— И тут же начнёшь паковать чемоданы.
— Что? — хмурюсь и переспрашиваю. — С чего бы это?
— Я тебя с собой заберу.
Приподнимаю бровь и смотрю на Германа. С одной стороны мне приятно, и в тело возвращается лёгкость, даже дышать становится свободнее. С другой — кто-то опять командует и принимает решения за двоих.
— Очень интересно. А меня, значит, уже не спрашивают, хочу ли я, планирую ли.
— Варя, ну что ты раньше времени так напрягаешься. Когда момент настанет, мы всё обсудим. Если сомневаешься, я сейчас приторможу на обочине и начну тебя убеждать очень действенным способом, — рассуждает Герман с нахальной улыбочкой.
А у меня от его рассуждений уже печёт в груди. Горячий поток устремляется вниз живота и закручивается спиралью. Всего лишь несколько слов, а я уже потеряла волю. Боже, мне даже хочется, чтобы он реально притормозил, я абсолютно точно нуждаюсь в убеждениях.
Конечно, мы не будем создавать аварийных ситуаций, поэтому я лишь кладу руку ему на колено и легонько сжимаю, как бы говоря: я всё поняла. Но Герман прочищает горло и ёрзает на сиденье, а потом одаривает меня таким взглядом, что я осознаю — ещё одно движение с моей стороны, и мы точно затормозим. Или свернём в какой-нибудь пролесок.
На подъезде к городу Герман уточняет:
— Поедешь ко мне или к себе?
Даже так? Я снова с удивлением смотрю в его сторону. Как бы мне не хотелось остаться у него, но сегодня воскресенье, а завтра первый рабочий день новой недели, и я, чёрт возьми, нуждаюсь в нормальном сне. Да и приличной офисной одежды у меня нет с собой.
В конце-концов, принимаю решение, и высаживает меня Герман уже на Шпалерной.
— Давай в среду поужинаем с моей мамой, — внезапно предлагает он и с улыбкой добавляет: — Она будет рада, что мы снова вместе.
— Так сразу… — его слова греют душу, но всё так быстро закрутилось. Чтобы не разочаровывать Островского, я киваю: — Я буду рада, давай.
Домой я даже не вхожу, а влетаю. Окрылённая и на пике воодушевления. Мне хочется закружить по комнате и с разбегу плюхнуться на кровать. Ощущение такое, будто мне шестнадцать лет и парень, по которому я давно и тайно вздыхала, обратил на меня внимание.
Но мне не шестнадцать, и Герман уже не парень, а мужчина, да и история у нас не из самых простых, и мне страшно, что я моргну или проснусь на утро, а всё окажется сном, мороком.
Надо было всё-таки ехать к нему, а с утра до работы заскочить к себе, переодеться.
Отрицательно качаю головой. Вот что за глупости!
После того, как разгребаю одежду из сумки, сон разом накатывает на меня, но я заставляю себя пойти в ванну и после приготовить гардероб на завтра. Знаю, если с вечера этого не сделаю, утром потрачу слишком много времени на одевание.
Телефон пиликает. Забираюсь в кровать и читаю сообщение от Германа. Не могу сдержать улыбки, когда пишу ответ. Герман тут же реагирует. Можно было бы и созвониться, но мы просто перекидываемся сообщениями. Завтра новая неделя, и не понятно, что ждёт меня на работе. Может быть, шёпот за спиной, когда все пронюхают, что я вернулась после выездного мероприятия и теперь с боссом в более чем личных отношениях.
Я всё чаще зеваю, гоню от себя негативные мысли, тону в мягких подушках и засыпаю с телефоном в руке.
37
В офис я приезжаю практически раньше всех. Я не специально, просто дома не сиделось. Утром собралась со скоростью света, даже не позавтракала, просто вылетела на уже оживлённые улицы города. Привычная суета охватывает меня, но даже она не убирает лёгкое приятное возбуждение от скорой встречи с Германом.
В приёмной пока ещё нет Скорой. Надо же, а я всех обогнала. Бросаю вещи в кабинете, смотрю на свою кофе машину, а потом решаю выскочить на улицу до ближайшей кофейни. Хочется чего-нибудь необычного, как моё настроение. Оно такое приподнятое, будто сегодня праздник, а не обычный будний день.
На углу перехватываю капучино с кедровыми орешками, прошу добавить туда сироп с новым для меня вкусом. Почему бы и не подсластить этот понедельник?
Глюкоза растекается по венам. В ещё более приподнятом настроении перехожу улицу, но буквально в трёх шагах от входа меня тормозит, ну, кто бы вы думали, Возов! Суёт мне какую-то папку, которую я на автомате принимаю. Так и стою — с кофе в одной руке и с папкой в другой. И возмущённо взираю на бывшего директора.
— Всё-таки преследуешь?
— Нет, — улыбается Сергей широкой деланной улыбочкой. — Решил применить последний аргумент.
Прихожу в себя и пытаюсь всучить ему папку обратно.
— Представь, мне даже неинтересно.
— Да, загляни-загляни, — усмехается он, подталкивая папку ко мне.
Скептически смотрю на него, однако приоткрываю края молочного цвета папки. Там какой-то контракт.
— И что это? И почему должно быть мне интересно? — кислым тоном уточняю я, потом вздрагиваю и прихожу в себя окончательно. — Хотя нет, не говори. Мне в действительности всё равно.
— Это трудовой договор на твою новую прекрасную должность, — будто не слыша меня, настойчиво внушает мне Возов. — Посмотри четвёртый параграф, может быть цифры оклада и премиальных тебя впечатлят.
— Нет, не впечатлят, — отрезаю я и чуть ли не швыряю папкой в Возова. — Сергей, ты становишься назойливым. И, кстати, я всё рассказала Герману.
Сергей качает головой, жмёт плечами и с какой-то гадкой усмешкой шепчет:
— Се ля ви, но попробовать стоило.
Отворачиваюсь первой и иду в здание, но Сергей снова окликает меня.
— Я бы такие надежды на Островского не возлагал.
И что он собственно имеет в виду? Вот гад! Испортил такое чудесное утро.
Пока я ходила за кофе на работе появилась «Ларисаванна». Сидит за своим столом, уже что-то набирает на компьютере одной рукой, второй — накрыла стопку скопившейся корреспонденции.
— Доброе утро, — сегодня я с ней сама вежливость. Она сдержанно здоровается в ответ.
Злость куда-то пропала. Наверное, потому что нет надобности воспринимать её, как заслон или преграду на пути к Герману. Даже коротко улыбаюсь ей, но ответной улыбки не получаю. Ну и чёрт с тобой. Ледышка.
Работа совсем не лезет в голову. Может, когда увижу Германа, меня слегка отпустит. Пока же сёрфю в интернете, выискивая фото с мероприятия, где мы были. А вот и они. Куда же без светской хроники. Плюс по почте всем участникам традиционно рассылают ссылку, где можно скачать фото архивом, но я письмо пока не получила.
Активно щёлкаю мышкой, посмеиваясь над кадрами вымученного тим-билдинга под дождём. Даже себя нахожу на воротах. Такое ощущение, что я прохлаждаюсь. Стою, плечом прислонившись к стойке и скучаю, пока мужчины и кучка женщин ведут борьбу за мяч на другом конце поля.
— Что за веселье? — мои думы прерывает вопрос Германа.
Он собственной персоной стоит на моём пороге. Такой красивый, а ещё выспавшийся, отдохнувший. Словом, посвежевший. На голове, правда, бардак. Волосы слегка отрасли и аккуратная причёска, которую положено носить генеральному директору, представляет собой растрёпанные вихры, подзавитые привычной ноябрьской моросью.
Островский заходит в кабинет и тихонько прикрывает за собой дверь. Не могу и слова вымолвить, лишь моргаю и смотрю, как он идёт ко мне, чтобы наклониться и поцеловать.
Вот чего мне не хватало!
Надо было всё-таки ехать к нему вчера, тогда утренний поцелуй настиг бы меня на пару часов раньше обычного.
По коже будто разносится приятная щекотка, мои губы сами по себе приоткрываются, позволяя Герману несколько углубить контакт.
Когда он отстраняется, моё дыхание кажется мне тяжёлым и чересчур громким.
— Можно посмотреть? — Он аккуратно разворачивает монитор к себе. — Да ты мотай.
Прочищаю горло и щёлкаю мышкой, зачем-то поясняя очевидное.
— Фото с выходных.
— Ты тут мило вышла, — указывает он на снимок, где я, высунув язык, прищуриваюсь, чтобы метнуть дротик. — Такое лицо сосредоточенное.
