день, когда пришла в офис и устроила мне скандал. Ей просто не нужен такой родственничек, которым она не может управлять.
— Я знаю, Дамир, — громко вздыхаю. — Но ничего не могу поделать. Я пойду, а то она начнёт меня искать. — Хочу отстраниться, но Дамир ещё крепче прижимает меня к себе.
— Не уходи, — просит он, и с мольбой смотрит на меня. — Муха её отвлечёт.
— Ты знаешь его? — восклицаю я в полной неожиданности.
— Да, он двоюродный брат Самира.
— Но как? — Теперь только доходит, что появление этого мужчины в нашем купе не случайно. — Зачем? Что ты наделал? Если Аселька узнает, что это постановка, то ты из врага номер один превратишься в цель номер один. Как ты этого не понимаешь?
— Не узнает, и это не постановка. Я просто помог двум несчастным встретиться. Как всё будет дальше развиваться, зависит от них самих. Знакомство с Асель — добровольное желание Мухтара. Я ему ничего не платил и ничего не обещал. Только купил билеты на самолет тем двоим, которые должны были ехать вместе с вами, а его посадил вместо них. Он действительно хочет попробовать. Мухтар никогда не был женат, всё никак не мог выйти из-под опеки своей властной маман. Я хорошо знаю тетю Анар, и поверь мне, твоя Асель по сравнению с ней — просто божий одуванчик. Сейчас его мать жалеет, что не дала сыну устроить личную жизнь, и хочет при жизни успеть передать его в крепкие и надёжные руки. А крепче и надежнее, чем у Асель, я ещё не видел, — усмехается он.
— И ты решил заменить меня им? — смеюсь я.
— Нет, — мотает головой и вдыхает мой запах. — Ты незаменима, — целует грудь, оставляя ещё один засос. — Там вся родня молится, чтобы у них всё получилось. Самир звонит мне каждый час, пытаясь поймать меня на каждой станции, где есть связь.
— Ты помирился с Самиром? — удивляюсь я.
— Да, взял пример с тебя — прощать старые обиды. Видишь, я тебе всё рассказываю, ничего не скрываю. Самир сам пришёл ко мне, мы посидели, выпили немного, я рассказал ему про Асель, а он мне про Муху. Я ведь думал, что Муха давно женат. Он добрый, хороший мужик. Детским врачом работает в городской больнице. Сам как ребёнок. Слишком мягкий. Вот и пришла идея показать ему Асельку. Сидели в машине, полдня караулили, пока она из подъезда не вышла. Он её увидел и сразу сказал: “Баба огонь, беру!” — Дамир иронично повёл бровью, и теперь не ясно, он шутит или говорит правду. — Как они там? Контакт наладили?
— Вначале сцепились, думала, она его на третью полку для багажа закинет за отказ ехать на второй. Но потом, смотрю, нашли общий язык. Слопала все его голубцы и баурсаки.
— Серьёзно? Это хорошо. Я их сам начинкой заправлял. Транквилизатор туда напихал. Теперь будет дрыхнуть как убитая, а утром проснётся, как после пьянки, с головной болью и ничего не помня, тут Муха ей и напомнит, что она всю ночь его домогалась, а потом всё-таки изнасиловала. Потребует жениться на нём, то есть замуж выйти. Маман своей пригрозит. А та спец по укрощению бешеных горилл. Блять, всё отдал бы, чтобы увидеть этот момент, — хитро лыбится. — Да шучу я! — заливается смехом, увидев, как выкатываются мои охреневшие глаза.
— Дамир! — обиженно бью его в грудь.
— И что я раньше не додумался до этого?! Как думаешь, транквилизаторы продаются на станциях?
— Да, конечно!
— Дин, переезжай ко мне. Хочешь, сыграем нормальную свадьбу? Аселька подуется и успокоится. Ей вообще не до тебя будет.
— Хорошо, но только не торопи меня. Я всё равно добьюсь ее благословения.
— А ночью придешь ко мне?
— Приду, — обещаю уверенно. — Сегодня у тебя будет полёт без парашюта, — хитро улыбаюсь.
— Это как? — не понимает он, но по его довольной улыбке вижу, что предвкушает что-то интересное.
— Увидишь! — загадочно подмигиваю ему. — Кажется, у меня начинается цистит. Буду всю ночь бегать в туалет.
— И диарея тогда, — подает идею.
— И диарея, — повторяю и сама впиваюсь в его губы, душу в своих объятиях. Не за что не откажусь от него. Даже если меня объявят врагом народа и приговорят к казни.
Длинная молитва, прочитанная мелодичным и приятным голосом дяди Мухтара, пробирает душу, заставляя думать о вечном. Слезы катятся, а всхлипы Асель говорят, что ей больнее, чем мне. У нее ведь больше воспоминаний. А я практически не помню маму, но всё же чувствую себя самой несчастной.
— Марусь, — Аселька горьким взглядом посмотрела на каменную плиту. — Что мне делать? Дочка твоя страдает. Думает, я не вижу её слезы, не замечаю, как она убивается, считает, что я счастья её лишить хочу, — разговаривает с ней, словно меня нет рядом. — А я боюсь. Боюсь, что муженек её окажется таким же, как твой. Самодуром. Анвар ведь тоже подвиги совершал ради тебя. Любил до безумия… так любил, что убил, — громко высмаркивается в платочек и стряхивает слезы со щек. — Не знаю, как ты, но я устала смотреть, как она угасает. Прости меня! — проводит рукой по надписи на плите и встает.
— Мух, че, поедем? — подходит к нему и обнимает.
Аселя безмерно благодарна дяде Мухтару за то, что он нашел внедорожник и сам лично привез нас в такую глушь, к которой даже нет нормальной дороги. Я-то знаю, что за всем этим стоит Дамир, но делаю вид, что ни сном, ни духом.
Эти несчастные 150 километров от города до поселка, возле которого похоронена моя мама, по бездорожью мы добирались больше трех часов.
Сам поселок полностью эвакуирован из-за угрозы паводков. На блок-посту нас еле выпустили на дорогу, ведущую к нему, и то только потому, что Аселька подняла такой ор, что у местного патруля начался нервный тик.
Непонятно, в какое время года лучше приезжать сюда. Зимой можно попасть в буран и просто-напросто заблудиться. Летом — невыносимая жара, а Аселя её тяжело переносит. Весной и осенью, если пройдет дождь, то всё — можно навечно погрязнуть в трясине. Каждый раз, когда приезжаем сюда, она ругает государство за то, что выкачивает нефть с этих мест и не может проложить дороги, а также отца за то, что тот похоронил свою дочь в такой непроходимой глуши, в которой когда-то родился и жил. Причём сам дед и бабушка похоронены на городском кладбище, хотя он велел Асельке везти его после смерти сюда. Пригрозил приходить во сне, если она его ослушается.
