И это напрягает, потому что до сих пор Снежная мне всегда отвечала. Пусть не сразу, но я обязательно слышал ее голос.
Подойдя к машине, я открываю заднюю дверь и сажаю Анюту на сидение. Пристегиваю к нему ремнем вместе с пандой.
– Ты кушать хочешь? – спрашиваю малышку, и этот новый для меня вопрос звучит неожиданно естественно. Как будто я спрашивал ее об этом много раз.
– Не очень. Совсем чуть-чуть!
Я роюсь в карманах брюк и нахожу конфеты, которые сегодня взял с отцовского стола. Тогда я еще не знал о сюрпризе, который мне подарила Алиса, но вдруг захотелось порадовать ее малышку. А оказалось, что нашу. Свою.
Где же ты, Снежная? – думаю про себя с беспокойством, а вслух произношу:
– Где же твоя мама, Анюта?
– Мама на работе, – уверено отвечает кроха, – но скоро приедет!
– Да, конечно, – говорю ей, ощущая, как в грудь холодком пробирается тревога за Алису. Страх, который я не способен побороть. – Но давай-ка лучше сами поедем и найдем ее. Хорошо, Снежинка?
– Хорошо. А почему Снежинка?
– Потому что твоя мама похожа на Снег, а ты похожа на неё.
Я сажусь за руль и направляю машину к центру города. Еду к аукционному дому, по пути продолжая набирать Алису. Вслушиваюсь в гудки до тех пор, пока на мой очередной звонок неожиданно не отвечает незнакомый мужской голос:
– Алло? Говорите четче! Кто вы?
– В смысле, кто? – я мгновенно напрягаюсь. – Это ты кто такой? Где Алиса?!
– Ответьте на вопрос, Руслан? Кто вы ей?
– Отец ее ребенка. А теперь ты скажи, какого черта я говорю с тобой? То, что ты умеешь читать, я понял, но мне нужна Алиса! Почему ее телефон у тебя?
В голове мелькает череда вариантов и нехороших мыслей, но то, что я слышу в итоге, стирает их все.
– Ты говоришь с врачом скорой помощи. Девушка находится в реанимационной машине. Я ответил на звонок, как только смог…
– Что-о…
А дальше провал. Первый черный провал в моей жизни в несколько секунд, в которые я ничего не слышу, и не вижу дорогу перед собой. Только инстинкты заставляют ногу нажать на педаль тормоза и съехать к обочине.
– … потеряла сознание. Мы направляемся в больницу Скорой помощи. Руслан, вы слышите меня? Подъезжайте на приемный покой, если эта девушка вам знакома.
– Она жива? – выдыхаю я. Да, знаю, что в машине Аня и она все слышит, но не спросить нельзя.
– Мы делаем все возможное.
– Твою мать, да ответь же!
– Жива, мы сняли блокаду сердца и подключили больную к аппарату жизнеобеспечения, но была полная остановка органа. Повторяю, сейчас мы ее контролируем.
– У нее порок сердца! Везите в кардиологический центр! Слышите?!
– Мы действуем согласно инструкции. Я отключаюсь. Подъезжайте к больнице.
Черт. Черт. Черт!
Кровь отливает от лица и нечем дышать. Мне не хватает места в этой долбанной машине и хочется сломать руль, разбить стекло, сделать что-нибудь разрушительное, чтобы избавиться от чувства беспомощности и страха. Я ненавижу себя за это!
Алиска. Алиска!
Мне кажется, я сам умираю в этот момент.
Пальцы сжимаются добела, торопясь выкрутить руль и вернуть «Теслу» на дорогу. Я с силой моргаю, мчусь вперед, пытаясь увидеть перед собой хоть что-то ясное, потому что реальность перед глазами рассыпается на куски. Свет от дорожных фонарей бликует на мокром от дождя стекле, и нужно за что-то ухватиться, иначе…
Я сбрасываю скорость и шумно выдыхаю, вспомнив, что больше не один. Вспомнив наш первый разговор с Алисой и ее слова об отце ребенка, которому она собиралась доверить дочь.
Анюта.
Протянув руку, я поворачиваю зеркало заднего вида, чтобы увидеть малышку, притаившуюся на сидении, и встретиться с ней взглядами.
Аня тихо плачет, без звука, сидит, как мышка, и я понимаю, что ей еще страшнее, чем мне, хотя это почти невозможно. Она всё слышала и всё поняла, потому что это она, а не я, жила с Алисой всё это время, и знает ее лучше всех.
– Не плачь. Мы скоро приедем, – обещаю ей, и сворачиваю на светофоре. Еду по адресу, по которому еще пять минут назад и не подумал бы ее отвезти, но выбора нет.
Больница Скорой помощи не место для испуганного пятилетнего ребенка, и в своем рассыпающемся мире я понимаю это очень четко.
Я останавливаю машину возле дома своих родителей, беру Анюту с пандой на руки и вхожу в подъезд. Потом поднимаюсь на свой этаж. Открыв ключом дверь, захожу в квартиру, в которой оказывается неожиданно шумно, если сравнивать с той тишиной, из которой мы с Аней пришли. Но дочь не пугается нового места, и ни о чем не спрашивает.
Сейчас мне кажется, мы понимаем друг друга без слов.
Шумная компания сидит за овальным столом в большой гостиной, а я лучше бы вернулся в тихую квартиру к Снежной. Мать первой замечает меня и радостно восклицает тоном радушной хозяйки, торопясь подняться из-за стола:
– Ой, а вот и наш Руслан пришел! Какое приятное совпадение, словно знал, что о нем разговор ведем!.. София Борисовна, мы с вами голову ломали, как представить друг другу наших детей, и зря! Сынок, проходи, у нас гости! – дает мне знать и продолжает: – Инночка, милая, не смущайся! Чувствуй себя, как дома. Просто наш сын умеет делать сюрпризы… Правда, Ру…Руслан?!
Мать выходит в прихожую и изумляется, увидев на моих руках Анюту.
– Кто это с тобой? – приподнимает брови, растерянно нас оглядывая.
Следом за ней в прихожую выходит и отец, и тоже застывает в проеме арки.
Сейчас не время спорить насчет моих способностей, и я отвечаю родителям, как есть:
– Это моя дочь. Анечка.
– Что-о?! – от удивления очки у матери, кажется, ползут на лоб, а веки моргают. Она бросает быстрый взгляд на отца, но тот стоит молча, и мать вновь поворачивается ко мне.
– Что значит дочь, Руслан? Это шутка? – понижает голос до глухого шепота, раздумав играть на публику. – Откуда у тебя взялся ребенок?
– Откуда у всех берутся. Из капусты! – отвечаю и спускаю Анюту с рук.
В квартире тепло, и я снимаю с головы малышки шапку, провожу рукой по темным волосам. Оставив ладонь на ее плече, поднимаю лицо к матери.
– Ма, мне некогда с тобой спорить и отвечать на вопросы. Сейчас мне нужно идти. Я оставляю Анечку на вас с отцом, но если с ее головы упадет хоть волосинка… У вас не будет ни сына, ни внучки!
– Руслан, ты с ума сошел такое заявлять? – ахает
