Кутает меня в ставшие необходимыми, словно глоток воздуха, объятья Никита, и я окончательно успокаиваюсь. Переодеваюсь в ждавшую моего возвращения пижаму со звездами, расстилаю постель и прижимаюсь к груди любимого мужчины. Когда-то расколовшего мою жизнь надвое и снова собравшего ее по частям.
А дальше месяц проносится, словно на ускоренной перемотке. Я чаще вижусь с родителями и не встречаю былого неодобрения. Мама, конечно, не выражает бурных восторгов по поводу нашего с Никитой воссоединения, но и не распекает его, как раньше. Папа тоже реагирует сдержанно, но все чаще улыбается и взъерошивает мои волосы, пока я пересказываю, как проходят наши дни.
На работе все так же течет своим чередом. Никаких авралов, выматывающих нервы проверок, спокойная рутина. Аля больше не лезет ко мне с расспросами о Лебедеве, Карина и вовсе души во мне не чает и частенько забегает на обед с сэндвичами с лососем и творожным кремом. Единственное, я чувствую себя немного уставшей и то и дело хочу спать.
Но списываю все на многочисленные хлопоты, связанные с Митиным отъездом в лагерь на сборы.
– Экипировку проверил? Все на месте?
– Да, мам.
– Олимпийка, толстовка. Ничего не забыл?
Я сама помогала собирать медвежонку сумку, но все равно очень переживаю, что приходится отпускать его на целых две недели. Мечусь по квартире, как загнанная белка, и торопливо складываю в контейнер еду.
Никита же ловит меня посреди коридора и прячет понимающую ухмылку.
– Митя у нас взрослый пацан и прекрасно со всем справится. Не волнуйся.
Провожаем сына до самого автобуса, где столпилась вся его команда, и вместе с другими родителями машем до тех пор, пока белый минивэн не скрывается за поворотом. После чего грузимся в Никитину Ауди и недолго молчим. Я пытаюсь смириться с тем, что медвежонок очень быстро растет, Никита наверняка вспоминает, как мотался со своими парнями на игры в другие города.
– Не переживай, все хорошо будет. Как раз успеем купить квартиру и перевезти вещи.
Лебедев настаивает на том, что нужно расширить жилплощадь, а я с ним не спорю. Позволяю ему менять мой привычный уклад, договариваться с риелтором и с каким-то блаженным предвкушением изучаю десяток брошюр с элитными жилыми комплексами. В каждом из которых есть подземная парковка, просторная охраняемая территория, зеленые насаждения, детские и спортивные площадки.
Выскальзываю из салона, когда мы минуем ворота и паркуемся недалеко от подъезда, и с интересом осматриваюсь. Мощеные дорожки, аккуратные, клумбы, молодые ели. Красиво здесь.
– Добро пожаловать в рай.
Никита галантно подает мне руку, я переплетаю свои пальцы с его, и мы поднимаемся на двенадцатый этаж, где находится один из приглянувшихся нам вариантов.
– Просторная кухня-гостиная, две мастер-спальни с ванной комнатой. Три гардеробные. Отдельное помещение для постирочной.
Девушка агент в классическом черном костюме оживленно перечисляет плюсы роскошных апартаментов, а я подхожу к подоконнику и замираю, любуясь открывающимся видом.
Идеально ровные аллеи. Мчащиеся мимо автомобили. Люди-муравьи, спешащие по своим делам. Кто в кофейню – за стаканчиком крепкого эспрессо и пончиком. Кто – в офис к горящим контрактам. Кто – прогуляться в парк.
– Ну, что, нравится?
Пока я залипаю на живописную панораму, Никита подходит сзади, обжигает затылок горячим дыханием и довольно улыбается. По голосу его слышу. И сама тяну уголки губ вверх.
– Нравится.
Киваю уверенно и уже представляю, где мы разместим компьютер, Митину медальницу, которой предстоит пополниться новыми наградами, и мягкие кресла-мешки. Визуализирую, как сильно обрадуется медвежонок новой просторной комнате, и захлебываюсь чистым искрящимся восторгом.
– Пожалуй, мы готовы оставить задаток.
– Ты рассчитайся, а я сбегаю за кофе. Хорошо?
– Может, лучше шампанское? Отметим.
Никита невесомо касается моего виска губами, я же лечу окрыленная вниз. Покупаю бутылку «Мартини Асти», беру два капучино с корицей и едва их не расплескиваю, наталкиваюсь на тех, кого меньше всего ожидаю встретить.
Сидящую в инвалидном кресле Дарью. И нахмурившегося Семена у нее за спиной.
Свистящий вдох вырывается из моей груди. Сердце болезненно сжимается. Все-таки это очень страшно оказаться прикованной к коляске и лишиться возможности нормально передвигаться.
Теряю дар речи, пытаясь отклеить онемевший язык от горящего нёба, и мечтаю провалиться сквозь землю, пока Даша изучает прекрасно знакомую Ауди и переводит взгляд на стаканчики в моих руках.
– Ну, что, поздравляю. Ты своего добилась. Молодец! Отхватила богатого мужика. И по фиг, что он чужой муж, да?
Пячусь назад, не справляясь с напором чужой злобы, и по-прежнему не могу выдавить из себя ни единого слова. Несмотря на поток концентрированного яда, мне все равно жалко эту молодую женщину, по глупости искалечившую себя.
– Я не разрушала вашу семью. Вы пытались построить ее не один год. Не нужно обвинять меня в том, что у вас не получилось.
– У нас не получилось? Так ты в этом виновата. Ты! Он никогда не смотрел на меня так, как на тебя! Что бы я ни делала, что бы ни говорила!
– Даш, мне, правда, жаль и тебя, и твоего не родившегося ребенка. Это огромная потеря. Но, может, пора отпустить ситуацию?
– Ребенка? Да не было никакого ребенка! Я все придумала! И с беременностью, и с выкидышем. Потому что иначе он бы никогда не ушел от тебя!
В эту секунд весь мой мир переворачивается вверх тормашками. Пространство начинает плыть. В легких нещадно печет так, что я не могу дышать. Пальцы, обхватившие капучино, мелко трясутся. От этой ужасной несправедливости и человеческой подлости, сломавшей несколько судеб.
Жуткое состояние. Но куда страшнее рык, раздающийся позади и врезающийся в барабанные перепонки.
– Что ты сказала?!
Глава 36
Никита
«Не было никакого ребенка».
«Я все придумала».
«Иначе он бы от тебя не ушел».
Лютая дичь крутится у меня в башке, перемалывает внутренности в мясорубку и никак не хочет откладываться на подкорке.
Киры слишком долго не было, и я решил спуститься, чтобы проверить, все ли у нее в порядке. А в итоге стал свидетелем мерзкого признания, которое вывернуло меня наизнанку.
И теперь я стою, широко расставив ноги, сжимаю пальцы в кулаки и шумно таскаю ноздрями кислород, в надежде, что он поможет переработать скопившейся за грудиной шлак.
По новой переживаю полузабытые эпизоды. Прокручиваю в мозгу день, когда отрекся от Киры, и дохну то усиливающейся во сто крат вины.
– Что ты сказала, повтори!
Ору так, что сам глохну. Прохожие оборачиваются и крутят у виска, Семен воинственно расправляет плечи, я же сосредоточиваюсь на невозмутимом Дашином лице и с ужасом осознаю, что ей наплевать.
На то, что мурыжила меня столько времени. На то, что нагло врала. На то, что сломала несколько жизней.
– Я никогда не была беременна, Никита. Ни-ко-гда. Доволен? – скривив губы, произносит Дарья и нервно мнет ткань удлиненного серого пиджака.
Даже в таком положении очень стильная, но прогнившая насквозь. Пустая.
– Ну, ты и тварь, Даш.
Высекаю хрипло и чувствую, что скоро меня накроет. Разнесет в щепки. Размажет к чертям.
– Деньги решают все, Никита. Нужные связи, внимательные врачи, правильный диагноз. Я просто очень хотела, чтобы ты был рядом.
– Ты же понимаешь, что то, что ты сделала – ненормально. Это не любовь, это какая-то больная привязанность. Ты – психопатка. Тебе лечиться надо.
Вываливаю это все залпом и меняю объект гнева. Я не могу ударить женщину, прикованную к инвалидному креслу, зато могу обогнуть эту чертову коляску, оттеснить Семена в сторону и схватить его за грудки.
– Ты с самого начала обо всем в курсе был? И семейка ваша все знала, да?
– Да.
Беспечно подтверждает мои догадки Сема и вряд ли догоняет, что этим подписывает себе не подлежащий обжалованию приговор.
