не правда ли? – Юля улыбнулась, игриво склонив голову набок, и отсалютовала бокалом.
– Вчера было лучше, этот дождь, если честно, уже надоел, – поддержал Никита. Тем временем картинка менялась, впереди показалась лестница, и если бы сейчас по ней поднимались люди, эффект погружения был бы стопроцентным.
– А что мы будем смотреть?
Никита достал из внутреннего кармана программку с золотой вязью и протянул Юле.
– Я не знаю итальянский, – смутилась Юля.
– Это не страшно, я тоже не особо им владею, – улыбнулся Никита. – Эта программка из Большого, смотри, там есть описание каждого акта. Это «Тоска». Ты лучше прочти перед началом, потому что потом не захочешь отвлекаться.
– А почему тогда название на итальянском?
– Потому что итальянский – язык оперы. Девяносто процентов классических пьес исполняется на нём.
– Но как тогда можно что-то понять?
– Понимать не обязательно, достаточно чувствовать. – Никита повёл Юлю к дивану. Она оглянулась в поисках какой-нибудь еды – привычка смотреть и жевать даже в кино, дала о себе знать. Заметив её взгляд, Никита с улыбкой покачал головой, сел рядом и щёлкнул пультом, гася свет. И на два часа Юля забыла, как дышать, а к финалу сидела, непрерывно смахивая слёзы, а под конец не выдержала, и зааплодировала.
– Понравилось? – Никита улыбался так довольно, словно сам только что стоял на сцене.
– Очень! – искренне ответила Юля и вдруг хитро улыбнулась: – А у тебя есть свой самолёт?
– Есть самолёт, принадлежащий фирме, можно пользоваться им, когда необходимо. И у отца есть свой, – удивлённо сказал Никита. – А что?
– Не могу не думать о «Красотке», они тоже летали тогда в оперу.
– А ведь и правда, – хмыкнул Никита. – Но всё-таки, от главных героев мы далеки.
– Ну да, – хмыкнула Юля. – Хотя наша профессия не далеко ушла от древнейшей.
– Потанцуем? – вдруг спросил Никита, поднимаясь и протягивая руку. – Всё-таки мы сегодня в Италии, не хочется возвращаться обратно.
Знакомые аккорды Энио Морриконе зазвучали, падая звонкими, пронзительными каплями, и Юля вложила свою руку в его, позволяя медленно вести в танце, думая, что этот вечер точно запомнится на всю жизнь, сказочный, словно ожившая мечта.
21. День тринадцатый. Переломные моменты и неудобные разговоры
Музыка переливалась, звенела в воздухе, а Юля убеждалась снова и снова, что итальянский – настоящий язык любви. Он ласкал слух, пока Никита ласкал её саму, неспешно, с нежностью, от которой на глазах закипали слёзы. Из раскрытой двери на пол спальни падало жёлтое пятно света, серебристые звёзды тускло поблёскивали на платье, небрежно сброшенном на пол. Рядом лежала бабочка, а из-под белоснежной рубашки торчал каблук одной из туфель. Юля не помнила, как они оказались в спальне, в какой именно момент танца они начали целоваться – всё смешалось, сознание поплыло, отрывая душу от тела, унося её в неведомый, волшебный мир, где царит только музыка и вкус чужих губ. То, что происходило сейчас между ними, не шло в сравнение ни с чем, испытанным ранее. Словно соединялись не тела, а души, переплетаясь так крепко, что больше не разорвать.
Никита смотрел на неё, не отрывая глаз: на то, как она выгибает шею, на раскрасневшееся лицо, на зацелованные, припухшие губы, по которым то и дело пробегал кончик языка. Ему не мешала темнота, он видел её так ярко, словно комната была залита солнечным светом, и сейчас Юля была так прекрасна, что сердце болезненно и сладко сжималось. Он задыхался от переполнявших чувств, словно действительно стал с ней одним целым, единым организмом, дышавшим, двигавшимся в такт, соединявшимся снова и снова. И делился этими чувствами с ней, отдавал себя по капле, стремясь вплавиться в неё, проникнуть под кожу, слиться с кровью. Полумрак, музыка, тихие стоны, прерывистое дыхание – их словно выбросило из времени и пространства в место, где не существовало ничего, только он, только она.
– Ещё раз, и я умру, – задыхаясь, прошептала Юля, с трудом разлепляя веки, которые крепко зажмурила несколько секунд назад. По телу всё ещё пробегала дрожь, на висках и над губой выступили прозрачные капли. Никита нежно подул на её лицо, и промурлыкал:
– Врунья.
Нависнув над ней на локтях, он не двигался, давая прийти в себя. Успев изучить её тело и его потребности, он точно знал, когда стоит остановиться, и сейчас это время точно не настало. И сейчас, слушая её долгие прерывистые выдохи, нежно целовал линию скул, слегка прихватывая кожу губами, чувствуя, как её мышцы сжимают его внутри, слабо сокращаясь.
– Правда, – прошептала Юля, но он успел заметить, как блеснули её глаза, прежде чем закрыться. И эту игру в усталость он тоже успел узнать, но знал так же, что она никогда ему не надоест. Вот и сейчас неспешно повёл бёдрами, словно собирался оставить, и Юля тут же потянулась следом, приподнимаясь и не давая выскользнуть.
– Ты же устала. – Никита слегка прикусил мочку её уха и зарылся носом в волосы.
– Не настолько. – Голос Юли звучал сипло, прерывисто. Она поймала его лицо и глубоко, влажно поцеловала, застонав ему в рот, когда он начал резко, напористо двигаться. Наслаждение зазвенело в позвоночнике, волнами расходясь по телу, заставляя коротко вскрикивать, забывая себя, подаваясь навстречу. Внутри словно сжалась тугая пружина, и вдруг лопнула, заставляя запрокинуть голову и выгнуть спину. Никита громко застонал, вжимая Юлю в кровать, и крепко обнял, рвано дыша в её шею.
– Ты меня сейчас раздавишь, – проговорила она, спустя полминуты. Он нехотя пошевелился и неразборчиво пробормотал:
– Хочу лежать так вечно.
– Не то, чтобы я против, конечно, но лучше всё-таки чуть-чуть приподнимись.
Никита тяжело вздохнул, поднял голову и одарил укоризненным взглядом.
– Невозможная женщина. Не даёшь насладиться моментом.
– Насладишься, когда я буду сверху, – пообещала Юля и легонько толкнула его в грудь, вынуждая перекатиться на спину.
– Никакого сострадания к ближнему своему, – проворчал Никита, избавляясь от презерватива. – Ничего, я тебе это припомню.
– Интересно узнать, как.
– Не всё сразу.
Никита поднялся с кровати и посмотрел на разбросанные по полу вещи. Потом как-то обречённо вздохнул, переступил через свои брюки и сказал:
– Жду тебя в ванной через пятнадцать минут. Не раньше.
– Думаю, мне лучше не спрашивать, что ты будешь там так долго делать?
– Увидишь, – весело хмыкнул он, оставив её одну. Юля блаженно вытянулась на кровати, закинула руки за голову и потянулась. По телу разливалась приятная усталость, и, если честно, больше всего сейчас она хотела бы свернуться клубочком и уснуть, а душ… Подождёт до утра. Но она успела выучить ритуал, который неизменно повторял Никита, а значит, сначала мыться, потом перестилать кровать, и только потом можно спать, хотя не факт, что после всех этих действий
