— Тогда пошли, — отвечаю я и следую за Шоном. Прямо за дверью замираю, завороженная видом Лукаса. Из-за пореза и того, под каким углом находилась его голова, он выглядит почти как дозатор «Пец»! Ход моих мыслей прерывается выстрелом, гравий разлетается в стороны, и что-то падает на землю в нескольких футах от меня. О нет, я слишком отстала!
— Бегом! Бегом! Бегом! — Шон кричит на меня и, похоже, во что-то стреляет. Я вижу вспышки перед черным пистолетом у его плеча, но слышу только щелчок и скрежет металла о металл. — Да, я вижу. Дерьмо! Мне следовало взять с собой винтовку. — С кем он разговаривает?
Через мгновение я снова оказываюсь позади Шона, следуя за ним в тень. Во временной безопасности мы можем остановиться, чтобы перевести дух, и у меня есть минутка, чтобы в первый раз осмотреться. Я живу здесь много лет, но сейчас планировка совершенно другая. Когда баллон с пропаном поднялся, он, должно быть, сравнял половину... Боже мой! Посмотри на пламя! Клубящийся столб тянется ввысь, кружа листья красного и оранжевого цвета.
— Я был прав, — утверждает Шон со смехом, таким полным удивления и восторга, что не могу не улыбнуться вместе с ним.
— По поводу чего? — спрашиваю я.
— В огне это выглядит лучше. — Шон вновь стал серьезным. — Мы не можем пойти по кратчайшему пути. Похоже, они не могут решить, что больше их интересует: потушить пожар или убедиться, что мы с тобой отсюда не выберемся. Нам нужно обойти часовню с задней стороны. Ты знаешь местность, что предлагаешь?
— Иди сразу за эти дома, — указываю я на лачуги из фанеры и брезента, укрытые от взрыва горящим главным домом. — С другой стороны за ними есть забор, и мы можем там спуститься, надо лишь повернуть направо за угол забора. Мы пройдем почти весь путь до часовни. В конце минуем сарай, а после пересечем часовню и выйдем через заднюю дверь.
Шон заглянул за угол хижины. Тени в узком пространстве стали глубже, чернее, чем обычно, после того, как я посмотрела на столп огня. Мне плевать на тени или огонь! Я пойду с тобой куда угодно и никогда больше не буду бояться.
— Работает на меня. Вперед.
Я следую за Шоном через зазор, затем вниз по тропинке между зданиями. Он снова натянул очки ночного видения на лицо и не испытывает проблем, двигаясь уверенно среди беспорядка сломанных детских игрушек, садовых инструментов и других вещей, разбросанных по маленькому заднему дворику. Я почти ничего не вижу, но держусь достаточно близко, чтобы коснуться Шона, и иду туда, куда он, избегая худшего.
Когда мы добираемся до угла забора, Шон прижимается к столбу, отходит назад, чтобы коснуться меня в темноте, безмолвно говоря мне задержаться.
— Что случилось? — шепчу я.
— Ничего, — отвечает он. — Все же. Позволь мне сначала все прояснить.
Боевая подготовка Шона берет верх, и он поворачивает дуло пистолета за угол, следуя за ним с плавной грацией и стремительной скоростью, но затем замирает, очерченный пламенем вверху. Шон шевелит губами, но я не могу разобрать, что он говорит, несмотря на рев пламени и лай испуганных собак.
Шон на что-то уставился.
На что он смотрит?
Шон опускает дуло пистолета, и я лихорадочно роюсь в памяти, пытаясь понять. Там всего двадцать-тридцать футов. Дом священника в конце, кухонная дверь. Задняя дверь в сарай слева. Что еще? Я подкрадываюсь к углу.
— В чем дело, Шон? Что ты видишь?
— Ты их слышишь? — голос Шона хриплый — от чего? Страх? В этом нет никакого смысла. Шон прорвался через это место, чтобы добраться до меня, не показав ни малейших признаков паники. Что сейчас не так?
— Слышу что? — спрашиваю я. Пламя вокруг нас такое яркое, что в поселке светло, как днем.
— Собака, — проговаривает он. — Собака лает. Солнце в полночь. — Шон рукой оттягивает четырехглазые очки на шлем, затем снова поднимает пистолет, указывая на что-то, чего я не вижу. Его глаза широко раскрыты, и он тяжело дышит. — Черный занавес.
Собака? Солнце в полночь? Чернота…
— ...занавес, — заканчиваю я вслух, наконец-то, понимая и рискуя выглянуть из-за угла, чтобы убедиться, что мои подозрения верны.
Конечно же, сестра Джоанна оставила окно на кухне приходского дома открытым, и занавеска колышется на ветру.
— Шон, — зову его я, выходя из укрытия. — Занавес голубой. Он сделан из домашней шерсти — одной из самых красивых тканей, которые мы когда-либо здесь шили.
Шона взглянул в мою сторону, прочь от открытого окна, и снова опускает ствол.
— Я сама сплела эту нить, Шон, — успокаиваю я, подходя достаточно близко, чтобы коснуться его руки. — Прошлой зимой. Все в порядке. Это... — Что я могу сказать? Что нет никакой опасности? Они стреляли в нас! Конечно, есть опасность. Как мне вернуть его обратно? — Шон, любимый, это не твой сон.
— Я знаю это, — проскрежетал он. — Я совершенно, черт возьми, очнулся, и я здесь. Снова. И она там, за занавеской. Просто. Твою мать. Жду.
— Нам нужно идти, Шон. Помнишь? — Я дергаю его за рукав, но с тем же успехом могу тянуть за покрытую тканью статую. — Эта дверь вон там. Пройдем там, выйдем из сарая и тогда будем в безопасности.
— Она уже забрала моих братьев, Кортни! Я не позволю ей заполучить и тебя тоже.
— Смотри, — говорю я, медленно пятясь от него к окну. — Это безопасно.
— Нет, — настаивает он. — Это не так. Вернись.
Я останавливаюсь, когда чувствую за спиной грубо отесанную деревянную стену дома священника, занавеску на моих волосах.
— Видишь? А теперь давай, Шон, — настаиваю я. — Вперед. Через дверь. — Шон опускает пистолет и делает нерешительный шаг ко мне, затем еще один. — Хорошо! Еще немного, и мы сможем уехать отсюда навсегда. Мы можем пойти домой. Вместе.
Ветер вновь меняет направление, и занавеска задевает мои плечи, и... это не ветер. Там кто-то есть.
— ШОН! — кричу я, но что бы это ни было, он это уже видел.
— Ложись, ложись! Вниз, вниз, вниз!
Я падаю, сворачиваюсь в клубок у основания стены и закрываю голову руками. Шон вновь поднимает пистолет с глушителем, нацеливает на окно и нажимает на спусковой крючок, как только я убралась от окна.
Щелчок.
Лицо Шона вытягивается, глаза снова становятся огромными, и теперь он по-настоящему паникует.
Почему? Что случилось? Что не так?
Оружие настолько тихое, что мне понадобилось время, чтобы понять, что оно не выстрелило, и я вижу фигуру, высовывающуюся из окна надо мной. Длинная, чёрная и узкая, и конец дула менее чем в десяти футах от человека, который рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня. Шон бросает автомат и тянется к пистолету с толстой черной канистрой на конце ствола. Он быстрый — пистолет находится на достаточном расстоянии от кобуры к тому времени, как гравитация перетягивает первое оружие к концу его ремня.
Шон быстр, но недостаточно. Он никогда не успеет вовремя. Никто не промахнется мимо него на таком расстоянии!
Я дотягиваюсь до ствола пистолета, торчащего из окна, хватаю и дергаю так сильно, как только могу. Тот, кто держит его, отчаянно пытается втащить его обратно и нажимает на спусковой крючок, но он больше не направлен на мою любовь. Выстрел оглушительный, и я знаю, что у меня на руках будут волдыри от накаливания ствола, но мне все равно.
Теперь перетягивание каната с тем, кто держит другой конец оружия, и прием с перетягиванием каната срабатывает. На мгновение я расслабляюсь, упираюсь ногами в стену, а затем тяну изо всех сил. Мало того, что пистолет вылетает из окна, но и извивающееся тело следует за ним, приземляясь на меня сверху.
— Отойди, Кортни! Отойди! — приказывает Шон, но я все еще сопротивляюсь, придавленная тем, кто на меня упал. Упавший на меня сверху — маленький человек. Короткие волосы. Это не женщина. Это всего лишь мальчик.
— Натан! — кричу я так властно, как только могу. — Слезь с меня, сейчас же! — В одно мгновение он прекращает бороться и падает на землю рядом со мной, дрожа от беззвучных слез.