Деньги носила, которых нам самим не хватало.
- Отдавала ему все…
- Да.
- Плохо.
- Наверно.
- Ты привык так жить.
- Как?
- Не говорить.
- Мы на сеансе?
Олеся улыбается и мотает головой.
- Обычно я беру пару десятков тысяч за один сеанс. Если, конечно, секс — это не твоя плата.
Во рту разливается еще большая горечь. Я увожу взгляд в сторону, притворяюсь, что ищу рубашку, но тихо отвечаю.
- Может и так. Для меня это привычно.
