маячат сексуально озабоченные телки моего возраста, не выносят мозг нетрезвые дружки Мота.
Тишина , относительная, конечно, и благодать…
Но Мот, кстати, ни капли не обиделся, что я от него свалил. Философски к этому отнесся, с пониманием.
Удивительно, мы же всё время с ним общались, всю мою учебу, но почему-то только в этот момент, прямо перед дипломом, я, глядя на его веселую морду, полностью осознаю, что у меня есть надёжный друг, крутой и классный чувак, на которого всегда можно положиться. А ведь это дорогого стоит. Почему-то раньше я не замечал этого, до хрена было всяких друзей и ещё больше знакомых. И где они теперь? Как только перестал лазить по тусовкам и платить, сразу все разбежались. А Мот здесь, рядом, и к нему как-то прилагается Краш, который неожиданно, тоже запыхаясь, прибегает меня поддержать.
— Глянь, Краш, какая красивая у меня Никитка! — стебется Мот, поправляя мою бабочку.
Я ему вворачиваю под дых, он успевает увернуться и тут же встает в боксёрскую стойку, весело гогоча.
Краш смотрит на нас, двух идиотов, и тоже скалится.
— Самсонов, а ты какого хера приперся? Здесь кормить не будут, — издевательски поддергиваю его я.
Но Крашу пофиг на мои подколки, он с любопытством осматривается вокруг:
— Никогда не был на сдаче дипломов химиков. Это мой первый раз. А первый раз самый незабываемый, — задумчиво изрекает он , и они с Мотом снова принимаются ржать, как два идиота, а я ловлю себя на том, что уже привык к дебильным шуткам, точнее недошуткам. И сам смеюсь, хотя нифига не смешно. Нервное, наверно. Все равно переживаю…
Они уходят, занимать места в зале, а я присоединяюсь к своим.
За время моего отсутствия у наших девчонок поубавляется пыла, на меня так уже активно не вешаются, как в марте-апреле. Весь институт прекрасно знает, что Кошелев сидит именно по моей вине. Тут нужно отметить, что именно по вине, то есть я виноват, что он сел. Я виноват, что он работал в подпольной лаборатории, что машина у него была полностью забита наркотой при поимке.
И обратный вариант: он сел благодаря мне.
Самое интересное, что смысл один и тот же.
Слухов по институту ходит великое множество, половину из них распускает Окс, все еще злая на меня за то, что бросил и не женился. А ведь обеща-а-ал… Когда и чего я ей обещал, непонятно, но выяснять не собираюсь, помня простое правило про говно, которое не надо трогать вообще, чтоб не воняло.
Вот и не трогаю. Она, тем более, свое получила, моя ( блять, не моя, не моя!) лаборанточка нехило ей подрихтовала лицо, говорят, пластика в бешеные бабки встала.
Мне похрен, но все вокруг считают меня виноватым в произошедшем.
Я пытаюсь анализировать, почему так, но потом понимаю, что это совершенно неблагодарная вещь.
После защиты планируем уехать в Питер, прямо на эти выходных… Несложно догадаться, с кем. Два щегла, сидящих в зале, радостно упали на хвост, хотя я их и не приглашал. Но попробуй отпинайся.
А у них своя логика: раз, дружище Кирсан, у тебя нет бабы, значит, будет два друга… После чего их опять сорвало на дикий ржач, а я не смог не присоединиться.
Дебилы, но такие прикольные.
Повезло мне. Хотя бы в этом.
Максим Викторович весь при параде, улыбается, довольный. В зал не смотрю, чтоб не отвлекаться.
Вступительное слово выучено наизусть, говорю громко и четко. И волнение куда-то уходит, растворяется. Беру указку, Максим Викторович включает экран, на сцене гасят свет. Это тоже часть моей работы: доступным языком объяснить таким, как Мот и Краш, которые совершенно случайно попали на сдачу моего диплома, химические процессы.
В целом, вроде, все получается неплохо. Материал идет плавно, заторов нет. Завершаю, зная, что сейчас будут выступать научный руководитель и затем рецензент, но уже по довольному лицу Максима Викторовича понимаю, что все успешно. Не лажанул, формулы правильно объяснил, суть тоже исследования тоже.
Свет опять включают, экран гаснет, и я, наконец, обвожу взглядом зал. Ищу в первую очередь этих двух клоунов, но неожиданно натыкаюсь на тех, кого тут быть не должно…
И застываю, не умея отвести взгляд…
Глава 39
Среди приглашенных сидит папа. Я его не ждал, на самом деле, не думал, что придет. У папы какие-то сложности на работе, он предупреждал, что может не успеть… Марта тоже осталась дома, мелкому с утра нездоровилось…
Но папа здесь, сидит, довольный и улыбающийся, а рядом с ним…
Охренительная брюнетка с огромными, чуть раскосыми светло-карими глазами. В ярком освещении они сверкают, словно два драгоценных камня нежного, орехового цвета. Подкрашены пухлые губы, прямая спина , нежная шея.
Не улыбается, смотрит так пристально, так внимательно, словно не верит, что видит меня.
Хотя это мне надо так себя вести! Мне!
Это я не могу оторвать от нее взгляд, говорить ничего не могу!
Словно в полуобмороке, наблюдаю, как встает Максим Викторович и принимается зачитывать отзыв на мою работу… Не слышу вообще, что он там говорит, слова все мимо! В легкой панике, где-то далеко, на краю сознания, зреет понимание, что ни на один вопрос не отвечу же… Вообще ни на один… Буду, как дурак, стоять и пялиться на нее…
После Максима Викторовича выступает профессор с нашей же кафедры, зачитывает свою рецензию…
А для меня все в тумане, только на нее смотрю. И она на меня.
Лаборанточка моя… Уже не лаборанточка… Шикарная такая стала… Глаз не оторвать же… Жадно изучаю ее лицо, ищу признаки волнения.
И нахожу! Мне кажется, что нахожу.
Румянец слишком неправильный, пятнами, и губы подкусывает… И сглатывает, и, кажется, что я отсюда, со сцены, могу отследить, как движется ее нежное горло…
Вот пальцы дергаются, чтоб поправить ворот у блузки. И грудь тяжело поднимается и опускается… Волнуешься, Инесса-Катя?
Мне тоже душно, растягиваю галстук, словно освобождаю горло от удавки.
И моргать боюсь. Вдруг, она пропадет? Нет, нельзя… Нельзя…
— Коллеги, вопросы есть? — словно в тумане, голос председателя комиссии.
Не надо вопросов! Я, блять, даже не пойму, на каком я свете, а вы про химию!
И в кои-то веки мне везет. В зале молчание, в комиссии тоже.
