class="p1">— Хорошо, что ты мне не в пятницу с утра сообщил, что я женюсь. — Яр рассмеялся. — Договорился, значит?
— Да без проблем, — также с улыбкой ответил отец. — Они за деньги любые услуги оказывают. Сервис! Всё для клиента. Кольца мы купили вычурные, но какие твоя невеста выбрала. Я минималист в этом отношении, ты же знаешь. Платье ей взяли.
— Ещё скажи, что с фатой. Пап, ну что ты, прикалываешься, что ли?
Отец рассмеялся.
— Нет, и не думал. Фату мы не брали, а новое нарядное платье — да. Я сам выбирал, по своему вкусу, но ей понравилось. Сын, девушка выходит замуж, зачем её лишать маленьких радостей? Она не о такой свадьбе мечтала. Можно, конечно, подождать с месячишко, но живот уже виден, а дальше — больше. Да и приезда заморских гостей вы не ждёте. Ярка, я же понимаю, что не в платье и гостях дело. Из-за матери расстроился?
Яр пожал плечами, хотел сказать, что всё нормально и весь разговор с ней не произвёл никакого впечатления, что он на слова матери, жгучие и обидные, не реагирует вовсе. Но кого он хотел обмануть!
— Пап, она ведь права во многом.
Яр опять замолчал, задумавшись.
— Я не всё слышал, — произнёс отец, откладывая ноутбук и садясь на стул рядом с кроватью сына, — судить не могу. Считаешь, что права — делай выводы. Что хочешь спросить — спрашивай.
— Вот стыдно спрашивать, а спрошу. С машиной-то что?
— Сначала увезли на штрафстоянку, и, если честно, её судьба меня мало интересовала. Но днями позвонил человек, просил продать машину на запчасти, я согласился. Не думаю, что она оставила о себе приятные воспоминания и мы о ней сожалеть будем.
— Пап, прости… Я не должен был.
— Это всего лишь машина. Да, она стоила денег, и я, старый дурак, рассчитывал, что ты ей будешь рад. Не важно. На твоём месте я тоже рванул бы в аэропорт. Главное, что ты жив. Яр, самое страшное, что я пережил в своей жизни, это дни твоей комы. Думал сойду с ума от ощущения полного бессилия, от невозможности что-либо сделать и как-то помочь. — Отец улыбнулся. — Счастье, что всё позади и мы думаем о твоей свадьбе.
— Ты седой стал совсем… Папа, я виню себя. И ещё хотел сказать, я знал, что ты рядом, может, и правда слышал, и то, что руку мою не отпускал, чувствовал. Я выжил только благодаря тебе. Теперь встать бы на ноги. Я не хотел так, а получилось, что сижу у тебя на шее, подвинулся и Надю посадил. Теперь даже загадывать не приходится, когда на работу вернусь. Если бы ты знал, как мне стыдно. Стремился к самостоятельности, пытался строить свою жизнь, а результат весьма плачевен. Наговорил тебе всякого ещё… Свин я, короче.
Андрей Петрович хмыкнул и покачал головой.
— Каяться долго собираешься? Завязывай с этим делом. Давай поговорим о планах, я думаю, что после больницы поживёте с Надюшей у нас, тут, в Москве. Во-первых, печку топить не надо и туалет в квартире, во-вторых, Наде до института добираться проще, я против того, чтобы она переводилась на заочный, да и первую половину беременности проходит на глазах, всё спокойней, а потом решите, как будете жить дальше. Если надумаете возвратиться в Солнечногорск, то надо будет готовиться к строительству. Я несколько проектов домов скачал, сейчас покажу. В твоей развалюхе втроём — а если с бабушкой, то вчетвером, — существовать невозможно.
— Папа, погоди с проектами. Скажи, ОНА приходила, пока я в коме был?
Яр не смог произнести слово «мать», но и отпустить её из своей души тоже не мог. Искал зацепки, хоть что-то, чтобы оправдать свою любовь к ней. Ведь так обидеть, задеть за живое может только близкий, тот, кого любишь. Отец понял, всегда понимал. Но ответил как есть.
— Дима приходил — сразу, как узнал. Пригласил консультантов, созвал консилиум. Как родной человек себя повёл. А Лариса тоже была, вечером следующего дня, помощь мне предложила… в руководстве клиникой. Вот так вот. Прости её и отпусти, забудь все обиды. Лучшее в жизни, что она сделала, это родила тебя. Я ей очень благодарен, а всё остальное пусть сама — как может, как знает, со своими дурацкими принципами и невероятной любовью к себе одной. Для нас её больше нет. Пусть будет счастлива где-то там, далеко. Ярка, не жди от неё того, чего она дать не может, а именно заботы, внимания, любви. Есть люди физически ущербные, но они люди. А она при всей своей внешней привлекательности — моральный урод.
Яр молчал. Смотрел на отца, сидящего рядом с ним, понимал, что тот пытается успокоить, дать понять, что его мальчик не один, что рядом всегда есть он. Надо было как-то снять напряжение этого момента. И Ярослав решил сменить тему.
— Пап, что у меня с работой?
— Больничный, понятно же, — ответил отец.
— Я так привык к людям, я их знаю, а получается, бросил на произвол судьбы. Нехорошо.
— На участке работает другой врач. Сын, даже когда ты встанешь на ноги, потребуется время, чтобы восстановить форму. Я ещё раз предлагаю тебе работу здесь, в клинике. Предложение бессрочное, как созреешь — сообщай.
— Нет, пока не созрел. — Яр улыбался. — Вот тебя бы туда к нам, в Солнечногорск, и Дашу с малышами, и больше ничего мне для счастья не нужно.
— Будем надоедать тебе в выходные, приезжать, как на дачу, отдыхать. Устраивает?
— А ты сомневаешься? Мы с Надей всегда вам рады.
Андрей Петрович глянул по-доброму и хмыкнул. Будущая сноха ему определённо нравилась.
— Про Надю сказать тебе хотел. Хорошая она, своей сразу стала. И с Дашкой подружилась, и дети её полюбили. А они-то чувствуют людей. Их обмануть трудно. Прости, сын, но поработать мне просто необходимо. Отпустишь на пару часиков? Я к себе в кабинет пойду, чтобы не отвлекаться.
Когда за ним закрылась дверь, Яр загрустил. Вот уж правда, не было бы счастья, да несчастье помогло. За время его болезни они с отцом перешли на новый уровень отношений. Стали лучше понимать друг друга. Чувствовать порой без слов. Яр осознал свою неправоту во многих вопросах. А главное, уяснил, что амбиции в отношениях — вещь лишняя и никому не нужная. Какие амбиции могут быть между родными людьми, если всё идёт от сердца! Жалел лишь об одном: понял бы это раньше — не трепали бы они с отцом нервы друг другу.
Он почти собрался спать, как в дверь палаты вошла постовая
