— Я должна дать ответ прямо сейчас?
— Да. Надо быстрее заплатить за путевку.
— Сколько?
— Сто долларов. Но мне еще нужно новое лыжное снаряжение. Не то на своем старом запросто могу сломать ногу.
— Хорошо, я поговорю с отцом…
Мэгги поймала себя на том, что продолжает мыслить прежними категориями. Зачем ей спрашивать у Кирка денег, когда она уже сама их зарабатывает?
— Хорошо, езжай. Я велю перевести немного денег на твой счет. Сколько тебе надо?
Энджи даже растерялась. Так легко оказалось выпросить желаемое!
— Спасибо… Можно, я посчитаю и тебе перезвоню?
— Не стоит. Я переведу на твой счет тысячу долларов. Только смотри не промотай их сразу.
— Ого! Спасибо. Я поеду на распродажу лыжной экипировки в Сан-Франциско. Может быть, мне удастся там же продать свою.
— Прекрасная мысль! Рада была с тобой поговорить. Звони почаще. Пока.
Вскоре раздался еще один звонок.
— Кирк? — спросила Мэгги, хватая трубку.
— Как ты догадалась?
— Я весь вечер ждала твоего звонка. Как Сан-Франциско?
— Холодно и пить приходится слишком много. Эти японцы явно полюбили вечеринки.
— А в остальном?
— Пока нормально, но более точно буду знать, только пообщавшись с ребятами в Токио.
— Кирк, мне страшно хочется поехать с тобой… Правда… Но я не могу, мой милый. У меня работа, и я хочу ее сделать, это очень интересно и очень важно для меня.
— Эта работа становится для тебя важнее всего остального.
— Это неправда. Я люблю тебя. Вы с Энджи всегда будете для меня важнее всего другого… Но почему я должна выбирать? Ты никогда не выбирал между мной и работой.
— Это другое дело. Я работал для вас. Я должен был содержать семью. А у тебя нет такой необходимости.
Кирк стал говорить громче и резче, и Мэгги поняла, что урезонить его не удастся, раз уж он закусил удила.
— Дорогой мой, уже поздно. Ты устал, и у меня нет настроения ссориться. Ты сумеешь подъехать домой на один-два дня перед отъездом в Японию?
— Нет, не смогу. Да и в любом случае ты слишком занята. Кстати, у тебя не будет незапланированных полетов в Нью-Йорк?
— Не будет. — Мэгги начинало раздражать его детское упрямство. — Тогда возникли совершенно особые обстоятельства, и если бы ты дал мне возможность все объяснить, то понял бы. Мы с тобой не разговаривали уже несколько дней. Зачем ты ведешь себя подобным образом?
— Я? По-моему, это ты ведешь себя странно. Я делаю то, что делал всегда. Это ты вообразила, что стала одной из этих миллионерш. Так вот знай, ты не из их круга! Они всего лишь используют тебя, и когда выжмут все, что хотят, просто забудут, как тебя зовут.
— Я и не жду другого! Я прекрасно понимаю, что я работник, а они мои наниматели. Это у тебя глаза настолько застит зависть, что ты не можешь смотреть на вещи спокойно и трезво.
— Я не завидую! Почему я должен завидовать? Я просто не хочу, чтобы моя жена вела себя как дура, обслуживая заевшихся паразитов.
— Кирк, ты можешь понять наконец, что я получаю деньги, выполняя заказ, как и ты сейчас выполняешь заказ японцев?
— А ты можешь понять наконец, что мне не нужны твои проклятые деньги? Я зарабатываю достаточно для всех нас. Ты когда-нибудь страдала из-за того, что тебе или Энджи чего-нибудь не хватало?
— Нет, ты прекрасный муж и отец. Ты прекрасно справлялся с ролью кормильца. Мне не нужны деньги. Мне нужна интересная работа. Я должна чувствовать, что делаю нечто полезное.
— Разве не достаточно чувствовать себя моей женой?
— Нет, Кирк. — Мэгги исчерпала весь запас терпения. — Когда ты улетаешь в Токио?
— Послезавтра. Если ты передумаешь, позвони мне. Я в «Стэнфорде».
— Я не изменю своего решения. И сколько ты там пробудешь?
— Не знаю. Я сообщу.
Разговор окончился. Мэгги трясло как при ознобе. Самый близкий человек отказывался ее понимать. Зябко потирая руки, она спустилась в кладовку, сняла с вешалки старый халат Кирка, надела поверх ночной рубашки, крепко завернулась в него, а затем легла в постель и съежилась под одеялом.
Всю ночь она думала над сложившейся ситуацией. Вспоминая прожитые годы, на рассвете Мэгги приняла решение. Двадцать лет — слишком большой капитал, чтобы вот так просто потерять его. Всю жизнь она строила под Кирка, при всей ее самонадеянности и эгоизме он был ей нужен. Наверное, муж любил ее. Иначе он не был бы так задет. И вряд ли что-нибудь в мире стоит того, чтобы разрушить их брак. Утром она все объяснит Кирку, а пока можно уснуть.
Мэгги проснулась в восемь. Голова болела, тело ныло под тяжестью тяжелого махрового халата и одеяла. Душ помог немного прийти в себя. Ди приехала, когда Мэгги пила кофе.
— Ди, попробуй дозвониться до Кирка. Он в отеле «Стэнфонд» в Сан-Франциско. И еще, пока я не забыла: переведи на счет Энджи тысячу долларов.
— Переэкзаменовка?
— Нет, всего лишь маленькое поощрение за то, что она такая хорошая дочка.
— Я бы сказала, ей повезло с родителями.
Через девять минут Ди просигналила, что дозвонилась, и Мэгги взяла трубку:
— Кирк?
— Да, это я.
— Милый, я хотела тебе сказать, что я решила прекратить бизнес дизайнера… если ты действительно этого хочешь.
— Как это ты решилась? — с ехидцей в голосе спросил Кирк.
— Не хотелось, чтобы ты подумал, будто стал мне безразличен. Я люблю тебя, и ты нужен мне больше, чем кто-нибудь или что-нибудь.
— Так ты поедешь со мной в Японию? Чудно, сейчас перезвоню в офис…
— Подожди, Кирк… Я согласилась сделать эту работу для Белинды, дала ей слово. Дай мне только закончить, это будет последней моей работой. Я уже дала задаток Ди за следующий месяц.
— Ты ничего не решила, Мэгги. Ты просто отложила решение на потом. Одно из двух: или ты едешь, или нет.
— Прошу тебя, Кирк, два месяца… Неужели так много для тебя?
— Мэгги, не строй из себя ребенка. Ты надеешься, что я привыкну к тому, что то время, которое ты должна проводить со мной, теперь ты будешь тратить на свои бирюльки? Думаешь, я привыкну к твоим поздним возвращениям и срочным поездкам?.. Но этого не будет. Мне это претит. Последние два месяца я видел жену только в постели и то настолько уставшую, что… Мне не нужна жена по совместительству.
— Очень жаль, Кирк.
Слезы, сдерживаемые всю ночь, потекли по лицу. Говорить Мэгги была не в состоянии.
— Послушай, — сказал Кирк наконец, — это не телефонный разговор. Через пару недель я приеду домой. Тогда и поговорим.
На него всегда действовали ее слезы, хотя она и старалась не слишком часто пускать в ход это оружие.
