Безрогое? Серьезно? Неужели не спал? Какого хрена меня вообще это колышет? Все, нет Эли. Почему же внутри такая пустота? Словно бы сердце выдрали, душу вынули. Душу… Пожалуй, я бы мог назвать малышку своей душой. Она словно бы делала меня лучше, пока не предала.
– Алё, мля! – щелкает пальцами у меня перед носом этот придурок. – Прием! Ты слышишь, что я говорю?
Непонимающе поднимаю на Гаврилова свои глаза. Смотрю и понимаю, а насрать на все. Эля моя и точка! Никому не отдам! Плевать на Охотника и его планы на мою женщину. Плевать на чужого ребенка. Люблю? Люблю!
– Да насрать мне. Иди умойся, а мне пора, – двигаюсь к выходу. – Макс!
– Ее там уже нет, – прилетает в спину.
Наш пострел везде поспел. Сука!
– Где?
– Только после того, как поговорим.
– Я к подружке, – бросает, удалясь Домовой.
– А я бывшего проверю, а то упустил в прошлый раз, – виновато произносит Юшкевич.
– Стоять! – рычу на безопасника. – Что ты там упустил? В какой это прошлый раз?
– О, я тоже послушать хочу, ну-ка. Может хоть там жених нормальный? – встревает Гаврилов. – Это сегодня он бывший, а завтра – кто знает.
– Нарываешься?
– Всегда. Мою вину перед Элей можно смыть только кровью.
А это уже интересно, но обсудим мы сие пятна на биографии Охотника тет-а-тет.
– Макс?!
– Эм, в общем… В больнице Корнеева была все это время. Я Пономарева тоже пас, но не думал, что он бывшую девушку навещает. А она на сохранении лежала, с того самого дня. Меня с толку сбило, обслуживание же оформлено в Акваклиник, а по скорой ее увезли в пятую больницу.
Твою мать! Внутри все буквально обрывается от страха. Выходит, два месяца, все то время, что я искал свою девочку, она лежала в больнице?!
– Когда?! – дрогнувшим голосом уточняю.
– В тот же вечер. Пономарев скорую и вызывал. Забрали прямо на улице. В халате и тапочках.
Нет. Нет. Нет! Сказать, что ее беременность – словно нож в сердце, ничего не сказать, но я никогда не желал плохого здоровью малышки или ее ребенку.
– Они в порядке? – уточняю не своим голосом.
Юшкевич молча кивает, а Серый лишь поджимает губы. Ничего, он мне не конкурент. Как и вчерашний старпер. Кстати!
– Макс! Ты мужика того пробил?
Безопасник не торопится с ответом, и это не слабо настораживает.
– Давай я отвечу?! – нарушает тишину Охотник. – Это был ее отец.
– Отец? Серьезно?! Да Эля сама не знает, кто ее отец, зато ты Ванга, мля, да?
– Да, – спокойно отвечает Гаврилов. – Макс, иди.
– Ты не охренел, Серый? – удивляясь своему спокойствию, реагирую на реплику Гаврилова.
– Знаешь, я не готов свой позор делить на всех, только с лучшим другом.
Было бы очень смешно, конечно, только слишком все грустно, поэтому лишь хмыкаю в ответ.
– А че ты? М? Я тебя не предавал. Документики одни на торгах всплыли. Руками нашей общей знакомой.
Да ладно! Касаткина? Нунах! Она же дура дурой во всем, что не касается вливания денег в себя любимую.
– Удивлен? А ты знаешь, что наша дорогая Юленька – племянница некого Филимонова? Он, в свою очередь, шурин господина Селицкого. Между прочим, сама Юляша, уже который год окучивает один кадр из твоего Холдинга. Не догадываешься, кого? Кстати, младший брат Касатки мутит с дочкой некого Фунтова. Оба за границей учатся, несколько лет как.
Филимонов, Селицкий, Фунтов… – знакомые все личности, однако… Эля! Моя Эля ни в чем не виновата! Баран! Нет, мудак. Дебил одноклеточный! Это так налажать!
– Надо квартиру Эле вернуть, срочно!
А потом и саму малышку. Простит, она обязательно простит. Надеюсь. Я докажу, что достоин ее!
– Не надо. Квартира итак ее.
– В смысле? Ты же сказал, что продала.
– Продала, отцу и продала. А он – дарственную написал. Бедная девочка в таком шоке пребывает, что не глядя все подписала. Хорошо, что я заехал. Она сама попросила, чтобы тебе деньги передал.
– Опять ты про отца… Да откуда он у нее, да еще и с такими деньгами?!
– Оттуда, откуда и мой.
– В смысле?!
– Ты помнишь развод моих родителей?
Киваю. Конечно помню. Серого было не узнать. Такой подавленный. Хоть и остался с отцом, но все равно очень по матери тосковал. На выходные к ней ездил, если мать не в очередном загуле была. Только Серега не замечал этого. Однако, я всегда думал, что мамке Охотник нужен лишь для того, чтобы Гаврилова-старшего доить.
– В один из дней, папа привел в дом ее, Аню. Конечно, я попал под чары молодой красавицы, да и сам отец расцвел. Но что я тогда понимал? Мама, когда узнала о новой пассии отца, стала внушать, что именно из-за Ани они и развелись, что только она мешает семье воссоединиться. Она так плакала… Я не мог не поверить!
Поднимаю глаза на друга. Да, я слышал, даже видел один раз мельком несостоявшуюся мачеху. Хрупкая, миниатюрная шатенка, прям как Эля. Эля…
– Данунах! – слетает с языка.
– Так и есть. Я не знал, что Аня беременна. Но слышал, что отец планирует жениться на ней. Мама была в бешенстве. Тогда я сказал Ане, что папа на днях собирается маме заново предложение сделать. Даже кольцо из сейфа умыкнул, чтобы показать. Девушка исчезла из дома моментально. С переездом ей помогал какой-то Алексей. Ну я и сказал отцу, что она ушла к этому Леше. Да и все. Отец становился чернее тучи день за днем, с матерью они так и не сошлись. Да, мне по сей день стыдно за тот поступок, но… А потом в ресторане, где я ждал Филимонова, Но случайно, кстати, появилась Эля. Копия – Аня, только немного старше. Одно отличие – отцовские глаза. До меня не сразу дошло, поэтому я и в клинику поперся. Тайком оформил ДНК-экспертизу, тем более, что Элина кровь у них была. А фотки эти… Хрен его знает,
