– Правда?
– Правда.
– Ну, тогда…
Ее приглашение было сдержанным, но это было приглашение.
Он наклонил голову и поцеловал ее так, как целовал девочек только в седьмом классе. Слегка прикоснувшись одними лишь губами к губам. Она положила руки ему на плечи, но не прижалась к нему. Рэнди осторожно обнял ее, оставляя за ней право решать, надо ли им еще приближаться друг к другу, но еще раз поцеловал ее, теперь горячее, и она ответила. Рэнди наслаждался ее ароматом – свежим, цветочным, без малейшей примеси запаха алкоголя или сигарет. Он испытывал невероятную нежность, нежность первых невинных поцелуев, понимая, что он хочет от этой девушки того, чего не заслужил и о чем не может и мечтать.
Он поднял голову и чуть отстранился от нее, но не отпустил ее рук. Так они стояли, глядя друг на друга.
– Прямо как Лиза и Марк, – улыбнулся он. – Жаль, я не могу отвезти тебя сегодня домой. Я без машины.
– Я могу подвезти тебя.
– Это приглашение?
– Да.
– Принимается. – Марианна повернулась, чтобы идти, но он остановил ее:
– Еще кое-что.
– Что?
– Что, если я приглашу тебя куда-нибудь в субботу? Мы можем пойти в кино или еще куда-нибудь.
– Дай мне подумать.
– Хорошо.
Он отвернулся, но она держала его за руку.
– Я подумала. – Она улыбнулась. – Согласна.
– Согласна?
– Если родители не будут возражать.
– Да, конечно, – согласился Рэнди и усмехнулся: как будто кто-то из родителей после тринадцати лет когда-нибудь одобрял его.
– Пошли еще потанцуем.
Они вернулись в зал, продолжая улыбаться.
Отец с мамой стояли на том же месте со старыми друзьями, с бабушкой и ее кавалером, который оказался отличным парнем. Оркестр заиграл песенку «Хорошо любить», все пошли танцевать, и Стелла и ее старичок тоже. Выглядели они нелепо, но им явно нравилось танцевать друг с другом. Рэнди и Марианна присоединились к танцующим.
Когда музыка стихла, Рэнди с удивлением увидел, что Лиза стоит на сцене с микрофоном в руке.
– Послушайте меня все! – Шум сразу утих, а она продолжала:
– Это мой день, и я могу делать все, что хочу. Так вот, я хочу, чтобы сюда, на сцену, поднялся мой братец. Рэнди, где ты?
Она глазами поискала его в зале.
– Рэнди, поднимись, пожалуйста, сюда.
Кто-то дружески подтолкнул его, но им овладела паника.
«Нет-нет, у меня ничего не получится!» Но все смотрели на него, и он уже не мог улизнуть.
– Не все здесь знают, что мой брат – отличный барабанщик. Не просто хороший, а на самом деле отличный! – Она повернулась к гитаристу:
– Джей, ты не возражаешь? – И продолжила свое обращение к публике:
– Я слышала, как он барабанит в детской, с тех пор как ему исполнилось три месяца, наверное, он стучал пятками по стене. Он в общем-то пока не выступает, потому немного стесняется, поддержите его, пожалуйста.
Раздались крики:
– Давай, Рэнди, давай!
– Задай жару!
Марианна взяла его за руку:
– Пожалуйста, Рэнди.
Его ладони вспотели. Он снял пиджак и протянул его ей.
– Хорошо, только не убегай.
Барабанщик встал. А Рэнди вскочил на сцену и подошел к бас-барабану и цимбалам. Они поговорили о палочках, и Рэнди выбрал пару из нескольких висящих на барабане. Он сел на вращающийся стул, несколько раз ударил по бас-барабану, выдал дробь от высокой к низкой на пяти других. Проверил тон цимбал и сказал гитаристу:
– Попробуем Джорджа Майкла? Знаешь «Веру»?
– Ого! Конечно! – обрадовался гитарист и, обращаясь к оркестру, попросил:
– Дайте ему ритм.
Рэнди выждал такт и вступил, синкопируя мелодию. Майкл забыл, что танцует с Бесс. Его сын творил чудо, переходя от барабана к барабану, от цимбал к цимбалам, виртуозно подбрасывая палочки в воздух, ловя их и барабаня в таком темпе, что они стали невидимы.
По молчаливому согласию оркестранты перестали играть, предоставив Рэнди солировать. А он ничего не видел вокруг. Существовали лишь он и барабанная дробь, которая пронизывала его насквозь.
Почти все перестали танцевать и замерли в восхищении.
Бесс дотронулась до Майкла:
– Правда, хорош?
– Бог мой, откуда все это взялось?
– С тринадцати лет. Его только это и волнует.
– Какого черта тогда он работает на этом складе?
– Он боится.
– Чего? Успеха?
– Может быть. Но скорее провала.
– Он где-нибудь прослушивался?
– Насколько я знаю, нет.
– Это необходимо. Скажи ему, Бесс.
– Скажи ты сам…
Соло на барабане закончилось. Когда Рэнди ударил по тарелкам последний раз, раздался гром аплодисментов. Он положил руки на бедра, застенчиво улыбнулся и повесил палочки на место.
– Отличная работа, Рэнди, – похвалил барабанщик, возвращаясь на сцену и пожимая Рэнди руку. – Я не запомнил, с кем ты играешь?
– Ни с кем.
Барабанщик уставился на Рэнди:
– Ты должен найти себе агента.
– Спасибо. Может быть, я так и сделаю.
Возвращаясь к Марианне, он чувствовал себя Чарльзом Уотсом. Улыбаясь, она держала его пиджак, пока он надел его, затем взяла его руку.
– Ты классно выглядел, – сказала она, все еще гордо улыбаясь. – Но тебе, наверное, все девушки это говорили.
– Если бы я еще и петь так мог.
– А тебе и не нужно петь. Ты должен играть на барабане. Ты был великолепен, Рэнди.
– Спасибо. – Никакие аплодисменты не могли сравниться для него с ее словами.
«Интересно, все ли чувствуют это после двадцати пяти лет на сцене, как Уотс из „Стоунз“, – лихорадку, восторг, экстаз?»
Мать поцеловала его в щеку. Отец, хлопнув его по плечу, пожал руку и с гордостью улыбнулся:
– Ты должен бросить эту работу на складе, Рэнди. Нельзя зарывать в землю такой талант.
Рэнди знал: сделай он полшага – и окажется в объятиях отца, и его звездный час будет полным. Но как он мог сделать это, когда за ним наблюдала Марианна? И его мать? И ползала гостей? И Лиза, которая шла к нему, улыбаясь во весь рот, а за ней по пятам следовал Марк? Она подошла, и момент был упущен.
После того как все, кто его знал и не знал, воздали ему должное и поток поздравлений кончился, он все еще был на седьмом небе и подумал, что если еще и покурить, то будет такой кайф, какой ему вряд ли удастся испытать еще хоть раз. Бог мой, это было бы потрясно!
Он огляделся вокруг, Марианны не было видно.
– Где Марианна? – спросил он.
– Пошла в дамскую комнату. Сказала, что вернется через минуту.
– Послушай, Лиза, я совсем взмок. Я выйду и чуть охлажусь. Хорошо?
Лиза шутливо стукнула его:
– Давай, маленький братец. Спасибо за то, что сыграл.
Он отсалютовал ей, удаляясь:
– Привет!
Рэнди встал в тень в самом конце веранды. От земли по-прежнему тянуло сыростью, журчали ручейки, в ушах все еще стоял грохот барабанов. Он набил трубку, зажег, затянулся и пустил дым в легкие. Глаза его закрылись, он перестал видеть звезды, машины и голые деревья. Уходя с веранды, он чувствовал, что он и есть Чарльз Уотс.
