— Повтори еще раз, пожалуйста. — Доминик неотрывно смотрел на зад Молли. — Плачу четверть доллара.
— Перестань. Тут все серьезно. Мы танцуем.
— Вообще-то я не умею танцевать. — Доминик тщетно пытался сохранить серьезное выражение лица.
— Спасибо, что сказал. Я бы никогда не догадалась. Ну, теперь колени.
— Их нельзя сгибать.
— Теперь можно. Все усложняется, — сказала Молли, не поворачивая головы. — Раз, два — на носки. Три, четыре — опустились. Пять, шесть — все то же самое, только слегка сгибаешь колени и выворачиваешь их наружу. Семь, восемь, выпрямляешься. Начали.
— Ничего себе, — пробормотал Доминик, изо всех сил пытаясь не сбиться. На носки, вниз, колени согнуть, вверх. Взгляд в зал. На носки, вниз, колени согнуть, на носки… нет, сначала выпрямиться!
Он сможет. Такое даже тупая макака сможет выучить. Он начал снова. Вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, опять вверх — вот черт!
— Не отлынивай, парень, — велела Молли, когда Доминик потерял равновесие и сделал шаг вперед, чтобы не упасть. Котелок слетел у него с головы и упал на сцену.
— Нечего смеяться. — Доминик поднял шляпу и вернул реквизит на край сцены, откуда взял. — Кажется, мне тоже больше нравится роль зрителя. А после этих пируэтов еще и крайне снисходительного.
— Это хорошо. Снисходительные зрители нам скоро понадобятся. — Молли положила свой котелок и трость рядом с Лиззиными.
— Почему?
— Потому что, мистер Продюсер, сэр, я теперь тоже участвую в прослушивании Лиззи. И я хотела, чтобы ты знал, как это непросто, и не придирался ко мне слишком сильно… к нам. Хотя, честно говоря, если мы потренируемся, выйдет у нас гораздо лучше, чем сейчас.
— У тебя уже неплохо получается. — Доминик подошел ближе. — У тебя многое получается весьма неплохо.
— Ничего не поделаешь, это у меня от природы. Как это в пословице говорится? И швец, и жнец… Жаль мне этого швеца-жнеца. Несчастный парень. Хотя, как ни странно, мне всегда нравилось быть такой. Всегда.
Доминик почувствовал, как Молли отстраняется, хотя она даже не шевельнулась.
— Твое резюме, наверное, метр длиной, — проговорил он, пытаясь, чтобы это звучало как ничего не значащая фраза. Больше всего ему хотелось схватить ее за плечи и спросить: «Зачем?» Зачем? Зачем тебе все время нужно убегать?,
— Давай, Доминик, — сказала она, качнув головой. — Спроси меня. Ты же хочешь знать, зачем я все время меняю работу. Все время бегу. Признавайся. Язык так и чешется.
Она что, умеет читать мысли или у него черепная коробка вдруг стала прозрачной? А может, это ловушка? Вдруг, если он спросит, Молли сочтет его чересчур назойливым? Или, наоборот, равнодушным, если он не спросит?
И когда это женщины стали такими непонятными? Нет, не так. Это Молли сложная и непонятная. Может, потому, что она первая, кого он пытался понять. Кого ему хотелось понять.
— Ладно, сдаюсь. Почему?
Она обвила руками его шею.
— Откуда я знаю? — промурлыкала она. — Хочешь, поцелуемся?
Ничего не поделаешь. Проще смириться и не задавать вопросов. Не жать на все кнопки подряд.
— Еще как хочу. Разве я к тебе поговорить зашел?
Молли захихикала. Он прижал ее к себе, поймал ее губы.
Ладно, несколько ее важных кнопок он уже изучил…
Леди и джентльмены, вот и он — самый знаменитый продюсер Бродвея на сегодняшний день. Настоящий профессионал. Учтивый. Ослепительный. В отличном костюме. Настоящий мужчина. В расцвете сил.
Доминик уставился на Молли.
— В ауте? Что значит «в ауте»? Надень очки. — Он стащил с головы бейсболку и швырнул ее на траву. — Не может такого быть.
— Мистер Лонгстрит, вас выбили, — не уступил Кевин, опомнился и замялся. — То есть, наверное, вас выбили. Я могу и ошибаться: Может, мы неверно посчитали мячи?
— Кевин, как можно так унижаться? Сейчас я ему покажу.
Кевин отошел в сторону. Молли приблизилась вплотную к Доминику и поднялась на цыпочки, чтобы оказаться с ним подбородок к подбородку.
— Ты в таком ауте, что обратно три года не добраться, понял? Хватит канючить, как младенец.
Он заморгал.
— Что у тебя во рту?
— Жвачка, — улыбнулась Молли, перекатив ком за щеку. — Клубничная.
— Вся упаковка сразу?
— Это называется «жвачный ком». Специально для бейсбольных команд.
— Клубничная? Для бейсболистов?
— Вот именно. Без сахара. Хочешь?
— Поднимись ко мне в спальню, узнаешь, — вполголоса сказал Доминик.
— Мечтать не вредно, — ответила Молли. — Ты выбыл, так что нечего хныкать.
Она повернулась к нему спиной и помахала в воздухе перчаткой.
— Бэттеру приготовиться!
Доминик поднял с земли бейсболку и, похлопывая ею по ноге, любовался походкой Молли. Она возвращалась на крошечную горку. Насыпать настоящую у них не было времени.
Все было сделано по правилам. В гараже они с Бутчем нашли сумки с экипировкой: три базы, кусок резины, на который встает питчер, и мел, чтобы разметить площадку.
Получилось, может, и не слишком красиво, но для игры вполне годилось. Особенно когда подавала Молли.
Она отнеслась к идее сыграть в бейсбол так, будто всю жизнь только об этом и мечтала. И оказалась страстным игроком.
Молли ко всему так относилась: чего стоит лихо заломленная бейсболка и клубничный ком за щекой.
Он смотрел на нее и чувствовал себя тринадцатилетним подростком, по уши втрескавшимся в самую красивую девочку класса.
Она улыбнулась ему и помахала бейсболкой.
— Мистер Лонгстрит, все вас ждут! — крикнула она, и он вспомнил, что надо идти на другой конец поля. По общему согласию, все должны были играть аутфилдерами, иначе им до вечера не закончить игру. Он поймал перчатку, брошенную ему миссис Джонни, и отправился на место Тейлора в центре.
Они разделились на команды.
Доминик, Лиззи, Джонси и Тейлор против Молли, Бутча, Кевина и садовника Карла, оказавшегося на редкость шустрым малым. Он был бэттером дважды и оба раза успел сделать «хоум ран». Доминик подозревал, что Молли заранее узнала про спортивные задатки Карла и позвала садовника специально. Ничего, он ей это припомнит.
Миссис Джонни вызвалась вести счет и угощать всех напитками и фруктами.
Проходя мимо Доминика, Тейлор хлопнул того по плечу.
— Отличное место, Ник, тебе понравится. Особенно когда Молли подает.
— Кажется, я тебя предупреждал…
— Ник, я только смотрел, — в комическом ужасе Тейлор закрыл голову руками. — Не трогал, даже почти ни о чем не думал. Только немножко смотрел.
— Проваливай, тебя ждет бита, — улыбнулся ему Доминик.
Все решили, что взрослым бэттерам мячи станут подавать со всей силы, а детям, наоборот, чтобы проще поймать. У Молли хорошо получались и те и другие. Кроме того, разворот и подача выходили у нее так грациозно, что у Доминика от восторга бита сама валилась из рук.
