Полночь.
Грейс села в постели и услышала слабый стук. Босиком подбежала к двери и посмотрела в глазок.
Темные растрепанные волосы. Под глазами темные круги. Больничный костюм…
Грейс дрожащими руками открыла дверь. На пороге стоял едва живой доктор Джош Скотт.
Шоколадка во рту стоит двух, лежащих на тарелке.
Джош твердил себе, что немедленно идет спать. Ему необходим сон. Но тело словно находилось под высоким напряжением, и все благие намерения закончились тем, что он очутился в гостевом доме.
Грейс ответила на стук. Лицо раскраснелось со сна, волосы спутаны. Одета в коротенький топ и такие же трусики.
Глаз невозможно отвести.
– Андерсон? – сочувственно спросила она, нахмурившись.
Он не хотел говорить об Андерсоне. Хотел подмять под себя голую Грейс, слушать, как она выкрикивает его имя. Но если и был способ сказать это без опаски показаться полным кретином, мозг напрочь отказывался его искать.
– Голова раскалывается, и ребра чертовски болят, но с ним все обойдется.
– Вот и в Фейсбуке так говорится. А ты? Должно быть, с ног валишься. Заходи. И раздевайся. Моя постель еще теплая.
Он поднял голову и глянул в ее милые голубые глаза.
– Там кто-то есть?
– Нет.
– Там кто-то должен быть?
– Нет.
– Собираешься устроить пожар с нагревателем и тостером? А вдруг кто-то заглянет к тебе и попросит посчитать его деньги?
– Нет.
Она закусила губу, чтобы скрыть улыбку. Чувственная ведьма!
– Почему? У тебя непристойные намерения? – спросила она с тихой надеждой, отчего в нем боролись вожделение и смех.
Он шагнул вперед и наткнулся на нее.
– Да. У меня непристойные намерения. Целая куча. Тебе следовало бы бежать подальше от меня. В горы.
Она продолжала стоять, в молчании гладя его грудь и обнимая за шею…
Джош не помнил, сделал ли какое-то движение. Но она неожиданно оказалась прижатой к стене. Его руки крепко сжимают ее, ее ноги обхватили его талию.
– Чертово гребаное место может хоть обрушиться, – сказал он ей в губы, – но мы не остановимся.
– Покажи мне, – потребовала она.
Грейс не думала бросать ему вызов. Но Джош, похоже, понял ее слова именно так. Он поднял голову и потянулся, чтобы задвинуть засов.
– Телефон?
– На стойке.
Все еще держа ее, он схватил телефон и сунул в холодильник.
– Твой? – спросила она.
– Сдох в океане. Снова.
– А если ты кому-то понадобишься?
– Пусть весь мир идет ко всем чертям, – ответил он восхитительно грубым голосом.
Она сжала ладонями его лицо и медленно улыбнулась.
– А как насчет меня?
Его глаза потемнели. Он оттеснил ее к кровати и уложил на матрас.
– Скажи, что у тебя все еще есть презервативы.
Она встала на четвереньки и поползла к тумбочке. Он застонал, заставив ее понять, в каком виде она предстала перед ним. Решив сыграть на этом, она вильнула бедрами и была вознаграждена хриплым рычанием. Грейс рывком открыла ящик и показала целую коробку презервативов.
– Хорошее начало, – одобрил он, становясь коленом на кровать. Она не успела оглянуться, как он схватил ее за ногу и дернул.
Она уткнулась лицом в матрас, смеясь, когда он притянул ее к себе и перевернул. Ее топ слегка приподнялся. Он жадно смотрел на нее, обжигая взглядом каждый дюйм кожи. Его стон был тихим и властным, и все в ней затрепетало.
– Твоя рубашка…
Она хотела, чтобы рубашка исчезла, по возможности еще вчера.
Он нетерпеливо сорвал ее и швырнул куда-то за спину.
О, вот это уже лучше.
Она пожирала взглядом его широкую, скульптурно вылепленную грудь, чувствуя, как становится влажной при виде всех этих мышц, перекатывавшихся под кожей.
Гораздо лучше.
Словно прочитав ее мысли, он чуть приподнял уголки губ, послав еще больше жара по ее телу, потому что она точно знала, какое волшебство могут творить его губы, в какие чудесные места он может ее унести. Под его ласками она ощущала себя красавицей. Опасной и сексуальной. Как будто она особенная. Под его взглядом рассеивались все сомнения, возвращалась уверенность в себе.
Родители дали ей образование, сделали все, чтобы расширить горизонты. Но Джош дал ей что-то новое.
Заставил ее чувствовать.
Мягкая ткань топа тут же поддалась, когда он поднял ее над его головой и послал куда-то в направлении сброшенной рубашки.
– Мм-м, – пробормотал он, нагибаясь, чтобы поцеловать ее грудь, и цепляя пальцами резинку трусов. Они последовали за всей одеждой.
– Иисусе, ты прекрасна, – прошептал он, гладя ее ногу. – И влажная.
С каждым касанием он раздвигал ее ноги чуть шире, заставляя стонать и нетерпеливо ерзать. Но сам продолжал терзать и мучить ее, доводя почти до безумия.
– Пожалуйста, – выдохнула она наконец.
– После того как ты кончишь.
– Но…
– Шш-ш…
Он встал на колени возле кровати, подтянул на край и припал к ней губами. Первое прикосновение языка заставило сердце едва не выскакивать из груди.
– Ты… ты только что заткнул мне рот? – едва выговорила она.
Он чуть отстранился, настолько, чтобы подуть на разгоряченное ядрышко женственности, отчего она снова задрожала и часто задышала.
– Есть кодекс. Мужской кодекс, – сообщил он.
Но вместо ответа она гортанно застонала, потому что его язык снова ласкал ее.
– Мужской кодекс гласит, что ты должна быть первой, – пояснил он.
Она открыла рот, чтобы сказать что-то. Неизвестно что. Но из горла вырвался тихий отчаянный крик, и он очень осторожно сомкнул зубы на маленьком бугорке.
А потом не так осторожно.
Еще мгновение, и она едва не выпрыгнула из кожи.
– Как тебе это удается?
– Я знаю твое тело.
Он снова лег на постель, лаская Грейс, поднимаясь все выше, обвивая ее ногами свои бедра.
– Я люблю твое тело.
А она любила его тело.
– Надеюсь, мужской кодекс говорит, что уже пора.
Он улыбнулся, сжав ее попку.
– Пора, – прошептал он, зарывшись руками в ее волосы, и стал целовать влажный висок, щеку и губы, пока она вздрагивала в последних конвульсиях. Потом потерся о нее, вызывая вздохи удовольствия.
– Грейс, – прошептал он, теребя зубами ее нижнюю губу. И когда она открыла глаза, поцеловал крепче. Внизу живота Грейс загорелся огонь, и она стала снова подниматься к пику. Обняла его, охваченная совершенно иррациональным желанием никогда не отпускать. Конечно, это вряд ли можно назвать развлечением. Но тут он скользнул в нее одним движением, и она уже не могла ни о чем думать. И только просила большего. Он стал двигаться, медленно и размеренно, и она приспособилась к его ритму, теперь уже быстрому и жесткому, выдыхая его имя, отдаваясь безраздельно, гадая, чувствует ли он то же, что и она.
