Если бы не знал, то подумал бы, что Нэш Дженнингс ненавидит меня до глубины души.
Это единственное объяснение, которое я могу придумать для пыток, которым он меня подвергает. Быть с Шайен так близко, застрять с ней в моем грузовике и все это время знать, что я не могу получить ее.
Единственное, что еще хуже — это вообще ее не видеть.
Она машет на прощание миссис Андерсон, и я вытираю липкие руки о бедра, заставляя свой пульс замедлиться. Виню в своем учащенном сердцебиении миссис Андерсон. В ней нет ничего плохого, но женщины ее возраста, особенно уверенные в себе, напоминают о том времени в моей жизни, которое я предпочитаю забыть.
— Эй, извини, что это заняло так много времени. — Уголок рта Шай приподнимается в неуверенной улыбке, отчего мне хочется прижать кончики пальцев к губам и успокоить ее нервы. — У тебя… э-э… есть немного времени, чтобы мы могли поговорить?
— Нет. — Я не хочу слышать, как она говорит обо всех причинах, по которым все происходящее между нами не сработало, не хочу слышать, как она подтверждает, что я недостаточно хорош для нее. Я стою, прислонившись задницей к капоту грузовика, но меняю положение и сажусь на водительское сиденье.
Ее плечи опускаются, и она садится рядом со мной. Я завожу двигатель, надеясь, что она оставит это в покое, не заставит меня признаваться, как я несчастен, не видя ее, как сильно скучаю по ее дружбе, как часто мечтаю о ее губах.
Она поднимает колено и поворачивается лицом ко мне.
— Лукас, мне нужно тебе кое-что сказать, и я скажу это, пока ты ведешь машину, но думаю, что было бы лучше… безопаснее… если бы мы поехали куда-нибудь поговорить.
Мои руки крепче сжимают руль.
— Тебе не нужно ничего объяснять. Я понимаю.
Краем глаза я замечаю ее замешательство.
— Что значит, ты понимаешь?
— Не хочу, чтобы ты чувствовала себя со мной в опасности, Шайен, но не могу изменить того, кто я есть.
— Кто ты? — шепчет она.
— Я сплит. — Я не смотрю на нее, но чувствую, как ее глаза сверлят меня.
— Притормози.
— Не думаю, что это хорошая идея. — Чем скорее я уберусь от нее, тем больше у меня шансов не упасть к ее ногам, умоляя дать мне еще один шанс.
Ее теплая рука касается моих бицепсов, и мышцы вздрагивают в ответ.
— Пожалуйста.
— Не надо. Я не могу… — я облизываю губы, выдавливая из горла любое оправдание, которое могу найти. — Я не могу позволить себе никаких проблем. Ты же знаешь, что не могу. Даже парень в магазине кормов предупредил меня…
— Подожди. Кто? — в ее голосе слышится гнев, и мое и без того взвинченное эмоциональное состояние заставляет видеть пятна. — Что сказал Дастин?
— Это не имеет значения. — Мы останавливаемся на красный свет, и я бросаю взгляд на нее. — Думаю, нам лучше держаться подальше друг от друга.
Ее веки трепещут, и она качает головой.
— Нет, Лукас…
— Ты была права, что избегала меня. Как бы ни было больно отпускать тебя, видеть тебя и чувствовать себя таким далеким, я могу жить с такой пыткой. Даже рад этому, потому что знаю, что боль от того, что тебя нет рядом, означает, что ты в безопасности. — Загорается зеленый, и я вынужден отвести от нее взгляд.
— Мне жаль, что я избегала тебя, Лукас. Хочу поговорить с тобой о причинах, но сначала позволь мне кое-что прояснить. — Тепло ее руки ложится на мое бедро, и она наклоняется ближе. — Между Дастином и Гейджем есть кое-какая неприязнь. Ты ведь помнишь, я тебе об этом рассказывала, верно?
— Помню, ты рассказывала мне о баре. Не знал, что это был он. — Я вспоминаю его слова: «Немного поздновато для извинений, тебе не кажется?» — Теперь это имеет больше смысла.
— Дастин знает, что я чувствую к тебе.
— Что ты чувствуешь ко мне, Шай? — я практически задыхаюсь от собственной нервозности.
Она вздыхает, и я чувствую, что девушка смотрит на меня, но не могу встретиться с ней взглядом.
— Когда я с тобой, то чувствую больше, чем когда-либо за долгое время. Я боюсь, Лукас, потому что…
Я поворачиваюсь к ней, надеясь, что она закончит это предложение и покажет, что она так же волнуется за нас, как и я.
— Ты прав. Мне безопаснее без тебя. — Она прикусывает нижнюю губу, а затем шумно выдыхает. — Но мысль о жизни без тебя хуже, чем мои страхи.
Может ли это быть правдой? Может ли она чувствовать себя такой же потерянной, как я, когда мы не вместе?
У меня дрожат руки, и на всякий случай я останавливаюсь на старой дороге, ведущей к заброшенной мельнице. Глушу двигатель грузовика. Воздух в кабине сгущается между нами, и мой разум пытается разобраться в миллионе вопросов, которые роятся в голове.
— Что произошло? Что я такого сделал, что оттолкнуло тебя?
Она стонет.
— Ты ничего не сделал. Я… — ее пальцы вцепились в волосы. — Черт возьми, это так тяжело.
Ее молчание давит на воздух в грузовике, и я испытываю искушение открыть дверь, высунуть голову и вдохнуть столь необходимый кислород.
— Я видела твои документы в офисе отца, Лукас, — шепчет она.
Мой позвоночник напрягается, и я смотрю в никуда перед собой.
— Твоя фамилия. Я уже слышала эту фамилию раньше. — Как будто каждая молекула воздуха между нами раздувается, а пространство искрит от напряжения. — Мензано. Я знаю о тебе все, Лукас, — шепчет она.
Нет. Она не может знать; она возненавидит меня, если узнает.
— Я знаю о резне Мензано.
Задерживаю дыхание, молясь, чтобы мне померещились эти слова, ее признание о том, что она знает о совершенном мной.
— Лукас?
Мое горло сжимается, а голова кружится.
Она знает…
Но знает только то, что сообщают в новостях, подробности, обнародованные по моему делу, но до сих пор никто не знает правды.
Даже я.
— Лукас, пожалуйста, поговори со мной.
Тепло ее руки касается моего предплечья, и я отшатываюсь, пытаясь раствориться в двери. Мои руки дрожат, когда видения разыгрываются перед моими глазами, как дурной сон.
Неразбериха, кровь, панические голоса повсюду.
— Ты дрожишь…
Узнав, что моя мать мертва.
— … пугаешь меня, Лукас…
Мои братья.
— … дыши!
Моя младшая сестра.
— Лукас! Дыши!
Шайен, мой единственный друг, единственная женщина, о которой я когда-либо заботился, знает, чем я болен. Однажды она доверяется мне; даже зная о Гейдже, она принимает меня. Но она ни за что не поверит в меня сейчас, зная, кто я, на что способен.
— Лукас, пожалуйста!
— Думаю… Я убил их.
Глава 27
Шайен
Я быстро втягиваю воздух, слыша признание Лукаса.
Он сделал это. Убил свою семью.
Все, что я читаю в интернете, говорит о том, что после решения присяжных и повторного рассмотрения дело было прекращено из-за недостаточности доказательств. На орудии убийства были обнаружены отпечатки пальцев всей семьи. Угол входных огнестрельных ранений был сомнительным, и в конце концов, после того, как Лукас провел в тюрьме для несовершеннолетних почти три года, было установлено, что это массовое самоубийство, и он был освобожден. Вокруг этого дела разгораются споры из-за Алексис, самой молодой жертвы. Казалось маловероятным, что семилетний ребенок добровольно покончит с собой, но ничего нельзя доказать без свидетельских показаний.
Что бы ни сказал Лукас, он ни за что не способен на убийство.
Но Гейдж, полагаю, ради защиты Лукаса убил бы.
Сейчас я изучаю этого мужчину, так отличающегося от мальчика с фотографий в интернете, и все же в чем-то похожего на него. Он прижат к двери, глаза устремлены в окно. Я не вижу хладнокровного убийцу, а замечаю разбитую душу, которая собирается воедино и, несмотря на жестокое обращение, не проявляет ничего, кроме сострадания и самоотверженности, отложив свои собственные желания в сторону, оставаясь в стороне, чтобы обеспечить мою защиту.
Поэтому я рискну безопасностью, чтобы дать ему то, что ему нужно.
