— Ой, а это наш папочка пожаловал? — улыбается полноватая женщина в годах, покачивая новорожденного и делает шаг в мою сторону, приближаясь.
— У него ваши глаза. Очень красивый малыш! Настоящее чудо. Только посмотрите на него!
Я отшагиваю назад.
Не хочу его брать. Нет.
Это неправильно…
Не хочу привязываться.
Я ведь обещал Ваграму.
Мы уже подписали бумаги…
Я человек слово.
Не имею права нарушить контракт!
Акушерка едва ли не насильно вкладывает мне в руки этот маленький тёплый комочек. Счастья…
Я сжимаю челюсти и смотрю на новорожденного мальчика.
Он сладко спит, едва заметно чмокая маленькими губками.
Сердце кровью обливается и ею же захлебывается…
Твою ж мать.
Я себя в нём вижу.
Моя маленькая копия.
Адам…
Так Соня хотела назвать сына.
Однажды она шепнула мне это имя.
— К-Карим, — раздается жалобный, но счастливый стон Сони, — Я справилась. Представляешь? Было так страшно. Я думала не выживу…
Выпускает усталый вздох, прикрывая глаза, лежа в кровати, обставленной современным оборудованием.
Именно в такой момент хочется послать всё в жопу и сделать не так, как надо, или так, как будет правильно, а так, как велит душа.
Внезапно телефон в моём кармане оживает. Я отвечаю мгновенно, чтобы не разбудить младенца.
Конечно, кто бы сомневался. Это Ваграм. Когда начались роды, я отправил ему сообщение.
Акушерка забирает у меня малыша и несет его обратно к Соне, пока я отвлекаюсь на телефонный звонок.
— Слушаю.
— Ваша супруга уже родила? — интересуется мужской голос.
— Да.
— Когда можно приехать?
— Вечером, — отвечаю коротко, глядя на то, как акушерка, сюсюкаясь с малышом, который только что проснулся, прикладывает его к груди Софии.
Положив трубку, я покидаю палату.
Мне снова хочется курить. Но выкурил уже целую пачку.
Дождавшись вечера, я снова навещаю Соню. В руках держу пакеты с продуктами и личными вещами, которые она собрала заранее, когда готовилась к родам.
Соня меня не замечает. Я застываю в проходе, любуясь зрелищем, с какой заботой и нежностью она прикладывает малыша к груди. Он забавно причмокивает и пытается обхватить своими маленькими губками сосок.
Кажется, она не понимает, что с минуты на минуту ей придётся расстаться с сыном. Она чувствует себя мамой. Отдаётся этой роли без остатка. Этим делает мне больно в груди.
— Где же наш кроха?
Дверь открывается, в палату заглядывают довольные лица моих старых знакомых.
— О, Карим! Можно войти? Нам сказали вы здесь.
Молча киваю.
Бестужевы входят в комнату, их внимание застывает на Софии, обнимающей то, что по праву принадлежит им.
Она вздрагивает. Становится ещё бледнее. Белее даже бумаги.
— Ой, какой сладенький карапуз, — шипит Ангелина. — Дайте мне его, дайте!
Ускорив шаг, дамочка бежит к кровати.
София сопротивляется.
— Софья. Отдай. — Говорю через силу.
— Нет, прошу, Карим! Нет! — по щекам девчонки катятся слёзы.
— Ну же!
— Ну пожалуйста, ну неужели ты отдашь своего сына чужим людям?!
Ангелина всё-таки выхватывает младенца из рук жены.
— Ух ты прелесть. Мой хорошенький! — сюсюкает малышу. Он в ответ недовольно похрюкивает.
— Прошу, Карим. Прошу! Лучше просто возьми и убей меня. Чтобы я не мучилась. Прошу. Пожалуйста. Убей…. Застрели. Я так не могу. Я не переживу.
Видеть её слёзы, слышать отчаянные стоны невыносимо.
Они забирают ребенка и, счастливые, выходят в коридор.
Тихие всхлипы Сони перерастают в громкий плачь.
Хуже!
В истерику…
НАХРЕН ВСЁ!
Я сдаюсь.
Вылетаю следом за ними и рычу:
— Стойте.
Парочка оборачивается.
— Ребенка верните.
— Что? — пучит глаза Ваграм. — Но мы же подписали бумаги!
— Я передумал. Вы ведь видели состояние Софии!
— Ты не можешь отказаться, — плюётся мой друг.
Уже бывший.
— Могу.
— Нет!
— Что ты мне сделаешь, а? — Я приоткрываю лацканы пиджака, показываю ему ствол. Их лица одновременно зеленеют.
— А как же договор? — вмешивается Ангелина.
— Аннулируется. Я забираю ребёнка обратно. Он мой! Точка.
Едва ли не вместе с руками у Ваграма вырываю кроху.
— Иди сюда, сладкий. К папочке. Обратно.
Нас быстро окружают охранники. Я даю им сигнал. Ваграм вместе с жёнушкой возмущенно выкрикивают гадости, но мои охранники их быстро усмиряют — оттесняют в глубь коридора и силками выталкивают прочь из роддома.
Малыш затихает. Я прижимаю маленькое чудо к груди, трясусь от неописуемых эмоций.
Это невероятное чувство. Сладкий жар разливается по венам, когда я чувствую тепло младенца. Его сладкий запах, улавливаю тепло и мирное дыхание.
Мне прямо сейчас охота начистить себе рожу из-за того, что я хотел избавиться от этого беззащитного ангелочка.
Моего сына.
Моего наследника!
Я опрометью бросаюсь обратно в палату, подбегаю к Соне и возвращаю ей кроху.
— Прости, милая, прости, урода. Я передумал. Он НАШ!
В объятиях их обоих сжимаю, сладко целую Соню в дрожащие, соленые на вкус губы, повторяя снова и снова, снова и снова…
— Наш сын, София. Адам — наш сын. Никто его не заберет. Обещаю.
Эпилог
Я почти отправилась на тот свет… Нет, не из-за того, что во время родов потеряла много крови и мне по показаниям сделали кесарево, а потому, что Карим на полном серьёзе собрался отдать малыша другим людям.
В последний момент он передумал. Я в нём не сомневалась. Вот правда. Но его слова снова ранили меня до слёз. Хорошо, что всё обошлось.
Теперь мы вместе. Мы — большая и крепкая семья. Трудности позади. За несколько дней мне пришлось испытать много страха и боли, но это того стоило. Ведь путь к счастью непрост. Ничего не даётся просто так. По крайней мере у меня.
Сейчас я лежу на кровати в палате и, задержав дыхание, наблюдаю, как Карим нянчится с Адамом. Он держит такого крохотного человечка в своих больших ручищах и расхаживает с ним по палате, напевая колыбельную.
Завораживающее зрелище!
Хочется реветь без перерыва. Теперь уже от счастья. Ведь сейчас я уверена на все сто процентов, что у нас всё сложится благополучно.
Теперь я стану любимой и единственной женой Карима. Мы преодолели ужасные трудности, заслужив счастье. Все главные вопросы решены.
Почти… Кроме вопроса о моих родителях.
А также, Карим подтвердил тот факт, что Миша пытался передать меня недоброжелателям, которые захотели потребовать за меня выкуп у самого богатого человека в городе. Вот только ничего не вышло… Мишу поймали и посадили под замок. Он будет долго сидеть в тюрьме, отрабатывая наказание. Мой лучший друг оказался гнусным предателем.
Что ж, так ему и надо! Ни капли ему не сочувствую. Грязный трус и подлец!
Мы проводим в больнице больше недели. Из-за того, что я перенесла операцию, приходится задержаться. Мне нелегко, шов иногда даёт о себе знать, отзываясь неприятной болью. Но сейчас я нахожусь на таких сильных эмоциях, что боль кажется пустяковой.
Ведь Карим находится со мной и с малышом двадцать четыре часа в сутки. Я в шоке. Не ожидала, что он сам лично будет с ним нянчиться. Бросив все дела, он днём и ночью просиживает у моей постели.
Первые дни были крайне тяжелыми. Мне прописали постельный режим. Запретили брать ребенка на руки. Карим сам подносил ко мне кроху во время кормлений и улыбался, поглаживая пальцем тёмные волосики Адама.
— Какой же он красивый.
Не мог налюбоваться своим сыном.
За неделю я услышала где-то тысячу извинений, который шептал мне Карим, расцеловывая в щёки.
— Я так сожалею. Я раскаиваюсь, милая. Какой я идиот! Едва не совершил самую идиотскую глупость в своей идиотской жизни.
В ответ я лишь смущенно улыбаюсь.
Моя улыбка свидетельствует лишь об одном…
Что я выиграла.
