И тут случилось то, что бывает не так уж редко. Когда молнию не открывают, а дергают из стороны в сторону. Нехитрый механизм попросту «зажевал» ткань брюк, и его намертво заклинило.
— За все надо платить! — Он тяжело дышал, но молния не поддавалась. — За одну только рекламу своей фирме, которую я позволил тебе проворковать, твоя фирма заплатила бы телевидению не одну тысячу баксов. Что за чертова молния!
И тут Маргарита сделала вид, будто пытается ему помочь, а сама подобрала ноги и ударила его ими.
Игнат откинулся на пол и упал. Что-то он зацепил, падая, и оно металлически загромыхало, а Маргарита, освободившись, выскочила наружу.
Как хорошо, что пиджак от костюма намного перекрывал по длине пояс брюк, так что со стороны не было видно, что у нее неполадки с застежкой.
Маргарита наскоро умылась в туалете, привела насколько можно себя в порядок и вернулась в зал как ни в чем не бывало.
— Рита, а где твой красавец ухажер? — спросила ее соседка по столу.
— Он уезжает сегодня в командировку. На Дальний Восток. Будет снимать там очередную свою передачу.
Зачем Игнату ехать на этот самый Восток, она бы не смогла и ответить, но была уверена, что в зал он не посмеет вернуться.
Она оказалась права.
Правда, до конца вечера сидеть она не стала. Потому что справедливо полагала, уж если Игнат не сумел открыть молнию, у нее это тем более не получится. А после употребления горячительных и безалкогольных напитков ее таки очень захочется расстегнуть.
Маргарита вернулась в гостиницу на метро — у нее оставалось еще право на две поездки, и там дежурная по этажу с помощью маникюрных ножниц освободила молнию, а заодно и Маргариту от брюк.
Максим увидел на экране Маргариту и обомлел. Эта молодая красавица была похожа на кого угодно, только не на ту милую, простую женщину, какой он увидел ее впервые.
Экранная Маргарита напоминала не Жемчужину, а какую-то голливудскую диву. Она вела себе перед камерой чересчур правильно и выглядела чересчур правильно. Может, и вправду решила остаться в Москве, потому и приобрела себе новый имидж.
В конце концов Максим не выдержал. По экрану время от времени бегущей строкой показывали телефоны студии, и он набрал один из них. Шел прямой эфир. И он сказал, конечно, оператору, а не самой Маргарите:
— Маргарита Петровна, это звонит вам Максим Бобров, ваш земляк. У нас в городе прошел слух, будто вы собираетесь остаться в Москве. Правда ли это?
Голос его в студии прозвучал не сразу. Она еще отвечала на вопросы ведущего. Некоего Игната Лисовского. Он улыбался ей, задавал вопросы, а когда Маргарита говорила, по мнению Максима, глупо кивал. И наконец проговорил:
— К нам в студию дозвонился телезритель из вашего родного города. Он хочет задать вам вопрос. Говорите…
Максим услышал свой собственный голос, и тут же на его глазах Маргарита преобразилась. Она разулыбалась и, глядя в камеру, показалось, прямо ему в глаза, сказала:
— Максим! Это звонит Максим.
Нет, она еще что-то сказала, он услышал будто частью сознания, что она приедет и билет уже купила…
— Да, именно так он представился, — кивнул этот Лисовский, словно не зная, что и говорить.
А Маргарита словно нарочно для него уточнила:
— Я вылетаю через пять дней.
Он был счастлив, как никогда в жизни. Она возвращается! Теперь надо было узнать, каким рейсом? Людмила, конечно, не скажет — что за злопамятная баба!
Он еле дождался, когда на следующий день вернется из леса Димка, и затащил его в кабинет, хотя тот отбивался, что ему там нечего делать.
— Мы с тобой обо всем поговорили, Бобров! Дай поспать. И проследи, чтобы липу сложили в левом углу, а то прошлый раз пришлось доставать ее из-под самого низа…
— Может быть, у меня к тебе личная просьба.
— Валяй!
— Узнай у своей супруги номер рейса, которым прилетает Маргарита.
— Уже приезжает?
— Не сегодня, через четыре дня.
— Она мне не скажет.
— А ты прояви хитрость. Спроси, например, собирается ли она встречать любимую подругу… Не мне тебя учить.
Однако ничего с его затеей не вышло. Вечером позвонил разозленный Димка. Сказал извиняющимся тоном:
— Молчит, зараза. Говорит, не знаю, когда приедет, и знать не хочу! Поссорились они с Риткой, что ли? Поверь, старик, я сделал все, что мог!
Тогда Максим стал звонить на квартиру к Маргарите. А вдруг ему удастся застать ее брата? Не может же он допустить, чтобы цветы у сестры завяли.
Ответили ему аж на третий день, когда Максим уже стал терять надежду.
— Слава, это Максим.
— Ну, здравствуй!
— Вы не могли бы мне сказать номер рейса, которым Рита приезжает?
— Мог бы, вот только надо ли? Если она не хочет тебя видеть, мне здорово достанется.
— Но я же не в дом к ней собираюсь. Аэропорт большой.
— Ладно, скажу. Запишешь или так запомнишь?
— Запомню.
Слава назвал номер рейса, но на прощание съязвил:
— Может, мне уже с тебя деньги брать за информацию?
— Берите, я не возражаю.
— Опасно, — шутливо вздохнул тот. — Вдруг ты в мои родственники прорвешься, будет себе дороже…
Эти четыре дня Максим прожил как в тумане. Куда-то ездил, что-то подписывал. То есть наверняка он ничего ненужного не подписал, слишком крепко сидела в нем забота о своем производстве. Но старался занять себя побольше, вспоминал о делах, когда-то отложенных, домой приходил поздно и до двух-трех часов ночи читал, время от времени уносясь мыслями куда-то.
Димка удивился его напору:
— Ты посмотри, даже с будущим родственником успел познакомиться! А моя-то думает, будто только она информацией владеет. Нет, все-таки добро в конце концов побеждает зло.
— И кто это говорит? — удивился Максим. — Чистый прагматик, которому чужды такие слабости, как сентиментальность. Помнится, в анекдоте говорила одна старушка: «Такой большой, а в сказки веришь!»
— С кем поведешься! — вздохнул Димка и помрачнел. — Послушай, неужели брак — непременно тоска и безысходность?
— Ну у тебя и переходы!
— Душно, няня!
— Может, пойдем выпьем?
— Макс! Ты ли это? «А не поехать лучше к „Яру“, разогнать шампанским кровь!» — пропел он.
— Правда, у нас с деньгами напряг, — тут же несколько отступил назад Максим.
— Эх, пропадай моя телега, я банкую! — крякнул Димка, и они отвязались.
То есть напились.
Домой, понятное дело, возвращались на такси, а к себе в комнату Максим пробирался на цыпочках, ухитрившись, однако, смести с полки в прихожей газеты и журналы, а в гостиной едва не разбив горшок с цветами, который удачно упал на палас. Только земля просыпалась.