Глава 40.Мия и возвращение домой.
Мирон возвращается через пять минут, но я сразу чувствую перемену в его настроении.
Моментально.
Он… злой. И по тому, как он резко переворачивает моё тело на спину, ложится сверху и жадно целует, понимаю – Громов сердится не на меня.
Обнимаю широкие плечи и веду ладонями ровно до пояса низко посаженных джинсов. Мурашки по коже. Смесь нежности, желания и дикого-предикого счастья.
– Кто звонил? – спрашиваю, когда в мою щеку утыкается тёплый нос.
Сердце Громова тоже немного успокаивается и уже не бьётся, как сумасшедшее.
Молчание затягивается, я вот-вот готова повторить свой вопрос и быть настойчивой… но Мирон вдруг звонко целует меня в ухо и с усмешкой выдаёт:
– Это была Полиция нравов, Комитет по лишению девственности вне брака.
Обняв мощную шею, закатываюсь от смеха и подвергаюсь обстрелу из коротких поцелуев и укусов.
– Громов… Мир… Мир, блин, – извиваюсь под ним, как уж на сковородке. – И что сказали-то?..
– Сообщили, что в следующий раз меня казнят самым страшным для мужчины способом.
– Если у тебя будет следующий раз, Громов, и ты лишишь кого-то ещё девственности, то я сама тебя казню этим способом, – заявляю мрачно.
– Ладно-ладно.
– Не смешно.
– Согласен, Карамелина, – соглашается Мирон, снижаясь и захватывая в рот твёрдый сосок.
Облизывает его, глядя мне в глаза.
Боже.
Это так порочно, что у меня между ног случается мокрый взрыв.
– Я искуплю свою вину, – шепчет он и спускается, зацеловывая живот в районе пупка. – Раздвинь ножки.
– Может… не надо? – облизываю вмиг пересохшие губы, пытаюсь унять внутреннюю дрожь.
Мирон вместо ответа подхватывает пальцами моё бельё и тянет вниз.
– Хочу тебя попробовать, – признаётся он и, подцепив мои ноги под коленками, сам разводит их в стороны. Сверкает горящими в темноте глазами, склоняясь.
У меня внутри жизнь останавливается.
Чёрт.
Главное, не забывать дышать. От предвкушения и зарождающегося внизу живота удовольствия это получается через раз.
В тот момент, когда горячий язык касается моего клитора и начинает сладко кружить по часовой стрелке, всхлипываю и не сдерживаю стон.
– Приятно? – спрашивает Мир.
– Да-а, – хриплю. – Не останавливайся, пожалуйста.
Громов тихо смеётся и добавляет к языку сначала один палец, а затем второй. Голова кружится от этих его движений, по телу то тут, то там электрические разряды прокатываются, перед глазами яркие вспышки возникают, превращаются в общую агонию. Я горю заживо.
Ощущение такое: всё, что происходит должно вот-вот сложиться в одну общую картину и разукрасить жизнь яркими красками. Разбрызгать радугу там… внизу.
Наше дыхание периодически сбивается. Прикрываю глаза, но вспышки не проходят, только ярче становятся. Не выдержав, выгибаюсь и отчаянно сжимаю простыни. Мирон, словно предугадав это, фиксирует моё тело свободной рукой и продолжает увеличивать напор языка и пальцев.
– Ох-х, – тяну медленно, и в промежность бьёт первая судорога, взрывной волной распространяющаяся до кончиков волос.
За ней ощущаю ещё несколько. Одну за одной. Это… ошеломляет. Сбивает с толку. Словно рождаешься заново.
Боже, как приятно.
Почему я раньше этого не узнала?..
Смотрю, как Мирон быстро поднимается, сдирает с себя джинсы и проводит ладонью по подрагивающему члену.
Как заворожённая слежу за ускоряющимися движениями его руки и охаю, когда он изливается на мой живот тёплой, вязкой жидкостью.
Тут же падает рядом и собственнически привлекает меня к себе, не обращая внимания на то, что мы оба в его семени.
– Теперь ты обязана выйти за меня замуж, – хрипит мне в ухо, разворачивает к себе и целует в губы. Вкус сладкий, необычный.
– Почему? - удивляюсь.
– Лишила меня девственности, – тянет Мирон со смешком.
– О боже, – в этот момент я чувствую второй оргазм.
Вот так... без прикосновений. Чисто на эмоциях.
Он… что делал "это" в первый раз?..
Около пятнадцати минут лежим молча и расслабленные оба вздыхает.
– Мия, – обращается Мирон ко мне серьёзно.
– Что? – настораживаюсь.
Почему-то кажется, что такой настрой связан со звонком, после которого Мирон так изменился.
– Ты можешь не выходить за меня замуж… во всяком случае пока…
– Спасибо, – поднимаю голову, чтобы чмокнуть его в щеку.
Но Мирон на этом не останавливается:
– Ты можешь вести себя своенравно. Я ещё тысячу раз пожалею об этом, но всё-таки признаюсь тебе, что мне это даже нравится…
Счастливо улыбаюсь и снова целую колючую щёку.
Ну какой он милый, этот Громов.
– Но у нас перед глазами есть отличный пример – наши родители.
Улыбка, как по волшебству, сходит с моего лица.
Голос Мирона становится излишне серьёзным и осторожным, словно он выверяет каждое слово.
– Скажи мне, пожалуйста, что главное в отношениях Руслана и Элины?
– Любовь, – отвечаю шёпотом.
– Всё верно, – теперь он меня целует в висок, наклонив подбородок. – Что ещё?
– Уважение?..
– И это так. В жизни у нас обязательно будут такие моменты, в которые я буду… вынужден просить тебя поступить так, как я говорю. Без объяснений и лишних обсуждений. Иначе… нам будет сложно.
– А Лада тебя слушалась? – вдруг выпаливаю и мысленно бью себя по лбу. – Прости, – тут же извиняюсь.
Дура… Надо же самой всё вечно портить и вспоминать рыжую.
Рациональное зерно в его рассуждениях всё же есть, потому что у корабля не может быть два капитана. Мама при любых обстоятельствах поддерживает отца. Я много раз слышала, как она некоторые вещи пыталась обсудить наедине и скорректировать решение папы, но в целом она всегда играет на его стороне поля.
С позиции дочери подобное поведение иногда обидно. Но по-женски, наверное, я начинаю понимать маму, поэтому соглашаюсь:
– Ладно. Я согласна.
Тело подо мной с облегчением расслабляется, и я только понимаю, как для него был важен этот разговор.
– Спасибо, любимая, – Громов с помощью слов щедро орошает мою душу сладким сиропом, становится спокойно буквально на пару секунд до того, как мой мужчина продолжает: – Тогда мы сейчас поужинаем, соберёмся и поедем к твоим родителям, где ты спокойно сядешь, чтобы выслушать своего отца…
В родительском доме пахнет как-то по-другому.
Словно за сутки всё кардинально изменилось и это навсегда. Пытаюсь уловить свои эмоции, но там совершенно нет чёрных мрачных красок. С тех пор как Мирон Громов признался мне в любви и назвал своей любимой, их вообще быть не может.
Вселенная озарилась ярким свечением.
И даже рождение сестры я сейчас воспринимаю как новый, интересный этап для себя.
– Чего стоишь? Проходи, – тихо произносит Мирон сзади, и я решительно киваю.
Скидываю верхнюю одежду с обувью. Снимаю шапку и поправляю волосы, которые всё ещё пахнут его шампунем.
На лестнице слышится топот.
– Мийка, ты где была-то? Папа сказал, в гости уехала? – кричит Эмиль. – Ты бы видела какая она мелкая, капец. Камилла даже меньше, чем твоя Рыська. И такая страшная, просто жесть…
Посмеиваюсь, осматривая сморщенное лицо младшего брата.
– Вы тоже с Дамом не были сильно симпатичными, – замечает Мирон с иронией, размещая ладонь на моей талии. Брат даже внимания не обращает, мне кажется, для всех мы давно – пара, просто нам на осознание этого факта нужно было немного больше времени. – Ещё и вечно слюнявые, – морщится.
– Я сразу был красавчиком, – заявляет сам Дамир, перепрыгивая через лесенки.
Пропускает сквозь пальцы длинную тяжёлую чёлку и ослепительно улыбается.
– О да, – закатываю глаза. – Вы были тощие, красные и вечно орущие. Я думала, сойду с ума. Даже не верится, что вам пятнадцать…
– И вы всё такие же вечно орущие, – тянет Мирон с улыбкой.
Мальчики тихо ворчат под нос опровержения нашим воспоминаниям, а я вздыхаю и поворачиваюсь к Громову, когда братья уходят на кухню. Упираюсь лбом в твёрдое плечо в поисках поддержки.
