Ещё раз прошу прощения за беспокойство. Очень жду ответа».
Ладошки стали влажными, когда я отправила письмо. Захлопнула крышку ноутбука и откинулась на подушку, прикрыв устало глаза. Я не представляю, что буду делать, если женщина ответит. Я слышу тихие шаги, но глаз не открываю. Думаю, что бабушка загляну проверить, сплю ли я. Но когда щеки касаются горячие пальцы, я знаю, что это Саша. Потому что больше ни на кого моё тело так не реагирует. Я перестаю дышать, когда пальцы любимого начинают скользить по овалу моего лица.
— Я же люблю тебя, Колючка, — надтреснутым голосом шепчет Саша. — Настолько сильно, что крышу рвёт. И ревную, потому что боюсь… боюсь потерять тебя, малыш. Боюсь, что найдётся кто-то лучше, кого ты полюбишь. И мне придётся отпустить. Потому что я слишком сильно тебя люблю. Потому что я хочу, чтобы ты была счастлива. Сдохну. Сгорю заживо. Но отпущу, — берёт мою руку и приоткрытым ртом прижимается к ладони. — Смотреть на тебя на расстоянии было куда проще. Тогда я не боялся накосячить. Не боялся сказать или сделать что-то не так. Я просто боялся подойти. А сейчас… я просто не могу насытиться домой, малыш. Не могу. Меня ломает. Корёжит. Наизнанку выворачивает, если ты улыбаешься кому-то другому. Я чёртов эгоист. Но я хочу, чтобы вся твоя любовь была моей. Я обещаю, что научусь справляться. Клянусь, маленькая.
Я открываю глаза и встречаюсь с его потемневшим взглядом. Протягиваю руку, перехватываю за запястье и тяну на себя. Саша опускается на диван. Ложится к спинке. Разворачиваюсь к нему лицом. Кладу ладошки на грудь, где колотится его сердце. Улыбаюсь, чувствуя, как широкие ладони обвивают талию.
— Я тоже тебя люблю. Безумно сильно, Саш. И мы научимся вместе, мой родной справляться с ревностью. Потому что мне тоже неприятно видеть рядом с тобой размалёванных кукол. Но я знаю, что вечером ты приходишь не к ним домой, а ко мне. Что целуешь ты меня. И я верю тебе безоговорочно. И ревность душу, едва только поднимает голову, — поглаживаю его гладкую щёку.
— Я…
— Всё, Саш, — кладу пальцы ему на губы. — Я всё поняла. И ты понял, я вижу. Мы поговорили. И, что самое главное, услышали друг друга.
Чмокаю быстро его в губы.
— Как голова?
— Болит. Но уже меньше. Таблетка начала действовать. Ты с уроков ушёл?
— Малыш, уже вечер, — улыбается Саша.
— Наверное, я всё же уснула, — пожимаю плечами и тянусь к телефону, чтобы посмотреть на время.
И замираю, когда вижу на экране уведомление. Письмо. От Ангелины Петровой.
Глава 38
Маша
— Держи какао, — Лёва протягивает мне стаканчик с логотипом кофейни.
— Спасибо, — краснея, привстаю на носочки и целую парня в чуть колючую щёку. Носом жадно втягиваю его запах. Как же я его люблю!
— Куда пойдём? — берёт меня осторожно за руку, переплетая наши пальцы вместе. Я улыбаюсь, как дурочка. Не могу иначе, когда он рядом. Красивый. Высокий. Родной.
— Мне всё равно, — пожимаю плечами. — Главное, что с тобой.
Лёва тихо смеётся, заставляя мурашки бегать по моему телу. Как же я обожаю его смех. Как же я обожаю всего его. Нежного. Доброго. Заботливого.
— Тогда в парк. Если замёрзнешь, говори, — строго сводит брови вместе, а в карих глазах пляшут смешинки.
— Как скажешь, любимый, — улыбаюсь.
— Повтори-ка ещё разок. Не расслышал, — склоняется ниже. Его ухо оказывается всего в паре сантиметрах от моих губ. Привстаю на носочки. Прижимаюсь губами к прохладной коже. И шепчу;
— Хорошо, любимый мой. Мой самый родной. И самый-самый любимый.
Лёва довольно улыбается и одной рукой притягивает меня за талию к себе. Вовлекает в нежный поцелуй. Я жмурюсь, чувствую вкус кофе на языке. Где-то вдалеке играет новогодняя песня, а с неба крупными хлопьями валит снег. Настоящая сказка! Где есть он — мой принц, мой рыцарь, мой любимый парень. Пальцами перебираю рыжие пряди на затылке своего Льва. Мягкие волосы не хочется выпускать ни на минуту.
— А я то как тебя люблю, моя крошка. Моя Кукла, — улыбается довольно и сыто. — Жду, когда ты станешь совершеннолетней. Жду, когда переедешь ко мне.
— А ты не предлагал, — улыбаюсь и хлопаю ресницами.
— Я требую этого, маленькая, — проводит прохладными пальцами по щеке. — Я не отпущу тебя, Маш. Не смогу. Зачем усложнять всё? — пожимает плечами. — Я люблю тебя. Ты любишь меня. Я уверен в нашем будущем. Закончим школу и поженимся. Ты будешь носить мою фамилию. И кольцо на пальце, — перехватывает руку и проводит по безымянному пальцу. — Чтобы каждый, кто подкатить решит, знал, что ты уже занята. Что ты моя.
— А ты кольцо носить будешь? — щекой прижимаюсь к его холодной куртке. — Чтобы каждая Света и Лиля знали, что ты мой.
— Я со всеми потрохами твой, Маш. Уже давно. Другие мне не нужны, веришь?
— Верю, Лёва. И никогда не сомневалась.
А как сомневаться, если парень от меня ни на шаг не отходит? Если смотрит так… жадно и нежно.
— Ты уже решила, где новый год будешь справлять? — натягивает мне на голову капюшон. Поправляет шарф, который подарил мне неделю назад.
— Хотела в доме. Чтобы все вместе. Ты со своими родителями. Маша с бабушкой, Дёмой, Милой и племянниками. И папуля, — на миг запинаюсь. До сих пор непривычно Виктора Павловича так называть.
— Почему он не переезжает в дом? — интересуется любимый.
— Говорит, что не хочет жить в доме ублюдка, который покалечил жизни всех его детей, — губы начинают дрожать. Я всхлипываю и опускаю глаза на ночки своих сапог.
— Машунь, ну, хватит, моя хорошая, — Лёва целует меня в лоб. — Он бы не стал вас усыновлять, если бы считал вас виноватыми. Он любит вас безумно.
— Я не из-за этого, — я мотаю головой, смаргивая слёзы и вскидывая глаза на Лёву. — Я чувствую себя ужасно от того, что к отцу ни разу не сходила.
— И что? — Лёва мигом мрачнеет. — Что с того, Маш?
— Он же мой отец, — качаю головой я.
— То, что от него забеременела твоя мама, не делает его отцом! Твой папа — это Виктор Павлович. Мужик, который беспокоится о том, как ты оделась, как написала контрольную и как поела. Мужик, который срывается с работы, наплевав на переговоры и китайцев, если ты заболела. Это, малыш, папа! А тот ублюдок не заслуживает того, чтобы ты к нему приходила.
— Но ведь я два года жила в его доме. И всё его наследство перешло мне с Сашей.
— Кукла, — Лёва осторожно приподнимает мой подбородок двумя пальцами, — я готов всем глотки рвать за любой косой взгляд в твою сторону. Но я не всегда буду рядом. И не всегда смогу защитить. Твоя чистота и наивность и влюбили меня в себя. Но, малышка, ты должна научиться определять, кому твоя помощь нужна, а кто её не заслуживает. Я не могу смотреть на то, как ты расстраиваешься, когда ты не получаешь отдачи, — ласково проходится большим пальцем по моей нижней губе. — Люди видят и чувствуют, насколько ты добрая. Насколько ты у меня идеальная, — я краснею и прячу взгляд. — И меня бесит, что каждый второй пытается тобой воспользоваться. Я это всё веду к тому, что твой отец не заслуживает того, чтобы ты к нему приходила. Не заслуживает твоего внимания. Твоих слёз. Его для тебя больше не должно существовать. Ты дочь Виктора Павловича. И точка.
Я киваю и лбом снова утыкаюсь в холодную куртку.
— Всё. Хватит ту сырость разводить, Кукла. Мы гулять вышли, а не слёзы лить. Пей какао, пока оно окончательно не остыло, — целует голову через шапку.
Я послушно делаю глоток едва теплого какао. Мы с Лёвой продолжаем нашу прогулку. Когда останавливаемся на светофоре, я поворачиваю голову и замечаю женщину. Она стоит ко мне спиной через дорогу и разговаривает по телефону. Светлые волосы свободными локонами рассыпаны по плечам. Стройная фигура облачена в песочного цвета пальто. Женщина откидывает волосы назад и чуть поворачивает голову. А у меня подкашиваются ноги. Ноготками вцепляюсь в руку Лёвы. Нет. Этого не может быть. Мне просто показалось.
— Маша, — слышу сквозь вату в ушах. — Маленькая, что такое?
